Люблю. Ненавижу. Люблю - Светлана Борминская

«По поводу Грапс? – уточнил следователь Рунно. – Или по поводу Котова?...»

«Обоих», – кратко поторопил его комиссар.

«Ее сбила ночью машина – на пешеходном тротуаре... И его тоже! Она шла из гостей, это случайно видел хозяин собаки, который вывел ее погулять... А Котов шел с работы!»

«Какая машина?»

«Иномарка, старая, светлая. – Следователь во сне привстал. – Похожая иномарка фигурировала в наезде на некоего бомжа Сенобабина, который отделался ушибами и остался жив. К большому сожалению, допросить оного удалось всего один раз...»

«Почему?... Елки-палки! То есть – кильки-шпроты?...»

«Он бомж, – развел руками следователь, – кочует и гуляет... А Мона Грапс делала потрясающий массаж!.. Потрясающий!»

«Потрясающий?... А вы уверены?!»

Рунно кивнул.

Служители Фемиды во сне посмотрели друг на друга и продолжали разговор по поводу сбитой массажистки еще с полчаса... Но и к концу сна никакой ясности так и не наступило.

«Случайность?...» – задумчиво спросил комиссар, растворяясь в дымке сна следователя... Рунно на всякий случай промолчал.

Утро наступало, а ночь отступала.

Аккуратный домик за забором лодочной станции скрипел и стонал от ветра. На ветру качался и хлопал парус над одним из катеров... Серый грязный кабысдох сидел на пороге и водил грустными глазами.

Неподалеку от него валялся замусоленный сверток, на который кабысдох изредка косился... Ночь почти закончилась. Никто так и не понял, не догадался и даже ухом не повел, хотя кабысдох всем пытался что-то показать, привлечь внимание к предмету в зубах, но люди не поняли... не поняли ни черта...

В комнатке, где дремал детектив Кукулис, а его искусственная рука почивала на полу, бегали мыши. Целая стайка поджарых и очень голодных мышей в темноте – на давно не мытом полу...Не найдя никакой поживы, они сели вокруг искусственной руки Кукулиса и устроили совещание с приглашением уличного кота... Кот выслушал про все их беды в этом голодном доме и начал мышей есть. Кукулис проснулся и кинулся на кота, но не поймал, а, споткнувшись о свою руку в темноте, упал, потом встал кое-как и со всего маху рухнул досыпать на старую перину, под слабый писк мышей из-под пола.

По тротуару улицы Пик шел бесшерстный сфинкс с усмешкой Моны Лизы в раскосых и изумрудных кошачьих глазах... Он всю ночь гулял, пугая обыкновенных котов своей нестандартной шкурой. Коты сходили с ума и вопили, увидев сфинкса на крышах Тапы в эту ночь. Коты практически кидались с крыш, глядя на бесшерстного, невозмутимого и очень наглого сфинкса...

Итак, ночь закончилась, и не все герои показались нам. Спали, в общем-то, там, где сразил их сон...

Ну и как все закончится, на ваш взгляд?... Месть, которую вынашивает, как сломанную руку, Сандрин...

Свершится?... И она прикончит Валду Рейтеля?

А рука фельдъегеря Орлова?...

Отыщется, как считаете?...

А полковник Хаверь с вором Лихутой – возникнут из небытия с чемоданом тех самых украденных картин, из числа пропавших шедевров мирового искусства, которые Лихута провез в Эстонию контрабандой, прицепив к днищу частной яхты?... Ведь один лишь Хэнк Арнольдович Лихута знает местоположение тайника, куда собственноручно складывал то, что «плохо лежало» в мировых центрах культуры Старого и Нового Света.

Возможности и случайные совпадения переплетутся, и произойдет нечто такое, чего никто не ожидал, да?... Ну и мысли у вас... Хотя ничего особенного, на мой взгляд, произойти не может – в маленьком-то городке в самом центре Эстонии.

Бог с вами!.. Тут же – сонное царство.

Утро

Казарма. Комната Риммы Колпастиковой.

Римма протерла глаза и с хрустом зевнула – с кровати на нее одним глазом смотрел заспанный Растаман и щурился... Потом широко улыбнулся, показав два ряда отличных зубов.

– Пойдем, потрясем кого-нибудь? – вскочил и предложил он голосом черта, глаза его сверкнули, как угли в адском костре, и тут же погасли.

– А кого, – зевнула во все горло Колпастикова, – трясти сегодня будем?...

– С кого денег можно стрясти, – удивился Растаман и помчался в туалет, перепрыгнув через три стоявших рядышком стула.

Когда они пили чай, как обычная семейная пара, мимо их окна прошел Кукулис. Колпастикова и Растаман понимающе переглянулись, они не догадывались, что Кукулис шел жениться... Неприкаянность Кукулиса в это утро выглядела особенно зримо, он даже походил на обычного забитого и доброго человека... Но это был оптический обман.

Кукулис, не видя их, свернул в переулок и пошел дальше.

– «ФАРКОПЫ ДЛЯ ИНОМАРОК», – шел и повторял он, прочитав на углу объявление. И еще он добавлял голосом больного лихорадкой: – Жениться... Мне нужно жениться... Я ведь не женат до сих пор... Эх!

На пеньке, на солнечной стороне за вековым деревом неподалеку от кладбища, сидел его знакомый – бывший прапорщик Лев Сенобабин. Постаревший, подурневший и заметно печальный. Он только что проснулся и вышел из склепа...

Кукулис, у которого в карманах гулял ветер, даже не взглянул в сторону Сенобабина, а тот, вдруг проявив абсолютно неприсущую ему деликатность, не стал его окликать.

Мимо пробежал серый грязный кабысдох с опущенной к земле мордой, словно пес что-то искал и не мог найти, и Лев Сенобабин, недолго думая, взял камень и кинул в собаку. Кукулис обернулся и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, пошел дальше. Его искусственная рука издавала громкое жужжание...

– Я ж – мужчина... Самец, – вдруг вспомнил он, дважды повторив эту аксиому, и свернул на улицу Титсу. О шантаже он в то утро не думал, его голову заполнили совсем другие мысли.

Кукулис даже не заметил, что, пробежав улицу Титсу от начала и до конца, забыл остановиться у нужного дома, а когда вспомнил – был за три улицы от радиостанции, на которую, собственно, направлялся.

А мимо кладбища, практически по его следам, в эту минуту как раз шла Сандрин.

– Лев, – узнала она Сенобабина и позвала: – Лева!.. Стой!!! Ты куда?...

Сенобабин обернулся, сердито махнул рукой и спрятался в зарослях. Похоже, он от кого-то скрывается, поняла Сандрин и прибавила шагу. В офисе радиостанции на нее, улыбаясь, взглянул двухметровый охранник, когда она переступила порог и попросила ключи от приемной.

Сумасшедшая старуха

Христианину не должно проклинать ни себя, ни других.

(Мф 5:44; Рим 12:14; Иак 3:10)

«Мне нужно уехать отсюда!.. Срочно! Мне тут оставаться невмоготу!!!»Просыпаясь каждое утро в казарме, я начинала без звука кричать: мне все здесь напоминало об Илье – и крашенные голубой краской стены, и солдатский запах, въевшийся в них, и шум муравьиного обиталища сотен людей, и тоска... Ведь тоска вдовы похожа на заброшенный коллектор в старом городе.

Мое окно по случаю теплой погоды было открыто, и в него залетали звуки чьих-то шагов и запахи... Пели птички, кричал чей-то требовательный ребенок, жалуясь на мокрую пеленку, а я, сидя на кровати, сходила с ума...

Если б было на свете место, где меня ждут, я уехала б туда – прямо сегодня, не задумываясь. Но старые связи оборвались, родные люди все уже были к тому дню на небесах, и уезжать казалось много страшней, чем оставаться в этой казарме, наполненной потерявшимися в жизни людьми и привидениями из прошлого.

– Ох, она так несчастна... Бедность ее ужасна... Муж ее умер! – причитал кто-то под окном, и я закрыла его.

Мое розовое кимоно с белыми цветами, которое так любил Илья, висело на стуле. Его рукава свесились и звали к себе...

Я потрепала кимоно за рукав... Где ж его носить, для кого – скажите на милость?

Я снова встала, оглядев синие стены, крашенные масляной краской еще лет двадцать назад. Эстонская Ассоциация Любителей Поспать оштрафовала бы меня, если бы хоть один ее представитель увидел, как быстро я одеваюсь на работу, чтобы убежать из казармы в другую жизнь.

Я вышла, кивнув Колпастиковой и ее негру у дверей общежития, и свернула к кладбищу. Знакомый мужа Лев Сенобабин сделал вид, что не узнает меня, но это меня ничуть не тронуло. Я, перепрыгнув через лужу, припустила еще быстрей.

– У меня все будет хорошо!.. – шла и повторяла я. Цвела черемуха...

Когда я зашла в офис, на меня взглянул одетый с иголочки кадровик.

– Привет, Сандрин, – сказал он, руки его заметно тряслись. Я приветливо поздоровалась, уже зная о том, что кадровик неизлечимо болен алкоголизмом.

Сев на свое место, я включила компьютер и стала разбирать почту.

Ко мне приближалась большая мзда – во-первых, старуха Остальская, а во-вторых и в-третьих, Кукулис и Рейтель. Но я еще не знала об этом...

Так вот, семенящая старушка юркнула на улицу Титсу, она искала своего кота и шла, оглядываясь по сторонам. Это была пани Остальская.

– Тебя спрашивал сторож с лодочной станции, Сашка, – зайдя ко мне в офис, старуха присела на стул рядом и вздохнула. – Ну, здравствуй, как ты тут?...

– Нормально, – кивнула я. – Работаю, а вы как, Анна Рудольфовна? – покосилась я на ее зонт с черепаховой ручкой.