Сердце дьявола - Иван Сербин

– Все, – громко сказала она вслух. – Все. Ничего не было. Просто так совпало. Неудачно. В этот момент тренькнул телефон. Коротко. И тут же забился в электрической истерике. Хороший был аппарат. И звонок ничего себе. Мертвого из могилы мог поднять. Маринка посмотрела на ведро, забитое продуктами, вздохнула и пошла в комнату. Сняла трубку, плюхнулась в кресло.

– Алло?

– Марин, это я, – услышала она виноватый голос Миши. – Слушай, я тебе вчера нахамил, да? Насчет работы что-нибудь, да? – Замялся, повисла неловкая пауза. Маринка молчала. Временами в ней просыпалась маленькая ехидная стервочка. Просыпалась и молчала себе, от души упиваясь чужой униженностью. – Ты извини. Принял я вчера солидно, конечно. Клянусь, больше не повторится. – Он усмехнулся грустно. – Самое смешное, что я против твоей работы ничего не имею. Честно. Но вот прет из меня иногда какая-то дикая придурь. Сам себя убил бы за это. Маринка подумала, что надо бы его еще подержать на «строгом поводке», но потом рассудила: «Зачем?» Извинился человек. Решила расставаться – расставайся и нечего тянуть, а уж если надумала прощать – так прощай, не кобенься. Сама же потом в дурное положение попадешь. Да и запоминается унижение, что, естественно, не добавляет тепла в дальнейшие «супружеские» отношения. Как говорится, все хорошо в меру.

– Знаешь, Миш, – медленно сказала она, – если уж у тебя не получается пить и держать себя в руках, то ты, будь добр, выбери, что больше нравится. Но первое – без меня.

– Да я уж выбрал, – вздохнул он. – Честно. Как встал сегодня, так на белый свет смотреть не хочется. Ощущаю себя последней скотиной.

– Ладно, забыли. – Маринка дотянулась до сумочки, выудила из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой. – Ты почему не на работе?

– Да я только до обеда договорился. Потом помчусь.

– За мной заедешь?

– Конечно, – в голосе Мишки прозвучало облегчение. – Конечно, заеду. Часиков в семь. Поужинаем в ресторане каком-нибудь, потанцуем.

– Хорошо. Маринка посмотрела на часы. Уже без пяти одиннадцать. Время летит – не успеваешь оглядеться.

– До вечера.

– До вечера, – ответила она спокойно и положила трубку. А дел-то еще, дел. В магазин сходить, прикупить продукты. Мясного на раз, да на гарнир чего-нибудь, что не портится. Что можно оставить, вдруг снова «Боря заявится». Маринка усмехнулась. Надо при встрече за хозяйкой внимательно приглядывать. Не ровен час, укусит. Поспать бы еще. Шесть часов за двое суток – не срок. Глаза сами собой закрываются. Маринка поискала взглядом пакет. Вроде бы в столе был, в кухне. Телефон зазвонил снова. Или в прихожей, думала Маринка, снимая трубку. Точно, в прихожей, в ящике для хозяйственных мелочей.

– Алло. Слушаю.

– Сюрприз. Маринка задохнулась. Ее вдруг бросило в жар. Пальцы сами собой плотнее стиснули трубку. Этот человек знал ее домашний телефон. Более того, ему было известно, что она сейчас здесь, в этой квартире.

– Я слушаю, – повторила Маринка машинально.

– Ты видела мой подарок?

– Что тебе нужно? – в голосе сами собой прорезались панические нотки. В голове – «вот тебе и «белая горячка». – Почему ты преследуешь меня?

– Ты видела мой подарок?

– Что тебе нужно?

– Ты видела мой подарок? – не без раздражения переспросил незнакомец. – Ты видела его?

– Какой подарок? – растерянно прошептала Маринка. Она почему-то решила, что это обязательно будет труп. По закону банальных киноужасов. Где-нибудь под кроватью. – Что ты имеешь в виду?

– Посмотри в шкафу. Он бросил трубку. «Боря». Бред спившейся хозяйки. Сумасшедшая фантазия алкоголика. Незнакомец обрел плоть, из телефонного призрака превратился в живого человека. Странного, страшного, но живого. Маринка шагнула к шкафу, распахнула дверцы… ничего. Ни трупа, ни отрезанных рук-ног, ничего из того, что так любят изображать в своих «нетленках» режиссеры-писатели. Да и откуда им тут взяться? Только что ведь заглядывала. Маринка перевела дух. Если бы в шкафу все-таки оказался труп, она, наверное, грохнулась бы в обморок. Но, слава богу, ничего. Ничего. Боязливо, осторожно Маринка тронула вещи, лежащие стопками на самом дне платяной утробы. Хотя и видела, что в вещах не рылись. Ее рукой сложены. Чемодан чистый, ни пятнышка. Маринка глубоко вобрала в себя густой невкусный комнатный воздух. Мысли сменялись, как узоры в детском калейдоскопе. А что, если это все-таки шутка? Если незнакомец узнал ее имя-фамилию, почему бы ему не узнать и домашний телефон? Кстати, при поступлении на работу она написала в анкете именно этот номер. Ну, Сергей Сергеевич. Ну, добродушный вы наш. Если окажется, что не обошлось без вашего вельможно-братского участия, – держитесь. Ходить вам без головы. Подумав об этом, Маринка испытала некоторое облегчение. Опять же, с чего это ей пришло в голову, будто незнакомец точно знает, что она тут? Просто набрал Мишкин номер, подошел совсем не тот, кого он ожидал услышать. Тогда незнакомец позвонил сюда и… попал. Черт, глупо-то как. Как глупо. Она решительно сдвинула платья, пиджаки, плащи, куртки, все, что не носилось или носилось редко, по сезону, время от времени. Тяжело. Вещей скопилось прилично. Выбрасывать жалко, может быть, отдать часть хозяйке? – подумала Маринка, а мгновением позже застыла, словно соляной столб. Рука ее непроизвольно поднялась и легла ладонью на приоткрытый рот, сдерживая поднимающийся из легких крик. На задней стене шкафа жирными бурыми мазками была выведена цифра:

5.

***

Волин даже смутился от собственной поспешности, пролегающей в одной плоскости с мальчишеством. Но вот завелся и ничего не мог с собой поделать. Давно с ним подобного не случалось. И ведь знал же, знал, что не сегодня завтра приедут ребята из горпрокуратуры – и прощай дело. Хорошо еще, если в объединенную группу возьмут, а то ведь и того не будет. Скажут: «Спасибо, товарищ», – руку пожмут из вежливости, и все. А у него прямо свербело, зудело, гудело где-то под ложечкой. И если к первому убийству он отнесся с вполне понятной приевшейся рутинной скукой, то на втором «завелся». Всерьез «завелся», не на час. Этот парень, убийца, вроде как наступил на его, Волина, любимую мозоль – профессиональную гордость. Да и дела, подобного этому, у него еще не было. Нет, убийства ему расследовать приходилось, и подступался к ним Волин с не меньшей серьезностью и ответственностью, чем к двум последним, но вот пожара внутри не ощущал очень давно. Потому и вскочил ни свет ни заря – только-только шесть пробило, – сна ни в одном глазу, и пошел… да что пошел, побежал в ванную. На ходу завернул в кухню, поставил на плиту чайник. Большую кружку кофе. Нет, не большую, огромную. И горячего. Кипятка. А в голове уже крутилось-вертелось. Невысокий мужчина в куртке, джинсах и очках. Поднять бы картотеку на всех этих шизофреников-параноиков, но прав психиатр, прав. Ничего это не даст. Чтобы проводить глобальный поиск, понадобится народу в тысячу раз больше, чем он может сейчас привлечь. Счет-то идет даже не на дни, а на часы. Потом успокоится у этого придурка в голове, заляжет он на дно, уйдет в тину, и ищи его, жди, пока новый труп всплывет. Плеснул Волин ледяной водой в лицо, ухнул от удовольствия. Еще раз и еще. Схватил щетку, выдавил пасту.

– Ты чего это в такую рань вскочил? – прозвучал за спиной сонный голос жены, Люси. – Тебе же к восьми вроде? Он замычал, объясняя жестами, мол, дело срочное и отлагательств не терпит. Совсем не терпит. Жена смотрела на него, и по мутному туману, плывущему в ее взгляде, Волин понял: спит еще жена. Седьмой сон досматривает. А то, что стоит, разговаривает, так радио тоже разговаривает, если включить.

– Ну ты даешь, Волин, – грустно оценила жена его выдающиеся артистические потуги. – Чего налить-то тебе?

– Кофе, – прошамкал он, зажимая щетку зубами. Получилось «кохэ», но Люся поняла, запахнула поплотнее халат и пошла в кухню, шаркая задниками безразмерных тапочек. Дочка, Катька, еще спала. Одиннадцатый класс. Раньше восьми теперь не встаем-с. Как успевает умыться, одеться, красоту навести, да еще и на урок не опоздать – загадка, ответ на которую одному только богу и ведом. Хотя, может, и опаздывает. Просто родителям, «комодам» старым, добросовестно вешает на уши лапшу. А те и рады. Лапшичку эту осклизлую, слипшуюся, недосоленную, – стандартное варево современно веселящейся молодежи, – без масла и соуса «хавают». И еще кивают. Молодцы, мол, смена подрастающая. Так держать. Выйдет и из вас толк со временем. Или повара. Специалисты по лапше. Вытерся Волин мохнатым махровым полотенцем и свежий, бодрый, дрожащий от нетерпения вышел на кухню. Присел к столу, схватил кружку керамическую, шестисотграммовую, потеющую паром. Хлебнул и аж зажмурился от удовольствия.

– Я смотрю, у тебя, Волин, отличное настроение, – заметила жена, тоже попивая кофеек. Туман у нее в глазах уже рассеялся, хотя легкая отрешенность на лице еще осталась. – Что, присвоили очередное звание? Или начальство на пенсию провожают?