Король на краю света - Артур Филлипс

считают… следующим. Он знает, что некоторые люди в Уайтхолле смирились или больше не задают вопросов, подобных нашим. Если ничего не изменится, нужда в английском посольстве при дворе в Эдинбурге отпадет сама собой. Когда все закончится, Николсон вернется в Лондон вместе с новым монархом. Может быть, любой посол в конце концов начинает служить только самому себе. Мистер Николсон думает: «Я здесь со следующим, а не там с… предыдущей». И тот шотландец думает: «Вот мистер Николсон, мой первый и самый верный английский подданный, который сделает так, как я скажу, который доложит своим временным хозяевам в Лондоне то, что я велю. Он скажет им, что я протестант, и когда настанет день…»

Беллок наблюдал, как истина неотвратимо пробирается в разум Сесила, а затем воспользовался своим преимуществом:

— Несомненно, человек может устраивать спектакль каждое воскресенье, если зрители выигрывают от того, что верят в правдивость его выступления. Как мало усилий требуется, чтобы сыграть воскресного протестанта: все, что ему нужно — это пойти на проклятую римскую исповедь, когда пьеса закончится. И весь Лондон только и ждет возможности оказать ему услугу, которой он желает больше всего на свете.

У Сесила сделался такой вид, словно он вдруг занемог желудком.

— Господин секретарь, мы опаздываем. Это опоздание чревато серьезными последствиями. Мы считаем, что Англии необходим окончательный ответ.

— Скажите мне хотя бы… поскольку я все понял и согласен, Джефф, да, я согласен… кто такие эти «мы»?

Сесил был откровенно раздражен и пытался сорвать злость на посыльном.

— Советники ее величества, члены парламента, лорды, военачальники.

— Так ли это? Возможно, вы всего лишь один человек, по понятным причинам боящийся семьи Стюартов — вы же практически собственноручно проводили леди на казнь. Откуда мне знать, что через вас со мной действительно разговаривают важные люди?

— Я знаю, что вы и сами обеспокоены тем же вопросом.

Роберт Сесил за время этой беседы ни разу не встал, не желая демонстрировать на фоне Джеффа Беллока свой малый рост и телесную немощь.

— Я в курсе, что вы были креатурой мистера Била, поэтому буду считать, что он один из отважных безымянных. У него имеется целый круг единомышленников? Больше, чем я в состоянии отследить?

Но Джефф придержал язык и дождался от Сесила кивка. Испытывая боль от попыток выглядеть массивным и сохранить тело в вертикальном положении, государственный секретарь немного соскользнул с кресла.

Джефф изложил вывод:

— Если Яков — сын своей матери и Рима, если у него душа и намерения католика, страна не выживет, вобрав его в себя. Его остановят прежде, чем он пересечет Твид. Прольется кровь. Граждане будут убивать граждан. Как в Париже. А если он лжет нам и будет нас дурачить всю дорогу, пока не окажется здесь? Все обернется еще хуже. Для всех. По улицам потекут кровавые реки. Что касается тех из нас, кто помог расправиться с его матерью… Да, я склонен думать, что нам — я же не одинок — лучше бы оказаться в Амстердаме.

— Намекаете, что я сын своего отца.

— Ваш отец бы не позволил…

— Что ж, я — не он. Никто не сожалеет об этом больше, чем я, Джефф.

Сесил, наконец, сдался. Джефф это видел; повторное сравнение с великим отцом сделало свое дело, и Беллок испытал облегчение разведчика, который наконец-то отыскал в замке пружину. Государственный секретарь тем временем продолжал сдавать позиции.

— Давайте говорить без обиняков. Возможно, Яков играет роль и прячет сердце римского тигра. До меня доходили слухи, дескать, призрак мистера Уолсингема все продолжает стенать из-за отсутствия у нас полезных сведений по этому вопросу. Полагаю, я тоже виноват. Вы, мистер Бил и ваше окружение думают, что я был легковерен, принимая спектакль Якова за чистую монету.

— Милорд, ни я, ни кто-либо из моих знакомых никогда не усомнились бы в вашем стремлении позаботиться о королевстве, но если их не убедить, они могут поддержать других претендентов. И не только словами.

— Вот мы и добрались до самого главного. — Волосы Сесила были черными, а борода — рыжей, из-за чего возникало (ложное) впечатление, что он красит то или другое. — Вы не хуже меня знаете, что из… сколько их сейчас?.. двенадцати персон с более-менее сносными претензиями никто не является более привлекательным, чем Яков. Я не думаю, что вы или ваши безымянные друзья жаждете увидеть на троне испанскую принцессу или Антонио Португальского{26} больше, чем я.

Он налил себе еще вина, по-прежнему не предлагая Беллоку.

— А если ваши друзья ошибаются? Если Яков и впрямь протестант, как сам утверждает, но он не сумеет вас убедить или вы не сможете убедить своих друзей, и они вступят с ним в бой, убьют его — как думаете, что произойдет? Снова вторжения. Испанское, португальское. Еще одна война. И на этот раз колдуны могут правильно направить ветер.

— Нельзя опираться на неосведомленность.

— Ладно, мистер Беллок. Если у вашей группы сложилось впечатление, что вопросы решены, то на самом деле все обстоит не так. Иногда избыток осторожности не помешает, вот в чем суть. Так что же вы предлагаете? Раз уж я столь дурно справился с защитой королевства от неминуемой катастрофы? — Теперь Сесил сделался угодлив, с проблесками уязвленной гордости: — Мой отец, стоит заметить, не потерпел бы такого рода слухов и угроз…

— Нам необходим сценарий расследования, милорд. Одобренный вами. На результаты вы будете полагаться в той же степени, как и мы. Последняя решительная попытка узнать суть Якова, пока не стало слишком поздно.

— Да-да, ладно, я понимаю. Вы спасаете королевство, мой тайный герой из числа парней Уолсингема. Но как вы думаете, если он лжет, то можно ли раскрыть тайну так, чтобы не осталось никаких сомнений?

— С помощью денег, усилий и тщательного планирования — да, милорд, это возможно. По крайней мере, я в этом не сомневаюсь.

— И ответ, в любом случае, лучше, чем неосведомленность и надежда на лучшее. Я согласен.

— Благодарю вас, милорд.

— А теперь расскажите, — проговорил Сесил, пытаясь подавить упрямое раздражение, — что могло бы стать достаточным доказательством состояния незримой души Якова Стюарта? Что удовлетворит ваших друзей? Я не безразличен к их заботам, так что вперед, не стесняйтесь излагать свои догадки. Как вы это сделаете? Он может солгать вам, как и всем остальным. За все годы сбора донесений вы лишь нагнали еще больше тумана.

— Позвольте поразмыслить об этом день-два, раз уж теперь у нас есть ваше благословение. Мне что-нибудь придет в голову.

— Не представляю себе, как вы сможете дать ответ достаточно