Среди факиров - Луи Буссенар

Она увидела на ковре своего мужа, лежащего навзничь с распростертыми руками, глаза его были налиты кровью, рот искривился от ужасной предсмертной судороги; он не подавал никаких признаков жизни. Вокруг его шеи был закручен, как веревка, черный шелковый платок, зловещее орудие «душителей». У нее захватило дыхание, она протянула руки, зашаталась и, как пораженная громом, упала на труп мужа.

Ее крик был услышан в зале, на сцене; зрители испугались, актеры перестали играть. Началась паника. Все бросились к ложе: полицейские, зрители, пожарные, все служащие. Шум и людской говор заглушали голоса актеров. Доктор протиснулся сквозь тесные ряды пораженных ужасом людей. Он разрезал черную ткань и открыл шею, на которой отпечаталась лиловая полоса, пощупал пульс, выслушал сердце. Он попробовал пустить кровь, но ее не вышло ни капли. Затем он попытался сделать искусственное дыхание. Ничего не помогало. Судья Нортон был мертв. В деревянной стене над его головой торчал кинжал с изогнутым лезвием, заостренным концом, все той же неизменной формы. Да, неизменной, так же, как и род мучения, избранный для жертвы, как дикая надпись, выдающая убийцу. Острием кинжала в третий раз была проткнута бумага, на которой были написаны слова, заставлявшие дрожать самых смелых: «Осужден браминами. Казнен мною, Бераром».

Среди ужасного смятения из «общества помощи» принесли двое носилок. На одни положили труп мужа, на другие несчастную женщину, которая теперь издавала какие-то неясные и несвязные звуки, как делают помешанные. Таким образом людям с носилками пришлось протесниться сквозь толпу зрителей, которые покидали прерванное представление, и несчастных отнесли в их жилище.

Слух о третьем преступлении распространился в городе с той быстротой, с какой распространяются плохие вести. Все обсуждали это событие, а репортеры писали, разузнавали, бегали, переговаривались по телефону с лихорадочной поспешностью.

Но это было еще не все. Это ужасное тайное общество, которое судило и осуждало высших сановников империи, теперь официально выразило свою волю, официально отдало свои приказания, и в каких выражениях!

В течение этого вечера пятьсот калькуттских сановников получили у себя дома письма, которые привели их в ужас.

Тайный комитет адресовал свое послание самым известным лицам военной, административной и судебной аристократии, кроме того, самым известным и самым богатым торговцам, финансистам и промышленникам.

Вот это страшное, просто и кратко выраженное послание:

«Мы, выборные Пяти Каст, сговорившись между собою, объявляем, что капитан Пеннилес невиновен. Он не знаком ни с браминами, ни с факирами, ни с кем бы то ни было из верных.

Мы клянемся в этом нашей кровью!

Мы потребовали его освобождения во имя высшей справедливости. Нам в этом отказали. Мы без жалости погубили тех, кто был виновен в этой несправедливости.

Как бы там ни было, он будет свободен, потому что мы этого хотим.

Но жизнь капитана Пеннилеса может оказаться в опасности, потому что судьи захотят уничтожить столь опасного узника. Мы требуем, чтоб он остался жив, и он будет жив!

Ваша жизнь — так как мы считаем вас заложником — служит ручательством за его жизнь. Если он погибнет, погибнете и вы. Если мы осудим и казним вас, ничто вас не спасет. Ваши жилища, магазины, фабрики, доки, верфи будут уничтожены.

Наконец, после всего этого в городе начнет свирепствовать чума.

Страшитесь и повинуйтесь!»

На каждом из этих писем вместо печати были изображены три красные открытые руки, расположенные треугольником около цветка лотоса.

При чтении этого ультиматума всеми, получившими послание, овладел невыразимый страх. Этот комитет Пяти Каст уже доказал, что он не боится иметь дело с сильными мира сего, что он располагает могущественными средствами и не остановится ни перед чем.

Тогда эти заложники, удрученные мыслью об угрозе, висевшей над их головой, как Дамоклов меч, стали все думать только об одном… о капитане Пеннилесе! Об этом оригинальном, богатом американце, за которого все они теперь дрожали не меньше, чем за самих себя.

Все начали совещаться, телеграфировали вице-королю, который спокойно проводил время в своем прекрасном дворце в Симе, стали подавать прошения, даже предложили за капитана выкуп, который достиг огромной цифры — миллиона фунтов стерлингов. О, как здоровье арестанта сделалось теперь дорого для всех этих пресыщенных людей, погруженных в роскошь и эгоизм и внезапно вырванных из этого спокойного состояния! Теперь боялись не только его казни без суда, таинственного исчезновения, но боялись насморка или нарыва! Еще бы! Он теперь воплощал в себе их спокойствие, беззаботную жизнь!.. Одним словом, эти люди старались добиться, чтоб их освободили от этого опасного и неудобного гостя. Пусть его скорей отпустят из тюрьмы, посадят на яхту и отправят на все четыре стороны, запретив ему, вдобавок, возвращаться в Индию! Пусть скорей прекратят этот кошмар.

Но тот, кто хоть на минуту предположил бы, что английское правительство испугается такого пустяка, сильно ошибся бы! Конституция гласит, что закон должен исполняться, и правительство во что бы то ни стало велит исполнять закон.

Господа заложники, как бы справедливы и настойчивы ни были их требования, были встречены холодным отказом. Не приняли даже их выкупа. Им только посоветовали остерегаться, сказали, что правительство, во всяком случае, будет заботиться об их безопасности… По этой причине вице-король телеграммой объявил провинцию в осадном положении.

«Но заключенный! Заключенный! Скажите, по крайней мере, не нуждается ли он в чем-либо… скажите, что вы ручаетесь за его здоровье, что его жизнь не подвергается никакой опасности»…

— Успокойтесь! Капитан Пеннилес ест, пьет, спит на славу. К нему каждый день будут приходить два доктора, пока не окончится следствие.

Эти обещания никого не успокоили. Поднялся ужасный переполох; ценные вещи обращали в деньги, писали завещания, укладывались и приготовлялись к немедленному бегству.

Через два дня калькуттские газеты объявили зловещую новость: «Капитан Пеннилес найден мертвым в своем тюремном помещении».

ГЛАВА IX

Печальная ночь, печальный обед. — Проекты. — Находка. — Золото. Сломанная золотая вещица. — Удача. — На железной дороге. — Два места. — Унижение. — Бедность и чувство собственного достоинства. — Место бедствия. — Вместе с жертвами голода. — Милостыня. — Слезы гнева и стыда.

Патрик и Мэри, не имея другого убежища, провели ночь под священным бананом, или смоковницей.