Коко и Игорь - Крис Гринхол

заходят к ней и мешают ей работать. А она гораздо больше, чем Игорь, занята делом.

Коко великодушно, хотя и не без желания услышать слова благодарности, нанимает на лето гувернера для детей. По правде говоря, кто-то ведь должен заниматься детьми. Но только не она.

Она начинает обед с закуски — с цикория и сыра. Все молчат, пока она не спрашивает у Игоря:

— Итак, вам нравится здесь?

Он отвечает, ерзая от неудобства:

— Да. Очень.

— Однако вы предпочли бы Петербург.

Ну вот, снова. От нее нечего ждать снисхождения.

— Вовсе нет. Но теперь я его нежно люблю, больше, чем когда бы то ни было.

— Оттого, что вы не можете там быть?

Пауза возникает потому, что Игорь в этот момент пьет вино, но эта пауза только подчеркивает значимость его ответа.

— Именно так.

— Но ваша жена ужасно тоскует, верно?

— Думаю, что да. — Игорь ставит бокал на стол, но продолжает держать его за ножку. Он осознает, что с момента приезда в Бель-Респиро Екатерина, напуганная общительностью Коко, замкнулась в своем собственном мире. И он не может ее осуждать. Он сам напуган.

— Должно быть, ей здесь трудно.

— Да. — Игорь опускает взгляд в тарелку.

— А детям?

— Дети привыкнут. Им всегда легче. — Его взгляд перебегает с одного ребенка на другого. При виде их невинных лиц Игорь снова испытывает чувство вины. Он видит, как в детях проступают черты Екатерины.

Постепенно Игорь, как и дети, расслабляется, оживляется и уже не терзает себя. Коко отвечает тем же. Они делятся своими планами, и эта тема очень их воодушевляет. Игорь хочет дать точное определение музыкальному вкусу. Оба говорят энергично и убедительно, совпадая в отвращении к суете и мишуре. Коко ненавидит рюши и оборочки, буфы и виньетки. Игорь полон презрения к украшательству в музыке, к сладости ритмов и к сиропу мелодии.

Коко намеревается стать непревзойденной. Ее работа, как она считает, — такое же искусство, как и его искусство. И если Бог сначала не позаботился о том, чтобы красиво одеть людей, то теперь Он должен сделать вторую попытку.

Коко рассказывает Игорю, как любит работать с джерси. Поскольку после войны многие ткани просто исчезли, джерси необходим. Это недорогой материал, он тянется и очень практичен в носке. Она считает, что в джерси вы одеты просто и одновременно шикарно. Какой смысл в платье, если вы не можете в нем гулять и танцевать? И если этот материал кажется вам бедноватым, то его всегда можно украсить вышивкой или бусинками, кружевами или кисточками. Для того чтобы увидеть, как просто может преобразиться наряд, достаточно только добавить к нему шейный платок.

Игорь вспоминает, что говорил о Коко Дягилев, но теперь он и сам все понимает. Она очень разумна. Он сосредоточенно ее слушает. Дело не только в том, что она говорит, — но и манеры ее он находит неотразимыми. Эти полные губы, грациозность жестов, томная сладость темных глаз.

Коко говорит, что ищет в своих проектах новой простоты, чистых, прежде неизвестных, линий, даже чего-то мужского в крое. Ей хочется понять, почему у мужчин такая удобная одежда.

— Разве не пришло время женщине создавать одежду для женщин? И такую, в которой женщины не будут упакованы, как пасхальные яйца? Женщины — не украшение жизни, они полноправные человеческие существа. Женщины должны быть свободны в движениях, сейчас они этого лишены. Нужно удалять и удалять все лишнее, пока одежда не станет повторять очертания женского тела. Неужели это трудно понять?

Игоря восхищает горячность ее доказательств. Подобной женщины он еще никогда не встречал. В ней столько женственности, но при этом неожиданная убедительность и совсем новое чувство независимости. Ему это нравится, хотя немного и пугает. Создается впечатление, что ее сексуальность абсолютно очевидна, подобно тени, которую невозможно не заметить.

Наевшись мяса и сыра, дети выходят из-за стола. Коко и Игорь продолжают говорить о своей работе.

— Я редко начинаю с записей на бумаге, — говорит Игорь. — Я почти всегда сначала играю на фортепиано. Мне нужно прикосновение к музыке, ее прорастание сквозь пальцы.

— То же самое и у меня. Мне трудно работать с рисунком. Я скорее начну прямо с модели. И всегда, с самого начала, должна руками ощутить материал. Я должна почувствовать, подвигать его.

Разговоры о работе устанавливают между ними контакт, связывают. Эта связь возникает еще и оттого, что оба знают цену обязательствам и преданности делу, что одновременно и соединяет их, и вызывает дух соревновательности.

Игорь выпивает почти целую бутылку бургундского, в то время как Коко — всего пару бокалов. Они спорят о том, у кого работа труднее. Игорь заявляет, что начинает работать спозаранку, а она иногда просыпается лишь к полудню. Коко возражает: ведь она работает до вечера, тогда как он освобождается к середине дня. Каждый старается перещеголять другого, подсчитывая количество рабочих часов.

Игорь пьет вино и слушает, с какой теплотой к нему звучит ее голос. Вино и бодрый тон Коко накладываются друг на друга, и это опьяняет. Игоря поражает одна мысль. Он слышит в себе некий внутренний толчок. Фраза слетает с губ прежде, чем он успевает подумать, а стоит ли ее произносить.

— Миссиа рассказывала мне об Артуре Кейпеле. — И он немедленно понимает, что переступил границы.

Коко не сразу, но отвечает.

— Рассказывала? — Коко ошеломлена, не верит своим ушам. — Она и в самом деле рассказывала вам о нем? — Лицо ее превращается в маску, голос внезапно садится. — Все называли его Бой.

— Вы, должно быть, любили его. — И снова он сам себе удивляется.

Она собирается с духом.

— Он меня предал.

— О!

Голос ее полон горечи и волнения.

— Он, не сказавши мне, женился на аристократке. Разумеется, на англичанке. С лучшими рекомендациями, — едко добавляет Коко. — А потом он умер. — Она переживает все снова в ускоренном темпе, печаль пробирается сквозь опустошение, окоченение и злость. И все за несколько секунд. В уголках глаз собираются слезы.

— Простите.

— Да.

После паузы Игорь осмеливается спросить:

— Как?