Сказания о титанах - Яков Голосовкер

С той ночи не раз посещал звездный чародей Аргус красавицу титаниду в пещере и незаметно сам поддался чарам ее красоты. Уже и его, небесного, притягивала к себе земная сила, исходящая от титаниды, как аромат от цветка. И замыслил он взять ее на небо, в мир богов и звезд. Но не возносят с земли на небо во мраке ночи. И предстал Аргус перед Чудодевой в светлое утро, протянул к ней руки и сказал:

— На небо богов подниму я тебя, титанида. Будешь ты там пребывать, как боги, со мною.

Смотрела на Аргуса титанида и молчала. Тьмы певчих птиц повисали над нею в утреннем воздухе. Тьмы зверей стояли вокруг нее на веселых травах, и цветы обвивали, ласкаясь к ней, ее стан.

— Ты ли это. Аргус? — спросила Чудодева в удивлении. — Где же твои сияющие звезды и их песни? Блеклый, тусклый стоишь ты передо мной, испещренный мрачными зрачками, словно весь источенный пушистыми гусеницами. Это ли твои золотые ресницы? И так холодно близ тебя, Аргус. А земля так тепла. Нет, не Аргус ты. Отойди от меня, обманщик, или метну я тебя на эту тучу.

И ушел от нее Аргус в темное ущелье.

Видел все это Зевс-Кронид. Слышал он слова титаниды, сам скрытый за тучей. Разгадал он замысел Геры. И задумался Кронид над тем, где укрыть ему титаниду от глаз Геры и всевидящего Аргуса. И вот шепнул ему сын Ночи, Мом-насмешник, к чьим советам прислушивались боги:

— Скрой ее в подземной пещере, под скалою над тартаром, на краю земли. Глубоки там пещеры. Не увидит ее там Аргус.

И усмехнулся Мом, сын Ночи, правдивый ложью[17].

Задумалась и Гера о титаниде.

Зачаровала Чудодева самого ее верного небесного стража. Зачарует она и Кронида. Могуча она, и могуча ее красота. Если бы вся ее могучесть обратилась в ненависть к Крониду, стала бы она тогда Гере союзницей. Но обманул титаниду Аргус. Возненавидит она теперь Геру за обман ее стража, Аргуса, и из ненависти к ней вступит с Зевсом в союз. Куда бы изгнать Чудодеву, чтобы не мог найти ее Зевс и забыл о ней?

И шепнул Гере насмешник Мом:

— Скрой ее в подземной пещере, под скалою над тартаром, на краю земли. Не придет туда за ней Зевс. Не будет она тебе больше соперницей. Там только змеи-драконы бескрылые ползают. Станет там, во мраке земли, и она змеей.

И усмехнулся Мом, сын Ночи, правдивый ложью.

Сказала Гера Зевсу:

— Околдовала титанида Чудодева звездного Аргуса. Потускнели звезды его глаз и не будут так радовать мир богов, как прежде. Изгони ее из живой жизни.

Удивился Зевс словам Геры. Знал он, в чем таится коварство. Но уже так решил и не мог перерешить ее участь. Сказал: пусть Аргус исполнит.

И унес Аргус ночью спящую титаниду в пещеру над тартаром, на край земли.

Долго спала титанида. Проснулась, как всегда, в пещере. Но не та это пещера, что у моря. Не вбегают в нее украдкой лучи дня. Не заносят в нее ветерки ароматы трав, пение птиц и голоса живые. Безмолвна пещера. Мгла и холод в ней. Клонит в сон титаниду. И снова уснула Чудодева. Верно, век так проспала она.

И слышит сквозь сон Ехидна из подземной глубины под скалой стон древних низверженных в тартар титанов. Хочет встать и поспешить к ним на помощь и не может. Взглянула себе на ноги: что с ними? Почему так плотно прижато колено к колену и голень к голени, и ступня к ступне и так стиснулись бедра? Почему засеребрилась на них кожа чешуей?

В тоскливом предчувствии обняла она ноги руками. Да ноги ли это? В пышный драконий хвост, огромный, почти до поясницы, обратились ноги титаниды. И железным покрыты они панцирем.

Змеедевой стала Чудодева.

Не поверила себе сперва титанида. Рванулась, чтобы встать на титановы вольные ноги и выбежать из пещеры. Но только приподнялась до пояса, как осело ее могучее тело наземь. Не могла она больше ходить по земле.

Страшно закричала Ехидна, с такой жалобой могучего тела и могучей души, что, казалось, на такой крик звезды сами сорвутся с неба и придут к ней на помощь. Но ничего не дрогнуло ни на небе, ни на земле. Только где-то под нею, в глубине земли, послышался отдаленный глухой лай и вслед за лаем визг и рычанье: это пес Цербер у входа в аид отозвался на жалобный ночной крик.

С той ночи стала Ехидна пленницей своей подземной пещеры. И если прежде называли ее Чудодевой, то теперь прозвали ее Змеедевой. Вот откуда и ее имя Ехидна — Змея.

Сидела Ехидна во мгле своей пещеры-тюрьмы, и росла в ней тоска по вольному миру, по далеким просторам и гордым горам, по горячим лучам Гелия-титана, по зверям и птицам земли. И вся ее титанова воля медленно переплавлялась в эту могучую тоску. Казалось ей, что вырастут у нее из этой безудержной тоски крылья и вылетит она из своей темницы, как вылетают крылатые драконы.

И тогда вверх вытягивала Змеедева свои руки, руки титаниды, истомленная мечтой о свободе. И вдруг ненавистью наливалась ее тоска, такой ненавистью к богам Кронидам и к коварной Гере, заточившей ее в подземную мглу! И зачем не вступила она в борьбу с богиней? Зачем лишила ее Гера материнства! Одиноко ей в холодной мгле. Неужели так жестоки боги!

Но порой казалось могучей Змеедеве, что как малые дети перед нею боги. Вот бы обняла она самого Кронида, как ребенка, баюкала бы на руках владыку мира. Что он, Зевс, перед нею! Малютка, дитя. Угасли бы его молнии в ее животворящем молоке матери.

Обманул ее Аргус Панопт. И посылала Ехидна проклятие звездам, ненавидя их и томясь по ним.

О, хотя бы луч Луны-Селены заглянул к ней в эту пещерную мглу! Разве не любила ее прежде титанида Селена?

И в тоске обращалась Ехидна с мольбой к матери Гее-Земле:

— Верни мне, мать, мои ступни! Верни мне мои девичьи голени! Дай вновь согнуться моему колену. Отними от меня этот змеиный хвост. Тянет он меня в твою глубь. Тяжко мне!

Но безмолвна была Гея-Земля.

Сказка о раковине Айгиа и о бегстве горных титанов

Диковиной была коза Айга, кормилица Зевса, но еще диковиннее был ее детеныш, молочный брат Зевса, по прозванию Айгипан. Нашел он как-то на берегу моря небывалую раковину. Дунул в нее и от радости уронил: такой звук вырвался из раковины. Другой бы испугался, а Айгипан обрадовался. Разлетелись мигом все птицы. Все звери кинулись бежать кто куда. Рыбы и те нырнули на самое дно.

Ну и раковина!

Поднял ее Айгипан с земли, дунул в нее еще раз — и оглох.

Вот и стал он в нее дуть и дуть и до тех пор дул, пока камни в драку с ним не полезли. Осмотрелся трубач и видит: все деревья кругом вповалку лежат, травы стали врастать обратно в землю, и волны удирают скачками от морского берега в открытое море.

Заглянул Айгипан в пустую глубь моря у берега, затрубил в раковину и гогочет: заметались по дну моря всякие клешни, ищут, где бы укрыться, наскакивают, сталкиваются друг с другом, и вот, смотри, рак на рака, пятясь, налезает. Куда ни оглянешься, повсюду так и пялит на тебя глаза разное двурачье, трехрачье, пятирачье…

Ну и звук!

Затрубил Айгипан в облака — и понеслись со всех ног облачные коровы ураганом по небу. Черными стали сивые коровы от бега.

Рад Айгипан. Прискакал на козлиных ногах с раковиной к юному Зевсу в пещеру. Говорит:

— Погоним теперь горных титанов. Дуну я в эту раковину — и пустятся все титаны в бегство.

Как сказал, так и случилось.

Поднял юный Зевс клич в горах. Собирались на клич толпы титанов. Говорит им Зевс:

— Уходите с гор в низины ущелий. Не нужна земле ваша правда. Нужна миру моя сила. Не сойдете с гор сами — без памяти с них сбежите.

Выслушали могучие титаны Зевса. Сурово их племя.

Сказали:

— Наши Грозы-титаниды пострашнее твоих угроз. Хватит на тебя их силы. Мы же с гор взбежим на небо. Не тебе оно достанется. Издревле живут на нем солнечные титаны.

Ответил им трехлетний бог:

— Слепы вы! Но не для слепых моя сила, а для зрячих. Поборитесь сперва с моим молочным братом.

И ушел Кронид,

Тогда приложил Айгипан раковину к губам и затрубил. Как услышали титаны звук раковины, кинулись они слепо в бегство, укрылись в самых низиках ущелий.

Одолел горных титанов юный Зевс без боя. Свободен стал ему путь на небо.

И прозвали титаны Айгипана Страшным Паном.

Вот она, паника титанов!

А в Аркадии прозывали его Страшным Сатиром.

Сказание о титаниде Змеедеве Ехидне и о страшном Сатире Аркадском

Научилась Змеедева Ехидна выползать из мглистой пещеры и, цепляясь драконьим хвостом и руками за камни подниматься на вершину отвесной скалы над тартаром.

Смотрит в даль живой жизни Змеедева. Кругом мгла.

Лишь порой ляжет на мглу отсвет заката, и если забредет тогда полубог-герой на край земли, видит он в непостижимом далеке дивную деву на скале, и под нею будто спит, свернувшись клубком, дракон.

Следит Змеедева глазами за шагами героя, а он мимо, к берегам океана… Не услышать ему ее зова, не дойти до нее, не подняться на скалу над тартаром. А ведь какое сердце для него у Змеедевы Ехидны!