Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II - Борис Галенин

Как-то это типично, вы не находите? Все равно как великого дипломата Н.П. Игнатьева назначить на пост Министра Внутренних Дел, требующий совершенно иных специальных навыков и знаний!

Однако во время войны труднее становится тормозить продвижение очевидно талантливых людей. Если в русской армии к началу японской войны не было достаточно ярких фигур и выдвижение на пост Командующего Маньчжурской армией А.Н. Куропаткина удивления не вызвало, а поставленного Главнокомандующим адмирала Алексеева удалось представить невеждой в вопросах сухопутной войны и лишить реальных рычагов власти, то с флотом оказалось сложнее.

Несмотря на все принятые меры, адмиралы, сочетающие одаренность и верность, в России еще были. Командовать флотом в Порт-Артур отправился адмирал С.О. Макаров, и в это же время в Петербурге — еще до катастрофы 31 марта с «Петропавловском»! — другой адмирал стал предпринимать энергичные усилия по оказанию помощи Тихоокеанской эскадре.

Звали этого адмирала Зиновий Петрович Рожественский, и был он в ту пору «исправляющим должность» — в силу своего контр-адмиральского звания — Начальника Главного Морского Штаба с правами товарища (заместителя) Министра, опередив при этом 23 вице-адмиралов, пребывавших в списочном составе флагманов Российского Императорского Флота. Именно с должности Начальника Главного Морского Штаба пришел на пост Управляющего Министерством адмирал Ф.К. Авелан, знакомый нам еще по переписке с адмиралом Ф.В. Дубасовым по порт-артурскому вопросу.

2. Слово об адмирале Рожественском

2.1. Человек это был необыкновенный

«Человек это был необыкновенный. Если мы посмотрим на его изображения на фотографиях, то обратим внимание на величественную осанку, прекрасную выправку флотского офицера, умные, проницательные глаза на красивом мужественном волевом лице. Современники отмечали, что, выступая перед командами кораблей, простыми, но яркими словами, он так мог воодушевить людей, что они были готовы сразу броситься в смертельную атаку. В быту он бывал очень внимательным к окружающим, умел быть обаятельным и милым.

Зиновий Петрович не имел протекции, связей и тому, что стал Начальником ГМШ и Командующим эскадрой, которая должна изменить ход войны, спасти честь Родины и флота, был обязан в первую очередь своим выдающимся качествам. Окружающие чувствовали, что этот человек обладает колоссальной внутренней энергией, ему верили, за ним шли. Его также уважали за безупречную честность, необыкновенную работоспособность, непреклонную волю.

Он был беспредельно предан своему Императору, Отечеству и флоту, готов был умереть за них и готов был послать на смерть других»{35}.

Этими словами капитан 1-го ранга Владимир Яковлевич Крестьянинов начинает в своей книге главу, посвященную Командующему 2-й эскадрой. Слова эти особенно ценны тем, что сказавший их отнюдь не принадлежит к «поклонникам» адмирала Рожественского, а, скорее, к его «гиперкритикам»[40].

Действительно, контр-адмирал З.П. Рожественский был человеком необыкновенным, а путь до своего высокого поста прошел без какой-либо протекции, будучи сыном простого военного врача.

Генерал-Адъютант Вице-Адмирал Зиновий Петрович Рожественский

Блестящим, упорным, железным, неза-урядным адмиралом называло его даже большинство недоброжелателей. Жизнь и смерть адмирала Рожественского показали, что он был одним из последних русских военачальников, для которых слова «За Веру, Царя и Отечество» были не пустой формулой. Сейчас представляется несомненным, что даже если бы контр-адмирал Рожественский всю русскояпонскую войну просидел бы спокойно в кресле Начальника Главного Морского Штаба, изображая кипучую деятельность по образцу иных петербургских флотоводцев под «шпицем» Адмиралтейства, то именно он стал бы наиболее вероятной кандидатурой на пост Морского Министра после войны{36}. Понятно, что любой флотоводческий успех сделал бы его кандидатуру неотвратимой.

Избежать этого, остановить его на этом пути можно было, только возложив на него задачу, выполнение которой превышало человеческие силы.

И одной из «криптоцелей» посылки 2-й эскадры, а вернее, постановки эскадре уже в пути в принципе невыполнимых задач, было намерение не допустить, может быть, последнего до конца верного Царю и Отечеству Адмирала до высоких государственных постов.

Должна была окончиться катастрофой!

После Цусимы, еще до революции, во флотских особенно кругах внедрялась в сознание малолестная оценка деятельности адмирала Рожественского как человека и флотоводца. И шла эта оценка отнюдь не от соплавателей и соратников адмирала Рожественского, видевших его в деле, а из кругов официальных, можно даже сказать официозных.

Так, автор Книги седьмой официального русского описания русско-японской войны на море капитан 1-го ранга граф А.П. Капнист пишет:

«Адмирал Рожественский был человек сильной воли, мужественный и горячо преданный своему делу, умелый организатор снабжения и хозяйственной части, превосходный моряк, но лишенный малейшей тени военного таланта. Поход его эскадры от Петербурга до Цусимы беспримерен в истории, но в военных операциях он проявил не только отсутствие таланта, но и полное отсутствие военного образования и боевой подготовки — качеств, которые он не сумел сообщить и своей эскадре».

Еще раньше столь же суровый — «не подлежащий обжалованию» — приговор вынесла Рожественскому в своих заключениях Следственная Комиссия о Цусимском бое. Одной из главных причин беспримерного поражения, нанесенного 2-й эскадре Тихого океана в боях 14-15 мая 1905 года, Комиссия считает:

«Неудачный выбор Начальника эскадры, принявшего на себя командование без веры в возможность боевого успеха, не уделявшего необходимого внимания боевой подготовке эскадры, не терпевшего самостоятельного сотрудничества своих подчиненных и не имевшего мужества признать непосильной принятую на себя задачу, когда он сам в этом убедился. Тактические ошибки, сделанные Начальником эскадры, еще ухудшили ее положение.

Безнадежная сначала, основанная не на добросовестном расчете, а на слепой надежде на удачу, операция прорыва 2-ой эскадры Тихого океана во Владивосток должна была окончиться катастрофой».

Сказано солидно и убедительно. Беда вот только, что весь пассаж может наиболее адекватно быть характеризован словами известного романа, описывающими реакцию слушателей на «занимательное повествование» кота Бегемота на ужине после бала полнолуния: «Вранье! И интереснее всего в этом вранье то, — сказал Воланд, — что оно — вранье от первого до последнего слова».

Хотя нет. Вторая половина последней фразы в приведенном абзаце «комиссионного» творчества совершенно верно отражает суть произошедшего в Корейском проливе в мае 1905 года. Вот только знаки препинания, или акценты, следовало бы расставить иначе.

Например, так: «Операция прорыва 2-й эскадры Тихого океана во Владивосток должна была окончиться катастрофой!»

Как говорится — мы за ценой не постоим. И за ценой действительно не постояли.

В остальном же справедливость приведенного Мнения Следственной Комиссии читатель сможет оценить далее сам, а здесь остановимся еще только на первом утверждении Комиссии. 

«Без веры в возможность боевого успеха»

Несомненно, адмирал Рожественский с самого начала сознавал крайнюю сложность порученной ему задачи, но также несомненно, что, берясь за ее исполнение, он считал, что она имеет шансы на успех. Так, в частном письме из Ревеля, уже перед самым выходом эскадры, он писал: «…Не могу ни о чем думать теперь и живу только одним желанием победить. Это желание выше сил моих…»{37}

Утверждать, что это слова человека, не верящего в успех задуманного дела, представляется все-таки некоторой натяжкой. 

Неизбежность

По поводу же справедливого утверждения Комиссии о неизбежности катастрофы в Цусимском проливе позволим себе уже сейчас задать вопрос.

Когда эта катастрофа стала воплощаться в реальность: во время боя 2-й эскадры в Корейском проливе, еще до ее посылки или, может быть, во время предписанной Петербургом зловещей задержки эскадры в тропическом аду Мадагаскара?