Григорий Отрепьев - Лейла Элораби Салем

– Так неожидан ваш приход, царевич, – высокомерно проговорила Марина, – я думала, вы уже почиваете.

– Я все никак не мог уснуть, прекрасная панна, – на одном дыхании ответил тот и продолжил, – я не мог уснуть из-за вас, Марина Юрьевна.

– Что же я сделала вам такого, что лишила вас сна? – насмешливо отозвалась она.

– Вы смеетесь надо мной.

– Извольте, но нет. Зачем мне смеяться над царевичем, особенно таким красивым и умным?

– Вы не виноваты ни в чем, Марина. Это я… это… – он запнулся, не зная, что сказать.

– Ах, говорите, говорите, мне приятно слышать ваш голос.

– В таком случае, – Григорий встал перед ней на колени прямо на холодную землю и, поцеловав ее ручку, проговорил, – Марина, любимая моя, я не буду скрывать своих чувств, ибо у меня нет сил сдерживать их в моей груди! Я люблю вас, я полюбил вас сразу, как только увидел, и жизнь моя без вас не имеет никакого значения. Даже царский трон меня так не прельщает как вы! Ради тебя я готов на все, ты госпожа моего сердца! Только прикажи и я исполню любой твой каприз.

Его голос дрожал в страстном порыве. Не зная что делает, молодой человек привлек к себе панну и начал целовать ее в губы. Красавица молча принимала его ласку, она обвила его шею точенными руками и ответила на поцелуи. «Царицей, я стану царицей московского престола! Царицей московского престола!» – радостно ликовала она про себя, даже не думая о том, что царевич не только не захватил трон, но даже не был признан королем Сигизмундом истинным сыном Ивана Грозного.

Некогда, несколько дней назад Марина сходила с ума от одного пана: высокого, стройного, жгучего брюнета с прекрасным как у древнегреческого героя лицом. Еще несколько дней назад, юная панна думала, что никогда больше никого не полюбит. Теперь же все переменилось. Образ того, кто раньше владел ее сердцем, она не видела; перед ней было красивое лицо Григория, она ощущала аромат душистого мыла, исходившего от его тела и волос, его умное лицо, красивые голубые глаза влюбили в себя гордую полячку.

– Когда я сяду на трон, ты будешь моей законной супругой, ибо лишь тебя одну я хочу видеть подле себя, – шептал царевич, целуя ее в щеку.

– Но у нас есть с вами одна преграда, – вдруг холодным тоном ответила Марина.

– Что за преграда, любимая? Я готов снести ее, если это будет в моих силах.

– Я католичка и духовная дочь папы Римского, ты же принадлежишь к греческой вере, а я не могу предать свою религию.

– Не волнуйся, Марина, ради тебя я готов на все! Я готов отказаться от православия, лишь ты была со мной.

– Вы серъезно решились на подобный шаг? – изумилась панна.

– Да. Я приму католичество и после этого мы обвенчаемся по обрядам римской церкви!

Его голос стал жестким, глаза смотрели серъезно и решительно – нет, этот человек не мог бросать слова на ветер.

Глава 8. Аудиенция у короля

Наконец настал тот день, когда встреча с королем Сигизмундом была назначена! Аудиенция была тайной, о ней знали лишь самые приближенные короля люди: братья Вишневецкие, которые и привезли царевича в Краков, воевода Юрий Мнишек, а также епископ Петр Тылицкий, Симон Рудницкий, Сигизмунд Мышковский и великий литовский писарь Гаврил.

Король назначил точную дату – 15 марта 1604 года. Еще до наступления долгожданного дня Григорий ходил белый как мел, руки его постоянно дрожали от волнения: кто знает, что может сулить встреча с Сигизмундом – признание его как сына Ивана Грозного или же отправка обратно на Русь в лапы Бориса Годунова? Константин Вишневецкий пытался ободрить молодого человека. Для этого он дал ему ключи от своей библиотеке, зная безумную страсть к чтению гостя. Сидя за книгами, Григорий на короткое время забывался, погружаясь в исторический мир древних народов. Будучи умным и любознательным человеком, он упоением читал о судьбах Халдейского, древнеперсидского, Ассирийского царствах. Не прошел он мимо и трудов древнегреческих философов, особенно Платона и Аристотеля. Впитывая дух величия царей древности, молодой человек окончательно внушил себе мысль о царском происхождении и завладении любым путем московского престола.

Братья Вишневецкие хлопотали над сбором. Им пришлось потратить немало собственных денег на портных, которые сшили царевичу удивительной красоты наряд, в котором тот должен будет предстать перед королем. Сапожник, один из лучших, смастерил Григорию сапоги на высоких каблуках с загнутыми носами, украшенные орнаментом из золотых нитей.

И вот наступил вечер 14 марта. Что сулил завтрашний день?

Король Сигизмунд III, восседая в роскошном кресле в кабинете, принимал у себя нунция Клавдия Рангони, итальянца по происхождению, который, будучи в Польше, был одним из ближайших советников короля.

– Святой отец, позвольте поговорить с вами, – учтиво проговорил король, усаживаясь в кресло и жестом показывая на стул напротив себя. Нунций сел и спросил:

– Ваше Величество говорит о царевиче Димитрии, сына Ивана Грозного?

– Так точно, вы угадали, – темные, выпуклые глаза Сигизмунда смотрели пристально и настороженно, под большим орлиным носом свисали редкие усы.

– Что же, отвечу, – Рангони мельком взглянул на распятие, стоящее на столе, затем перевел взгляд на короля и продолжил, – мне удалось не единожды встретиться с царевичем Димитрием у Константина Вишневецкого.

– Каков он из себя?

– Он молод, не больше двадцати трех лет, бритый, красивый, светлокожий, есть две бородавки – одна на носу под правым глазом, другая на лбу, у него длинные, белые руки, которые служат докозательством благородного происхождения; у него живой ум, и он обладает красноречием, в его походке и разговоре много благородства. Также, – тут нунций, понизив голос, сказал, – недавно он всеръез заинтересовался нашей святой католической церквью, он уже прочитал Библию на латинском языке и пообещал, что в скором времени перейдет из еретического греческого учения в истинную веру.

– А царевич, не смотря на молодой возраст, далеко не глуп, – заметил Сигизмунд и усмехнулся.

– Даже более того. Он разумен не по летам, обладает дальновидностью. Недаром он пообещал мне в случае поддержки привести всю Русь под власть Папы Римского.

– Ты смотри, каков претендент, а?! Но и вы, отец, не промах: никогда не упустите свой шанс в распространении католичества.

– Я лишь пекусь о заблудших душах, сын мой, – проговорил престыженный иезуит, – которые погрязли в скверне и неверии. Всем давно известно, что схизматики просто безбожные дикари, фанатики, язычники. Не только нам, но им будет на пользу принятие святой латинской веры, которая убережет их от адского пламени.

– Пути Господа неисповедимы, – ответил Сигизмунд и перекрестился.

На этом их разговор закончился. Рангони дал поцеловать Сигизмунду свою руку, после чего молитвой благословил его. Уже перед дверью, он вдруг обернулся и сказал:

– Ваше Величество, мы должны поддержать царевича Димитрия, настоящий он или же просто самозванец; это в наших же интересах.

– Я понял вас, святой отец, и постараюсь последовать вашему совету.

Вечером того же дня, пробираясь сквозь гулкие улочки Кракова, понаправлению к королевскому дворцу, шли закутанные в длинные черные плащи две фигуры, их головы были спрятаны под большими капюшонами, отбрасывающие тени на лица. Один из незнакомцев был высокий, грузный; другой много ниже ростом, подвижный, и судя по походке, молодой. Наконец, добравшись до тайной двери, высокая фигура постучала в нее. Дверь отворилась, незнакомец проговорил пароль, после чего следом за стражником направилась вместе с путником по длинному темному коридору, освещенного лишь одним факелом. Поднявшись по винтовой лестнице, фигуры остановились и скинули плащи – это были Григорий Отрепьев и Юрий Мнишек. Их проводили в залу, усадили за столик, угостив вином и фруктами, после чего попросили подождать.

– Волнуешься, царевич? – тихо спросил сандомирский воевода.

– Очень вельможный пан. Я боюсь, а вдруг король откажет мне в поддержки, тогда меня ждет плаха на Лобном месте в Москве. Годунов мстителен и коварен, он не простит мне покушение на трон.

– Не волнуйся, наш король поможет тебе, не в его интересах быть пособником узурпатора Годунова.

– Это точно. Узурпатор, вот он кто!

К ним подошел слуга и пригласил в кабинет Сигизмунда. Григорий снова побледнел, сердце бешено забилось в груди. Он стал считать свои шаги: один, два, три… Еще, еще, вот она, раписная дверь, за которой сидит тот, кто либо примет его с почестями, либо отправить восвояси. Нет, не должно случиться ничего плохого: большинство панов и иезуитов на его стороне, а Сигизмунд прислушивается к их мнению.

Дверь отворилась. Григорий, тяжело ступая, прошел в комнату, пол которой был застелен дорогим персидским ковром. Король Сигизмунд встал ему на встречу и, поприветствовав как равного, пригласил сесть с ним за стол. Юноша сглотнул слюну и покорно опустился в мягкое кресло, его голубые глаза пристально глядели в карие глаза короля. Юрий Мнишек торжественно проговорил здравицу Сигизмунду, после чего представил гостя.