Дело об убийстве маркиза де Лианкура (СИ) - Лариса Куницына

К счастью, никто не пытался его раздеть. Даже его плащ по-прежнему был застёгнут на груди серебряной фибулой. Меч тоже был на месте. Какое-то время он сидел, прислушиваясь как к тишине пустого дома, так и к своим ощущениям. Ему стало намного лучше, и даже свеча теперь была всего лишь свечой, хоть и окружённой тонким радужным ореолом. Он поднялся и с удовлетворением отметил, что ноги хорошо слушаются его и пол незыблем под ними.

Осмотревшись, он вдруг заметил на одном из стульев брошенный плащ алхимика и лежащий поверх него меч с золочёной рукояткой. Подойдя, он взял в руки странные широкие ножны, которые двумя крючками крепились к кольцам на поясе. Наверно, Аргент снял их, чтоб они не мешали ему, и бросил здесь вместе с плащом. Ножны были тяжёлыми и представляли собой выкованный из стали остов, в который были вставлены пластины пропитанного красным лаком дуба. Неудивительно, что Аргент без опасений подставил их под нож ночного грабителя, чтоб отбить удар. Они сами по себе были грозным оружием. После этого Марк взялся за рукоятку меча, которая удобно легла в ладонь, и вытащил из них клинок. Он был короче обычного меча, белым и гладким, изысканной, расширяющейся формы, которая завершалась тонким скосом. По полотну клинка проходил широкий дол, а вокруг него мерцала золотая насечка редкой красоты — запутанная вязь сплетенных лоз, в которую были добавлены розы и листья. Приглядевшись, он увидел, что этот сложный орнамент обрамляет небольшой рыцарский щит, на котором можно было разглядеть сову с распростёртыми крыльями.

— Дьявол… — пробормотал он. — Этого я и боялся.

Сунув меч обратно в ножны, он не удержался и попробовал повернуть круглую головку на конце рукоятки. Неожиданно она поддалась, и он без труда отвинтил её, а потом, завернув обратно, положил меч на место и направился к выходу.

Спускаясь по лестнице, он старался идти так, чтоб его шаги были беззвучными, а потом, миновав тёмный холл, подошёл к двери. Она была заперта, и он с отчаянием вспомнил, что при нём нет ни отмычек, ни стилета, но потом заметил с краю у пластины замка какой-то рычажок. Повернув его, он услышал щелчок и дверь открылась. Выйдя на улицу, он быстро сбежал по ступеням и тут же направился в ближайший тёмный переулок, стремясь уйти как можно дальше от этого места.

Накинув на голову капюшон, он снова шёл по тёмному молчаливому городу. Эта долгая ночь, в которую было спрессовано столько странных и опасных событий, всё не кончалась. Он обрёл надежду и снова потерял её, его пытались пленить и убить, но ему снова удалось вывернуться из этих передряг. И у него по-прежнему оставалась цель, которой он, во что бы то ни стало, должен был достичь, но теперь уже не знал, как. У него снова не было ни одной зацепки, ухватившись за которую он мог бы распутать эту интригу, сути которой не понимал. Размышляя так, он заметил, что его быстрый шаг снова начал замедляться, а дыхание стало тяжёлым. Наверно яд, несмотря на данное Аргентом противоядие, всё ещё оставался в его теле. Потом он вспомнил, что именно так чувствовал себя какое-то время после того, как был отравлен ледяным ядом, а следом в памяти всплыли матово поблескивающие куполообразные крышки на сосудах, которые приносили ему из лисьего замка. Три таких сосуда всё ещё стояли в холщовой сумке за креслом в его спальне. Прошло много времени с тех пор, как они появились там, он просто забыл о них за ненадобностью, но теперь ему снова захотелось ощутить во рту горячий пощипывающий напиток, который сразу же открывал глаза и заставлял сердце биться сильнее. Может, он ещё не утратил своих целебных свойств? А потом он вспомнил угрозы де Полиньяка в адрес Мадлен и ощутил острое беспокойство.

Он развернулся и пошёл туда, где находился его дом. Он вышел на улицу принцессы Оливии и остановился в переулке, глядя на задний подъезд своего дворца, над которым висели красивые фонари с витражными стёклами. На крыльце никого не было, окна дома были темны. Ничто не говорило о засаде, и он уже собирался пойти к двери, как вдруг она приоткрылась, и на улицу вышел какой-то незнакомый человек. Он был в военной куртке и через его плечо был перекинут плащ, что выдавало в нём наёмного охранника или бретёра. Постояв немного, он посмотрел в небо, сплюнул на мостовую и ушёл обратно в дом. Марк замер, глядя на закрывшуюся дверь. В доме были чужие люди и, скорее всего, они были поставлены там де Полиньяком. Дежурили ли они только у парадной и задней дверей или у всех входов, включая кухонную калитку и ворота каретного сарая и конюшни? Рисковать было нельзя, и он уже собирался уйти, когда заметил крадущуюся по другой стороне улицы фигуру в сером плаще. Какой-то человек прятался в темноте и, озираясь по сторонам, крался к его дому. Он прошёл несколько шагов и вдруг исчез, и Марк вспомнил, что там была ещё одна дверь, ведущая в подвал, куда привозили дрова и уголь для каминов. Дверца находилась ниже уровня мостовой и слуги жаловались, что во время дождей подвал заливает. Туда вёл узкий спуск, по которому можно было скатить задом узкую тележку угольщика или втиснуть телегу возчика дров.

Марк рванулся следом и, сбежав по спуску, догнал того человека, когда тот возился с замком. Он сразу же схватил его сзади и зажал ладонью его рот. Несчастный испуганно пискнул и обернулся. Марк увидел полные ужаса глаза лакея Жиля.

— Тихо, мой мальчик, — прошептал он, склонившись к его уху. — Это всего лишь я. Ты узнал меня? — Жиль попытался кивнуть и взгляд его, хоть и возбуждённый, перестал быть испуганным. — Ты не будешь кричать? — на всякий случай уточнил Марк.

Тот поспешно замотал головой, и Марк убрал руку с его лица.

— В подвале никого нет? — так же шёпотом спросил он. — Мы можем там поговорить?

— Конечно, ваше сиятельство, — закивал Жиль и поспешно кинулся отпирать дверь.

Они вошли в тёмный подвал, где на штабеле дров стоял фонарь, и Жиль повернулся к хозяину. Марк заметил, что он прижимает к груди какой-то свёрток.

— Это для господина Шарля, ваше сиятельство, — пробормотал лакей. — Он ранен.

— Что здесь произошло? — спросил Марк присев на широкую колоду для колки дров.

— Всё плохо, ваше сиятельство, — жалобным тоном проговорил Жиль и прислушался. — В доме эти люди, которых оставил здесь граф де Полиньяк. Прошлым вечером его сиятельство маркиз