Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Да, я могла бы со временем веселиться в этом вертепе, конечно же, могла бы, - думала Мария Ивановна, выходя из вольеры. - И он знал об этом. Знал, что буду со временем веселиться, что я такая, и потому, будучи опытным охотником, не торопился".
Эгисиани продолжал лежать без чувств. Марья Ивановна вышла в коридор, поборов желание пощупать у него пульс.
На полу коридора сидел, прислонившись к стене, официант. По его смотревшим внутрь остановившимся глазам было видно, что он очнулся мгновение назад и теперь проверяет, все ли его системы работают нормально. Рядом с ним стояла серебряная кастрюлька. Она упала с разноса, но чудом приземлилась на донышко.
"Оленина по-чухонски", - подумала Марья Ивановна.
Криво улыбнувшись, присела, шевельнула крыльями носа - пахнет вкусно. Взяла кусочек, попробовала. "Оригинально, но горчицы я клала бы меньше". Попыталась представить Кристину, хохоча записывающую рецепт. Круглое личико. Кудряшки. Внимательные глаза...
Нет, не то. Все не то. Трудно представить человека, чем-то придавленного к земле. Чем?
У всех есть головы. Руки. Ноги. Половые органы.
И то, что придавливает к земле.
Жизнь.
Жизнь придавливает к земле.
Несостоявшаяся жизнь.
Марья Ивановна поднялась на ноги, поправила юбку, вышла на улицу через запасной выход. Два поворота - один направо, другой налево - и, вот, Тверская.
Обычная Тверская, вся, вся в себе.
Решила ехать на метро. Наложила на себя епитимью.
Пошла по направлению к памятнику.
На полпути отметила: "Не смотрят и не оборачиваются. Конечно, с таким лицом..."
Прошла мимо милиционера. Тот посмотрел. Увидел. Кого? Проститутку?
Да, проститутку. Они в них разбираются.
"Если бы Смирнов мог ударить. А он надуется. И отвернется. Ну и пусть. Куда он денется?"
Пушкинская площадь.
Вон урна, в которую она бросала пакет с трикотажным костюмом. И мобильником. Из нее выглядывала сине-красная бутылка "Кока-колы".
Прошла мимо.
Но что-то остановило. Обернулась, посмотрела. Глаза сузились. Подошла, вынула из сумочки заколку, не задержав на алмазе глаз, бросила.
Звучно ударившись о пластик бутылки, заколка упала в темноту.
Упала в темноту и превратилась из ненавистного свидетеля, гадкого искусителя, неприятного напоминания в чью-то будущую радость.
На душе сделалось хорошо. Но в метро спустилась.
Епитимья, так епитимья.
Вагон был пуст. Спереди и сзади люди, как обычно, а этот пуст. Лишь напротив сидел мужчина в шляпе. На коленях его громоздился потертый кожаный портфель.
Мужчина смотрел строго и бесчувственно, как сопровождающий.
Сопровождающий в чистилище?
Мужчина отвел взгляд. Марья Ивановна продолжала смотреть.
Мужчина глянул на ботинки. Поправил галстук. Протер кончиками пальцев нос.
Марья Ивановна смотрела. Она ехала в чистилище. А он сопровождал. Поезд начал притормаживать. Мужчина встал, подошел к двери. Перед тем, как она открылась, обернулся к ней и сказал:
- Вы не подумайте чего. В этом вагоне спартаковские болельщики ехали, вот все люди и сбежали...
И вышел. Дверь закрылась. Марья Ивановна осталась одна.
"Уйдет Смирнов - явиться Паша".
13. Вова прокололся.
Домой она пришла в половине двенадцатого. Сама открыла дверь, подошла к двери гостиной, глянула искоса - Смирнов курил, лежа на диване. Переоделась, умылась, намазалась ночным кремом, села рядом в кресло.
Он не посмотрел.
- Ты уже лежишь на спине?
Смирнов не ответил.
- Ты зря так, - сказала Марья Ивановна, положив ему руку на колено. Ничего не было. Почти ничего.
- Одни фантазии? - не удержался Смирнов. Ему нравилась не накрашенная Маша. Такая домашняя.
- Да. Он вставил громадный бриллиант в заколку, и я раскисла.
О бриллианте Марья Ивановна сказала намеренно. Смирнов не мог дарить ей бриллиантов и, поэтому, без сомнения, переложит часть ее вины на свою чашечку весов.
- Показала бы, что ли? - приподнялся он. Приподнялся и скривился от боли.
- Я ее выбросила.
- Выбросила заколку с бриллиантом!?
- Да.
- Ну и зря. Память была бы.
- Не нужна мне такая память...
- Такая память... - усмехнулся Смирнов. - Ты мне сейчас все по порядку расскажешь, потом мы сделаем выводы, после которых, я надеюсь, тебе станет ясно, что за память была бы эта заколка с бриллиантом за тысячу баксов...
- За пять тысяч.
- Ты стоишь пять тысяч долларов!? - округлил глаза Евгений Александрович.
- Я стою столько, сколько дашь ты...
- Ладно, хватит лирики, хотя приятно. Рассказывай, давай.
Марья Ивановна рассказала все без утайки. Смирнов задумался.
Был уже час ночи.
В пять минут второго он сказал:
- Сдается мне, что он тебе сказки рассказывал. Понравилась ты ему, вот он и поспорил, что в два дня тебя на лопатки уложит. Он и на Кристину спорил, не сомневаюсь...
- Почему ты так думаешь? - Марье Ивановн не хотелось верить.
- Вчера, вернее, позавчера он тебе рассказывал об одной Кристине безвольной, чуть ли не алкоголичке, плохой матери и тому подобное, а сегодня, то есть вчера - совсем о другой. Одухотворенной, знающей, что такое любовь и красота. Налицо явная подтасовка. И эта записка. Черт те что. Я на нее сегодня весь день смотрел. "Вовчик знает об убийстве Крысы все". Кто мог подбросить такую записку? Враг Эгисиани? Тогда бы он написал: "Вовчик убил Крысу". Еще одна случайная жертва твоей красоты? Она бы написала, что "Вовчик" неизлечимый нимфоман и потомственный сифилитик. Вот и получается, что он тебе лапши навешал, чтобы ты к нему в постельку готовенькой упала. Кому, кому, а мне, старому хрену, эти штучки с шестого класса хорошо известны.
Марья Ивановна насупилась.
- А что ты так расстраиваешься? - продолжал Евгений Александрович бухтеть. - Он же любя тебя обманывал? Пылая искренней страстью и искренне вожделея твоих прелестей?
Смирнов всю жизнь вытравлял из себя доставшуюся ему от кочевых предков привычку добивать жертву размеренными ударами, но не преуспел в этом, как ни старался.
- Если он обманывал меня, - не желала женщина расставаться с покорившим ее романтичным образом Эгисиани, - то почему этот верзила сказал мне, чтобы я не лезла не в свои дела? Он и люди с ним ведь приходили не для того, чтобы ткнуть Эгисиани лицом в блюдо с салатом. Они приходили, чтобы устрашить меня, чтобы заставить нас с тобой отказаться от расследования. И еще мне кажется, что эти люди знают о моем знакомстве с Пашей. И только потому не убили.
- Ты просто пытаешься сохранить ниточку, связывающую тебя с этим ублюдком.
- Перестань. Ну, поиграла баба с красавцем, ну, побывала пару раз в новой обстановке! Что с того? Да тебе только лучше будет!
- Да я все понимаю, не молодожен, хотя и провинциал по рождению и воспитанию. Но я просто не знаю, сколь далеко можно идти по этой приятной тропинке. Сначала ля-ля-тополя, потом один единственный раз на беломедвежьей шкуре между цветочными корзинами, потом пылкий розовощекий юноша в телефонной будке, потом негра в перьях ночевать приведешь... Скажешь еще: "Ну что бы дуешься, кровать ведь широкая!" А я так не могу. Мне никто кроме тебя не нужен.
- Послушай, Женя, ну представь себя на моем месте, ну, почти на моем месте. Ты ведешь дело, идешь к хозяйке ресторана, она, вся из себя такая красивая, утонченная, поэтичная, в тебя влюбляется. Ну что, ты не поцелуешь ее в бархатную щечку? И не поддашься, когда она тебя потянет к кровати? И что, у тебя не встанет?
- Ну тебя к черту!
- Нет, ты скажи! - не отставала Марья Ивановна, чувствуя, что ситуация меняется в ее пользу.
- Хорошо, я попробую при первом же удобном случае. И пусть он попробует не встать!
Марья Ивановна представила Смирнова в компании с очаровательной длинноногой дурочкой. Как она - хи-хи, ха-ха, губки алые бантиком, ресницы длиннющие - хлоп-хлоп, - лежит на белой медвежьей шкуре, закатив голубые бесстыжие глазки. Как бурно вздымается ее силиконовая грудь. Как коленки ее расходятся в стороны, открывая влагалище, влажное и гостеприимное.
И как у него встает.
Евгению Александровичу понравилось выражение ее лица, и он решил простить женщину.
- И знаешь еще что, - начал он высказывать то, что давно сидело у него в голове. - Мне почему-то кажется, нет, не кажется, я уверен, что, рассказывая о негодяе, изнасиловавшем Кристину, он рассказывал о себе... Все могло быть примерно так. После очередного, может быть, даже демонстративного ухода Святослава Валентиновича к Регине, ухода через дырку в заборе, Кристина ушла из дома. И попала в ресторан Эгисиани. А у того, без сомнения, была, ну, давай, представим, что была, привычка спорить с тем пузатым азербайджанцем на время, через которое та или иная женщина будет рыдать от счастья в его ошкуренных тенетах. Он поставил, ну, скажем сто долларов, что через час. И выиграл...
- Все это фантазии... - Марья Ивановна не сомневалась, что Смирнов просто-напросто ее достает.
- Рама для картины - Дик Фрэнсис - Детектив
- Кольцо с тремя амурами - Анна Князева - Детектив
- Дьявольский поезд - Наталья Солнцева - Детектив
- Алиби для красавицы - Наталья Александрова - Детектив
- Что скрывает любовь… - Владимир Макарычев - Детектив
- Детектив от Иоанна - Андрей Дышев - Детектив
- Менеджер по чудесам - Марина Серова - Детектив
- Через ее труп - Сьюзен Уолтер - Детектив
- Она уже мертва - Виктория Платова - Детектив
- Хранительница царских тайн - Анна Князева - Детектив