Среди факиров - Луи Буссенар

Патрик и Мэри, не имея другого убежища, провели ночь под священным бананом, или смоковницей.

В теории нам кажется очень приятно спать на чистом воздухе, когда нас защищает непроницаемый покров зелени. На практике же это нечто весьма неудобное, утомительное и даже тяжелое.

Разбитые от волнения и усталости дети заснули было крепким, тяжелым сном, под охраной Боба, своей доброй собаки. Около полуночи они проснулись, так как устали лежать на жесткой, неровной земле. Их охватил смутный страх, они чувствовали себя одинокими среди этой дикой природы. Вдали раздавались крики шакалов, свист и стон ночных птиц, шелест ночных бабочек, хлопанье крыльев при полете летучих мышей, трещанье насекомых, шорох пресмыкающихся; все это смешивалось, усиливаясь в ночной тишине, и звучало в их ушах, как дикая и страшная симфония. Кроме всего этого, густая темнота приковывала их к месту и не позволяла рассеять движениями все эти страхи, над которыми они посмеялись бы при свете дня… Они не могли пошевелиться из страха наступить на одного из отвратительных животных, которые, как они знали, ползали совсем близко около них. Боб время от времени глухо ворчал, шевелился, потом опять ложился около них, повизгивая и ласкаясь. Наконец горизонт зарумянился горячими лучами, от которых заблестели обрызганные росой листья. Дети вздохнули с облегчением. Они сразу почувствовали голод, который особенно давал себя знать после вчерашнего скудного обеда. Вполне естественно, что они вспомнили о цветах Bassia, которыми вчера насытились. Отправившись на место вчерашнего обеда, где пышный ковер осыпавшихся цветов покрывал еще землю, они поели с жадностью. Теперь они на опыте почувствовали, как жестоки мучения несчастных голодающих, столь многочисленных в плодородной и богатой Индии. Как и вчера, они выпили воды из чашечек, сорванных с растения Nepenthes; при других обстоятельствах они, пожалуй, даже развеселились бы после своего умеренного обеда, который заменял им душистый чай, розовые ломтики ростбифа и сочные бараньи котлеты. Но они вспомнили про свою бедную мать, которую они больше не увидят, про отца, который переносил все трудности войны, и их глаза наполнились слезами. Они долго плакали, опершись друг на друга, оба убитые горем, не смея думать о будущем, о завтрашнем дне, который казался им полным мрачного отчаяния.

Наконец, Патрик сделал над собой усилие, вытер глаза и сказал сестре твердым голосом:

— Надо принять решение.

— Да, — ответила молодая девушка, — но что же нам делать?

— Мы уже говорили об этом вчера: надо ехать в Пешавар, на войну, к папе.

— А это далеко?

— Очень далеко… на северо-западе… 1400 миль от Калькутты.

— Туда есть железная дорога… три дня и три ночи езды…

— О, гораздо больше! Здешние поезда идут очень медленно.

— Время это ничего, нам нужны деньги.

— Правда! А денег-то у нас нет!

— Так как же быть?

— Я не знаю.

— Вчера и сегодня мы жили, как нищие.

— Нельзя ли нам ехать по дешевым билетам, которые дают бедным, чтоб они могли уехать в страну, где нет голода?

— А ничего, что мы поедем с этими людьми?

— Это мне приятнее, чем просить милостыню.

— И мне тоже!

Рассуждая таким образом, они подошли к обгоревшим развалинам дома, к остаткам того гнездышка, где протекло их детство. Они печально смотрели на эти развалины, производившие грустное впечатление могилы, и искали глазами, не осталось ли здесь какого-нибудь сувенира, какой-нибудь безделицы. Вдруг Мэри вскрикнула: она увидела в куче пепла, среди камней и железа, что-то блестящее.

— Смотри, Патрик, видишь, там что-то блестит.

— Правда!

Мальчик храбро полез по расшатанным стенам, оперся ногой о какой-то почерневший от огня камень, взобрался на обуглившееся бревно, соскочил в пепел, погрузившись в него до щиколотки, и закричал от радости. Мэри не ошиблась, это было золото, вероятно, какая-нибудь полурасплавленная золотая вещь, потерявшая свой вид, но сохранившая ценность благородного металла. Патрик схватил его, поднял с торжествующим видом над головой и воскликнул:

— Мэри, милая сестрица, мы продадим это золото и на эти деньги купим билеты.

— Да, мой дорогой, ты прав, поедем скорее. Я не могу здесь оставаться, это слишком ужасно, здесь все разрывает мне сердце.

Мальчик положил дорогую вещицу в карман, и оба отправились в Калькутту, в сопровождении верной собаки.

Выходя из парка, они встретили несчастных индусов, которые, сами того не зная, научили их, какое чудесное свойство имеет растение Bassia.

И те тоже шли к своим скромным и скудным запасам, чтоб пообедать, чем Бог послал. Они сказали несколько слов приветствия молодым англичанам, а дети приветливо улыбнулись им, как старым знакомым. Мэри приласкала бедных маленьких дикарей, так сильно исхудавших, похлопала их по щечкам, погладила по черным волосам и сказала им несколько нежных слов сострадания. Потом с золотой вещицей в кармане они быстро пошли по дороге, идущей по берегу Хугли. Достигнув европейской части города, они поискали и вскоре нашли контору, где меняют деньги, но не смели войти, не зная, что сказать, если у них спросят, откуда они взяли это золото. Они долго колебались, стараясь придумать, что сказать. Наконец, Мэри, как более смелая, приняла решение. Она быстро повернула ручку двери и увидела перед собой гебра в очках, который считал банковые билеты и время от времени прекращал это занятие, чтоб занести числа в большой список.

— Милостивый государь, — сказала она дрожащим голосом, вся покраснев, — будьте так добры оценить это золото и, если найдете возможным, купить его.

В ее манере было столько грации, в голосе столько мольбы и в то же время столько достоинства, что негоциант и не подумал спросить, откуда у нее эта драгоценность. Он поклонился, посмотрел на золото, провел им по большому темному камню, смочил след кислотой, которую он налил туда из стеклянной баночки, и объявил, что это чистое золото. Потом он положил его на чашечку маленьких монетных весов, взвесил, затем сказал:

— Это стоит тридцать пять рупий, сударыня, то есть 57 франков 75 сантимов на французские деньги.

Удивленная Мэри готова была воскликнуть:

— Так много! О, как я рада!

Однако самолюбие и рассудительность заставили ее удержать это наивное и неосторожное восклицание.

Купец отсчитал эту сумму, отдал ей, поклонился и снова принялся за свое занятие.

Очутившись на улице, брат и сестра почувствовали себя уже совсем иначе, чем прежде. У них вдруг появилась уверенность в себе при мысли, что этой небольшой суммы хватит им, наверное, на путешествие до Пешавара. Они окончательно задались целью поскорей уехать. Пребывание в Калькутте было слишком тягостно. Они спросили у туземца-полисмена, где центральная станция. Тот сильно удивился, видя, что они идут пешком, но указал.