Рейтинговые книги
Читем онлайн Партизанские встречи - Вен. Андреев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 36

Науменко, веселым взглядом провожая нового товарища, сказал:

— От це вже мовчун, так мовчун. А таки, знаете, щось е в нього на души…

— Ну, брат, ты знай шагай, — быстро перебил его Фролов. — Не с твоими сапожищами в души лезть.

Моряк действительно оказался неразговорчивым и необщительным. Двигался он как будто механически, низко опустив голову. А когда мы выходили из леса, не последуй команда «правее», он с ходу наткнулся бы на дерево.

— Го, дывиться, — показал Науменко на Моряка, — ледве дуба не сковырнув… А очи, подывиться, яки в нього очи! — продолжал он, обращаясь к Рудю. — Дики якись. Або затуманены… Цикаво б знаты…

— Чего там «цикаво», — снова перебил Науменко Фролов, на этот раз уже сердито. — Просто устал человек.

Науменко хоть и отличился в последних боях и в диверсиях на дорогах, всё-таки считался у нас «молодым» партизаном. Он ещё недостаточно усвоил неписанное правило партизан- «Всё, что нужно, принятый в отряд докладывает о себе командиру, комиссару и партийной организации. Всё, что хочет, рассказывает о себе товарищам». Приставать с надоедливыми расспросами к кому попало у нас не полагалось.

Опыт партизанского командира, вышедшего ещё из Брянских лесов, где я обучался искусству народной войны, говорил мне, что именно здесь, в лесах, на привалах, после ратных дел, у костров во время задушевных бесед, человек открывается полностью. Годами живешь с человеком бок о бок в городе, в обычной мирной или тыловой обстановке и не узнаешь его так, как узнаешь за несколько дней здесь, в тылу врага, в условиях тяжелой партизанской жизни.

Но… на новом месте наш новичок продолжал оставаться таким же угрюмым, каким был в первые дни нашей встречи. У него была какая-то заторможенность движений и речи. В лагере он всё делал вяло, говорил тихо, приглушенным голосом, с паузами, как будто с трудом находил нужные слова, и всё, казалось, к чему-то прислушивался.

По вечерам Моряк долго засиживался у костра и что-то мастерил.

Однажды к нам в шалаш зашел Науменко и таинственным шепотом сообщил:

— Якусь дуду зробыв з вербы. Мабуть, грать шось хоче…

И скрылся в темноте.

— Странный парень этот Пятра, странный, — сказал Рудь, когда ушел Науменко. — Пробовал расшевелить его разговорами о Молдавии, — молчит!

— Тяжелый, — подтвердил я. — Недаром камнем прозывается.

За время войны мне приходилось встречать много самых разнообразных людей — веселых, несмотря ни на какие невзгоды, и скучных, даже в самые светлые и радостные минуты, очень словоохотливых и молчунов, замкнутых, скрытных и, как говорится, с душой нараспашку.

Был до войны у меня хороший друг. Человека забавнее, веселее и словоохотливее его я не знал. А встретив этого весельчака ровно через год на войне, в тылу врага, я его не узнал: он точно на тормоз язык прикрепил и отпускал его только тогда, когда надо было ответить командиру: «Есть взорвать» или «Задание выполнено».

Я стал рассказывать Герасиму Яковлевичу об этом человеке.

— Постой! — вдруг перебил меня Рудь. — Что это? Послушай!

До меня донеслись звуки пастушеской свирели. Вначале робкие и глухие, отрывки напевов — заунывных и грустных — звучали смелее и громче; наконец полилась мелодия молдавской дойны. Я поразился. Не менее меня был удивлен и комиссар. В темноте я не мог разглядеть его лица. Но речь Рудя выдала его волнение и восторг. Около полугода он говорил со мной, с сибиряком, только по-русски, а услышав молдавскую мелодию, вдруг воскликнул на родном языке:

— Фрумос!.. Тари фрумос!..[1]

Потом он тихонько запел:

…Неструле, пе малул тэуКреште ярбэ ш'унлулэу,Ярба крештэ ши'инфлорештеИнимоара путрезеште…[2]

— Это Пятра играет, — уверенно сказал Рудь. — Пойдем послушаем и взглянем на него.

Мы пошли к костру. Легкий ночной ветерок тихо шелестел в листве дубняка, в иглах вековых сосен. Костер горел жарко. Сильно потрескивали дрова. К вершинам сосен взлетали искры. Далеко по лесу катилось эхо молдавской дойны, вероятно, впервые пришедшей на север Украины. И костер и игрока с тонкой свирелью у губ, по которой искусно прыгали крепкие пальцы Пятра, плотным кольцом окружили партизаны.

В глубоком молчании слушали они игру Моряка, кто лежа на боку, кто привалившись к толстым соснам.

— Честное слово, сейчас заплачу! — крикнул вдруг кто-то. — Сыграй что-нибудь повеселее!

Свирель умолкла. Пятра перевел дух и снова заиграл. На этот раз он играл какую-то маршевую мелодию, но всё на тот же протяжный лад.

— Это песня заднестровских молдаван, бессарабцев, — тихо сказал Рудь и запел вполголоса, передавая мне содержание песни:

Между Прутом и Днестром,В зеленых долинах.Нас враги огнем палили,Пулями косили.Враг нахлынул грозной тучей,Нешядною силой,Но ничто нас не разлучитС Советской Россией.Петь давайте всем народом,Что нам злая плаха!Отцы бились за свободу,Нет и в детях страха…

Мы подошли ближе к костру.

Узнав нас, Пятра быстро сунул свирель за пазуху, и мы впервые увидели, как его чуть припухшие губы расплылись в широкую улыбку.

— Ну, ну, давай, брат, играй, — сказал Рудь. — Что же ты? Подразнил только, выходит.

Моряк встал, одернул китель и, запинаясь, сказал:

— Прошу извинить меня… Разрешите на отдых….

2

— Всю ночь не спал, — рассказывал нам Коля Фролов утром следующего дня о новичке. — Ворочается, курит. Только сомкнешь глаза, а он спрашивает: «Ты спишь, Коля?» — «Сплю, говорю, не мешай» Задремлешь, а он опять… Спасибо Науменко — он успокоил. «Доколь, говорит, ты голову нам будешь морочить, бисова твоя душа? Замолчи, бо рассержусь и целую неделю тебе спать не дам». — «Прости, говорит, не буду больше… Но, понимаешь… Гложет». А что его гложет, не говорит!

Мы пригласили Пятра к себе. Рудь заговорил с ним по-молдавски, о чём-то пошутил, и Пятра сразу немного оживился. Нам принесли завтрак.

Я спросил Моряка:

— Семья у тебя есть?

— Была, — ответил он.

— А теперь?

— Не знаю.

Пятра действительно не знал, есть ли у него теперь семья. Он рассказал, что родился и вырос в Бессарабии, в местечке близ Кишинева. Отец работал на помещика, а мать хлопотала по дому. В школу Георге походил всего только три зимы, а потом шесть лет работал в имении. Русский язык он знал с детства — перенял его от русских детей, отцы которых тоже работали на помещика.

Пятра хорошо помнил горькие дни своей юности проведенные в Бессарабии, видел жизнь соседей-односельчан, а со временем узнал, как живут люди далеко за пределами его села и даже за пределами уезда.

Рассказывал он довольно живо, и я понял, что Моряк не такой уж молчун, каким кажется. Он с воодушевлением говорил о Бессарабии, о её садах, виноградниках, богатых долинах и склонах гор, обо всём, что совсем недавно стало собственностью народа, и вдруг… эта проклятая война.

От него я впервые услышал живой рассказ о знаменитом сентябрьском восстании в Бессарабии в 1924 году. Рассказ этот произвел на меня столь сильное впечатление, что я не могу не пересказать его здесь.

…Три дня над революционным штабом в Татарбунарах реяло красное знамя, три дня ликовали толпы людей с алыми повязками на руках, а над колоннами демонстрантов, над отрядами, уходившими на линию огня, плыли транспаранты, плакаты с призывами «Да здравствует Советская Бессарабия!» Со стен домов и с импровизированной трибуны глядел на народ с большого портрета великий Ленин.

Из самых отдаленных уголков Бессарабии обходными, тайными тропами, по долинам и крутым склонам тянулись группами и в одиночку люди в Татарбунары, чтобы поддержать восставших против бояр-оккупантов. Ушел тогда в Татарбунары и отец Георге. Народ принял его в свою семью, дал старику винтовку, широкую грудь его украсил кумачовым бантом, а высокую папаху — розовой лентой. Три дня народ, свергший в местечке и окрестных селах власть ненавистных оккупантов, дышал вольно, три дня старик вместе с другими повстанцами отстаивал от жандармских частей свою родную власть. А на четвертый день из-за Прута и Дуная загремели залпы орудий, и земля задрожала, как в лихорадке, артиллерийские снаряды разрушали дома и постройки, огонь начисто сметал строения. Без умолку строчили пулеметы, винтовки. Неравная схватка повстанцев с отборными войсками оккупантов длилась до последнего патрона.

Весь черный от копоти и пыли, старик долго стрелял, а когда кончились патроны, вытащил затвор, заглянул в магазин и уже собирался швырнуть винтовку в рожу подползавшему врагу, но к нему подошел командир и твердым голосом сказал: «Спрячь оружие, мэй, пригодится… Спрячь… А сам уходи…»

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 36
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Партизанские встречи - Вен. Андреев бесплатно.

Оставить комментарий