Вечерний свет (сборник) - Рональд Келли

– Ужасно, если вы его любите.

– Это я только так говорю, Том. Я всегда так говорю. Но женщина в приюте свела меня с консультантом, и консультант объяснила мне то, что назвала «динамикой» моего отношения к нему. У нас в медицинском училище было два семестра психологии, и я всегда считала, что разбираюсь в таких вопросах. Но консультант заставила меня поразмышлять на темы, никогда раньше не приходившие мне в голову. В общем, пускай я это повторяю, но сама не уверена, что это так и есть… – И она стыдливо закончила: – Простите, что устроила сцену на стоянке. Я собрала целую толпу!

– А я содрал со всех деньги за просмотр.

Она откинулась на изогнутую спинку красного пластмассового кресла и улыбнулась.

– Вы – мои настоящие друзья. Я весь день места себе не находила. Даже к детям не хотелось возвращаться. Знаю, это эгоизм – думать так… Но я больше не могу выносить побои и пинки. Знаю, он взбесится, что я задержалась. Мигом домой, если нет хорошего оправдания, а не то пожалеешь! Разве это жизнь?

– Ну, нет, – согласился я, – это не жизнь.

– Пора его хватать!

Кэлли говорила, что на выходные повезет детей в парк развлечений, поэтому мы и выбрали этот вечер.

Нили не услышал наших шагов. Мы перебегали из тени под луну и снова в тень, пока он пытался выбраться из своего пикапа. «Пытался», потому что был настолько пьян, что чуть не выпал на землю; убился бы и без посторонней помощи, если бы вовремя не схватился за дверцу. Свесившись с края сиденья, он долго блевал себе под ноги. Его трижды вывернуло наизнанку – от этого меня самого чуть не стошнило. Потом он, конечно, спьяну ступил в своих ковбойских сапогах прямо в блевотину. Вытирая рот тыльной стороной ладони, он побрел было к дому, таща за собой след рвоты, но передумал и вернулся к машине. Распахнув дверцу, он что-то забрал из кабины. В лунном свете я разглядел, что это пинта виски. После здоровенного глотка из горлышка он сделал шесть шагов – я считал, – опять проблевался и двинулся через лужу своей рвоты примерно в направлении лестницы, ведущей в квартиру. Все это полностью нас устраивало. Никто не усомнился бы в том, что Нили надрался, сверзился с лестницы и умер.

Мы не стали медлить. Я занял позицию позади него в бейсболке, в очках и с битой в руках, а Ральф вырос перед ним со своим «Глоком».

Нили так залил глаза, что не видел Ральфа, пока в него не врезался. В него и в «Глок». Но и тогда он только и выдавил: «Чего? Спать охота…»

– Добрый вечер, мистер Нили. Зря вы так нализались. Надо быть осторожным, когда колотишь женщину вдвое меньше вас. Никогда ведь не знаешь, когда получишь сдачи.

– Это что, пушка?

– Похоже, да?

Он покачнулся на своих ковбойских каблуках, и я удержал его кончиком биты, ткнув в спину. Я был очень осторожен. Его падение с лестницы должно было выглядеть как несчастный случай. Мы не могли оставить на нем синяков, применить силу – только легкий толчок. Если он не умрет сам, придется слегка подсобить.

– Ты чего?

– Тебе бы соснуть, Нили.

– Какой еще сон? Не дури мне мозги. У тебя хренова пушка.

– Что, если у меня в машине найдется пицца?

– Пицца?

– Ну да, пицца.

– Почему пицца?

– Чтобы посидеть у тебя дома и поговорить.

– Чего?..

– Так – как – насчет – пиццы?

Ральф отчетливо произносил каждое слово, потому что Нили оставалось до беспамятства не больше двух минут. Мы должны были заманить его наверх, не оставив на нем следов.

– Пицца, Нили. Колбаса, говядина, пепперони.

Я позволил себе отвлечься на прелесть летней ночи. Мы с Карен впервые занимались любовью как раз в такую ночь, рядом с лодочной станцией. Тогда шел последний год нашей учебы в колледже. Потом мы часто, многие годы, возвращались на это место. Незадолго до ее смерти мы снова туда приехали. Я почти поверил в привидения: мне почудилось, что я вижу нас, молодых, на ночной реке, в старом прокатном каноэ из алюминия. Тогда вся жизнь была у нас впереди, мы были так молоды, восторженны, наивны! В этот раз мне захотелось опять сесть в старое каноэ и поплыть с женой вниз по реке, чтобы она умерла у меня на руках; может, мне бы повезло, и я тоже умер бы у нее на руках. Но нет, не судьба. И вскоре я перешел на одиночный полет.

Нили опять затошнило. В этот раз драматизма было гораздо больше, потому что он в конце концов упал лицом в собственную рвоту.

– Что за дрянь! Когда его перестанет выворачивать, ты возьмешь его за одну руку, а я за другую.

– Я думал, мы не станем к нему прикасаться.

– И поэтому припас в заднем кармане латексные перчатки, как и я? Надо всегда готовиться к непредвиденным обстоятельствам. Потому копы и таскают с собой револьверы – чтобы подкладывать их преступникам. Иначе мы проторчим здесь до утра. Клинта Иствуда на тебя нет!

– Ага, чтобы подкладывать людям огнестрельное оружие. Еще одно замечательное качество Иствуда.

– Конечно, как я мог забыть? У тебя ведь такой нежный слух. Ты не желаешь ничего слышать о реальной жизни. Тебе бы только брюзжать и стонать, как Гарнер. Все, поднимаем этот вонючий кусок дерьма, и дело с концом.

Рвота требует усилий, так что неудивительно, что он весь взмок. Ночь была теплая, влажная, тело рыхлое, благо что не в плесени. Вытягивая его из лужи рвоты, я старался не дышать.

– Тащить его нельзя. Они проверят его подошвы. Поставим его прямо и проводим вверх по лестнице.

– Только бы он снова не начал блевать!

– Однажды у меня так рвало одного чернокожего бандита. Жаль, что я не записал этого на пленку.

– Вот уж порадовал бы внучат на Рождество!

– Мне это нравится, Том. Остроумные шуточки в процессе совершения убийства первой степени. Сразу видно, что ты крепчаешь.

Мы не спешили. Его больше не рвало, зато, судя по вонище, он надул себе в штаны.

Перед первой ступенькой лестницы он вырвался. Мы оба считали, что он ничего не соображает и что проблем не будет, но он как-то вывернулся у нас из рук и три-четыре секунды карабкался вверх, как сбежавший из клетки дикий зверь, а мы стояли и смотрели на него. Когда он был уже на пятой ступеньке, Ральф опомнился и бросился за ним, я тоже. Ральф на бегу орал. Уверен, ему приходилось сдерживаться, чтобы попросту не пристрелить Нили.

Тому хватило ума, чтобы броситься бежать, но на большее он явно не замахивался, потому что, оказавшись наверху, остановился и достал из кармана связку ключей. Когда он, нагнувшись, стал шарить рукой по двери в поисках замочной скважины, его голова дернулась, и он уставился на нас так, словно впервые увидел. Недоумение в его взгляде сменилось ужасом, и он стал пятиться.

– Черт, кто вы такие?

– Как сам думаешь, Нили?

– Мне это не нравится.

– Нам это тоже не нравится.

– У него бита. – Он кивнул, указывая на меня, при этом он раскачивался, да так сильно, что я ждал падения. Потом его рука поползла в правый карман джинсов. Можно было подумать, что там у него спрятан злобный хорек.

Ральф показал ему складной нож с девятидюймовым лезвием.

– Ты это ищешь?

– Эй! – Нили потянулся за своим ножом и потерял равновесие. Ральф успел его подхватить и поставить прямо.

Но у Нили еще оставались силы, и он, к моему удивлению, проявил неожиданную прыть. Ральф оглянулся на меня и подозвал кивком. В следующую секунду Нили сделал неуклюжее пьяное движение, вырвал у Ральфа нож и встал в боевую стойку.

Это выглядело бы устрашающе, если бы не его пьяное раскачивание.

– И у кого теперь нож? – крикнул он, пытаясь нас напугать.

– Решил нас порезать, а, Нили? – Ральф наступал на Нили, тесня его. – Ну, давай! Ударь! Вот сюда. – Он вытянул руку. – Бей, не промахнешься!

Нили раскачивался, клонился назад, а Ральф подступал все ближе.

– Какой ты жалкий, Нили! Бьешь жену, а когда тебе отдали твой ножик, боишься меня пырнуть! Ты не мужчина, но ты ведь и сам это знаешь? Каждое утро смотришь на себя в зеркало и видишь себя настоящего, да?

Вряд ли Нили понимал, что ему говорит Ральф. В его состоянии это и впрямь было бы мудрено. Все, что он понял, – это что ему хотят причинить вред. Если не Ральф, то тип в бейсболке и в темных очках. Тот, с битой в руках.

Нили попятился назад и взмахнул руками в отчаянной попытке удержать равновесие. Ударившись спиной о тонкий брус, исполнявший на верхней площадке лестницы роль перил, он перевалился через него, сломав при падении. Он не вскрикнул на лету. По-моему, он так и не понял, что произошло. Когда он долетел до земли, я уже стоял рядом с Ральфом и пялился вниз, в тень.

Было совсем тихо. Ральф включил карманный фонарик, и мы уставились на Нили. Если он был еще жив, то очень натурально прикидывался трупом. Он находился не в той позе, которую мы обычно ассоциируем с падением с большой высоты: лежал на спине, с широко раскинутыми руками. Правая нога была немного подвернута, но ничего пугающего в этом зрелище не было. Распахнутые глаза смотрели вверх. В них не было ужаса, ничего такого, к чему нас приучили книги и фильмы. У нас на глазах у него под затылком стала расплываться лужа крови.