Фальшивый грош - Эстел Томпсон

— Ну как? Получше тебе?

Я кивнула. Он присел на песок рядом. Одет в свитер, в брюки, которые были на нем до этого сумасшедшего кошмара и вид — точно бы ничего не произошло.

Я уставилась на него, и вдруг меня стукнуло прозрение, точно кулаком в лицо. Взгляд мой медленно перекинулся с Карла на море, лениво перекатывавшееся под солнцем, снова на него…

Он посмотрел мне в глаза, кивнул, улыбка скривила ему губы.

— Ну да! Правильно. Теперь ты знаешь. Давай, полежи на солнышке, согрейся как следует, а уж потом и поговорим.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Я сидела совершенно неподвижно, зарывшись лицом в руки, мысли в диком смятении. Но постепенно солнце, сухая одежда прогрели меня, и последствия шока и изнеможения тихонечко начали таять. Подняв голову, я посмотрела на Карла.

— Но — почему? Почему ты наврал? Ты же великолепно плаваешь!

Он опустил глаза на руки, слегка сжал колени ладонями.

— Джеки, постарайся понять, где я жил всю жизнь. Условия там совершенно другие, чем те, к каким привыкла ты. И законы другие. Во мне не воспитано чувство инстинктивного доверия к британскому правосудию или к какому другому. Вырос я с сознанием — полиция существует, чтобы преследовать тебя. Когда в человеке укоренились такие понятия, их трудно вытравить — даже когда меняются обстоятельства.

Пальцем по песку он чертил и стирал затейливый бессмысленный узор.

— Пойми, я подозреваемый номер один. От ареста уберегло меня одно — или так мне казалось — мое заявление, будто я не умею плавать.

Мы помолчали, а потом Карл медленно произнес:

— Наверное, с того дня я жил в страхе, что может случиться то, что случилось сегодня.

Я положила ладонь на его руку.

— Карл, а как же в тот раз? Когда пьяные парни бросили тебя в реку? Ты же чуть не утонул! Притвориться, будто потерял сознание, ты не мог — доктора Пимброка не обмануть.

— Считал, им все равно пришлось бы вытащить меня, надо только не терять самообладания и ни за что не пытаться плыть. Я и пальцем не шевельнул, когда они выволокли меня из дома — и позже, когда в машину тащили. Да и что толку — против пятерых. Подумал, что наглая их тактика как раз наоборот — послужит для укрепления моего алиби, а выудить меня из реки им придется. Однако, обернулось по-другому. Они были пьянее, чем казались, и мысли не допускали, что ошибаются.

— И я не притворялся, — мрачно добавил он. — Когда они меня кинули в воду, я ударился головой о бревно и потерял сознание по-настоящему. Если б не выудил полисмен, я б точно утонул.

Он отвел глаза.

— Но я не убивал Элинор, — твердо произнес он. — Однако, кто бы мне поверил, знай, что я легко могу переплыть реку? Даже в разлив.

— Я верю.

Очень ласково он взял мои руки в свои, положил себе за голову и наклонился поцеловать меня. Все мои смятенные чувства — шок, спасение от моря, симпатия к этому человеку, который с риском подорвать свое алиби ринулся спасать мне жизнь, растерянность — у Карла, оказывается, нет защиты против обвинения в убийстве — все разом навалилось на меня, и к стыду своему, я разревелась. Я прижалась к Карлу, он зарылся в мои волосы, давая мне возможность выплакаться.

Скоро я подняла голову. Усталость не прошла, но я успокоилась, и голова работала ясно.

— Прости, — удрученно пробормотала я. — Идиотство с моей стороны.

— Чепуха! — он протянул мне носовой платок. — Для тебя лучше всего и было — выплакаться.

Я высморкалась.

— Карл, но зачем же ты остался жить в Виллоубанке после всего?

— Отчасти потому, что мне тут нравится. Местечко подходит мне — спокойное, хорошая атмосфера для писателя. А когда я слишком зарываюсь в сочинительство и мне нужно встряхнуться, иду и занимаюсь физической работой, что очень для меня полезно. Вот поэтому. Но вдобавок и потому — что тут, и только тут, у меня есть шанс раскрыть, кто же убил Элинор.

Я взглянула на него, по-моему, удивленно.

— Считаешь — глупо? Может. Но такой вот у меня настрой. Инстинкт подсказывает мне — убийца из местных, нужно понаблюдать попристальнее, послушать повнимательнее, и в один прекрасный день мне раскроется его модель поведения, проступит нечто характерное.

— Да ведь даже полиция ничего не обнаружила! А они скрупулезно расследовали все обстоятельства того вечера, так? И с их возможностями…

— Понятно, — покивал Карл. — Но, по-моему, для себя полиция уже решила, кто убийца, и особо не копала. Ответ у них есть, недостает только улик.

Он криво усмехнулся.

— Они в бешенстве, наверное, что парни бросили меня в реку, подкрепив мое алиби. Конечно, я хочу обелить себя — это вполне естественно. Но важнее другое — убийцу Элинор я должен найти и ради нее. А может, и ради кого-то еще. Тот, кто убил раз, очень вероятно, не остановится и перед новым убийством. Покажется, что этого требуют обстоятельства и… Однако, главная цель у меня все-таки не такая великодушная и благородная — защита общества; возможно, всего лишь одна месть, и гордиться мне нечем. Не могу я, пойми, повернуться и уйти, и пусть убийце Элинор все сходит с рук. Не могу!

— Ты ее, верно, очень сильно любил.

Он замялся, глядя на море.

— Когда мы поженились, да, казалось, сильно. Но потом выяснилось, что мои чувства к ней не так уж глубоки. В каких-то отношениях Элинор была как ребенок: жизнь ей представлялась игрой. Она не была способна на серьезную ответственность, на то, чтобы хоть что-то воспринимать серьезно. Вряд ли она была способна на глубокие чувства. Зла она никому не причиняла, никому не хотела наделать бед своими поступками, но просто не понимала, что другие воспринимают окружающее серьезнее, чем она. Она как бабочка была — хорошенькая, дразнящая, капризная. Но не из тех, кого можно возненавидеть, даже если гоняясь за такой бабочкой, вы упали и поранились.

Карл крепко стукнул кулаком по ладони.

— Вот почему убийство бессмысленно! Зачем кому-то понадобилось ее убивать?

Да, то же самое твердили все. Мне вспомнились слова Дика: «Стоит убрать со сцены Карла, и картина вообще теряет всякий смысл».

Карл взъерошил волосы, еще влажные от морской воды. Он не смотрел на меня, на лице — страдальческое выражение.

— Но и я виноват, Жаклин! — отчаянно вырвалось у него. — И до конца жизни буду мучиться виной! Что Элинор убили, тут и моя вина есть! Разозлившись, я не стал слушать ее. Я не понял. Умчался, бросил ее одну. Не бросил бы, она не погибла бы!

— Но, Карл! Ты же не знаешь наверняка!

— Разозлился, — повторил он, — наткнувшись на то, что мне показалось доказательством мелкого грязного романчика с другим. Потребовал объяснений, но она была пьяна.

На лице у него появилась озадаченность.

— Никогда раньше не видел, чтоб она столько пила. А вот в тот день напилась, обозвала меня глупцом. И правильно, Джеки. Я и был дураком. Теперь-то я понял — почему напилась. Бедняга боялась. Мне и в голову ничего такого не приходило: ничегошеньки она никогда не боялась. А я так разозлился, что даже не дал себе труда задуматься, с чего вдруг она пьет. И только вечером, когда стал дозваниваться домой, а она не ответила, только тогда до меня дошло — она же со страху!

— Джеки, — повернулся он ко мне, — постарайся понять. Да, Элинор была глупенькой, поверхностной во многих отношениях, но в то же время была она и умная, и очаровательная. А в общем, какой бы ни была — она моя жена, и ее убили. И я хочу докопаться — кто. Это мой долг перед ней.

Он быстро взмахнул рукой.

— Ну и разумеется, хочу снять с себя подозрения. У меня вероятных мотива два, а больше мотивов нет ни у кого, вот и получается — единственный и главный подозреваемый — я. И все это понимают.

— Почему — два?

— Видишь ли, помимо ревности, можно назвать и другой мотив — выгода. Как муж Элинор я наследую ферму, довольно прибыльную. Дохода с нее более чем достаточно, чтобы кормиться, пока я пишу; деталь, насколько мне известно, не ускользнувшая от внимания местных. Не ускользнула она, конечно, и от полиции. Карл Шредер немало выиграл от смерти жены.

— Карл, — я крепко сжала ему руку, — не надо!

Он взял мою руку и ласково повернул, разглядывая царапины на ладони.

— А теперь есть и третий человек, ради которого мне необходимо найти разгадку убийства…

— Что? — я удивленно взглянула на него.

— Я хочу, — медленно проговорил он, — быть свободным, чтобы попросить тебя выйти за меня замуж.

Я улыбнулась.

— Для этого тебе не нужно разыскивать убийцу. Вообще-то, знаешь, тебе с самого начала было не удрать от меня! — легко объявила я. — С того самого момента, когда я позвонила тебе в дождь, и ты так враждебно держался со мной.

Карл расхохотался, но тут же посерьезнел.

— Джеки, ты не понимаешь. Не представляешь себе, каково это, когда ловишь косые взгляды украдкой. Когда тебя подозревают даже те, кто не хочет сомневаться в тебе — но они не дураки и невольно анализируют и сопоставляют, а факты таковы, что волей-неволей приходится сомневаться. Вот сейчас ты сидишь тут на солнышке, твоя рука в моей, тебе спокойно, безопасно — ведь я только что вытащил тебя из моря. Но, предположим, мы поженимся. Ты уже знаешь — я вспыльчив. А если так — то, может, и правда, отомстил жене, легкомысленно вступившей в связь с другим? Как, по-твоему, тебе не придет на ум такое? А в тех случаях, когда ты будешь лежать без сна в темноте, гадая, кто в действительности убил Элинор?