Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II - Борис Галенин

И далее с большевистской прямотой приводится вышеуказанный временной расклад. К сказанному прибавляется также, что уже к концу 1906 года Генеральный Морской Штаб был полностью сформирован и приступил к работе. И как констатирует то же советское предисловие: «В результате этой работы флот оказался более или менее подготовлен к мировой войне и в основном выполнил стоящие перед ним задачи». 

От чего к чему

Прочтя эти строки, написанные с пролетарским негодованием и с социалистической откровенностью о «проклятом царизме», обратив также внимание на приведенные в них сроки создания Морского Генерального Штаба, а также учтя дату издания — 1941 год, задумаешься.

Действительно. От чего к чему пришли. Японскую войну, понимаешь, не выиграли. И целых полгода Морской Генеральный Штаб создавали. С подачи шустрого лейтенанта. В стране победившего социализма было бы, конечно, куда как прогрессивней.

Представим себе только-только закончившуюся ко времени издания «Записки» Щеглова «Военмориздатом» «зимнюю» финскую войну 1939/40 года, в которой против Финляндии с населением, дай Бог, 5 млн. человек и армией вряд ли в 100 тыс. человек воевала миллионная Красная Армия. Почти весь этот миллион оставив в снегах Карельского перешейка. Так, по крайней мере, говорит, по-моему, Мерецков Хрущеву в мемуарах последнего. Проникнутые социалистическим патриотизмом военные историки понижают эту цифру тысяч так до 200. Это, по-видимому, убитых. Но если взять обмороженных, умерших от ран и помещенных в лагеря за невосторженный образ мыслей в финских снегах на фоне линии Маннергейма, то, наверное, этот миллион мы и получим[45]. Война, заметим, шла отнюдь не на Дальнем Востоке, а в Ленинградской области.

Допустим, что после этой войны нашелся бы какой-нибудь лейтенант РККА с двумя кубарями в петлицах — и при этом не дурнее, чем царский лейтенант флота, что вполне могло быть, и не менее образованный, что уже несколько менее вероятно. И этот лейтенант, проанализировав ошибки командования в прошедшей войне, прикинул, что в войне с нацией хотя бы в 50 млн. человек, такой, например, как Германия, только солдатские безвозвратные потери РККА возрастут минимум до 10 млн. Как оно потом и случилось. И, проанализировав, напишет служебную записку о необходимых преобразованиях в системе управления, образования, командования и вооружения РККА. Для скорости прохождения подаст ее непосредственно министру, а по-тогдашнему — наркому обороны, товарищу Климу Ворошилову лично. Это ведь тогда было запросто: один пролетарий — другому пролетарию.

Пролетарий с маршальскими звездами, будучи человеком скромным, умным и отважным, немедленно доводит эту записку до самого товарища Сталина, после чего на следующий же день, а не через полгода, как было до исторического материализма, все вопросы обороны страны решаются. И 22 июня 1941 года советская армия встречает как положено: переходом на территорию наглого агрессора и взятием Берлина малой кровью в июле 1941 года.

Как в «Ледоколе» беглого изменника родины Резуна с генералиссимусским псевдонимом Суворов. Сердце радуется, что революция произошла.

«Средств личных вовсе никаких не имею. Силы и умение положил на пользу Отечеству»

После минутной ностальгии по социалистическому то ли прошлому, то ли отечеству вернемся к лейтенанту пока еще Русского Императорского Флота Александру Николаевичу Щеглову. Другу, единомышленнику и однокурснику по Морскому корпусу другого известного Александра, но Васильевича, Колчака. Тогда еще тоже, кажется, лейтенанта.

Все авторы, описывающие роль лейтенанта Щеглова в создании Генмора, с редким единодушием подчеркивают, что вряд ли бы у него чего вышло с этим штабом — Лихачев, вон, Иван Федорович чуть ли не полный адмирал был и то! — если бы на этом пути его не поддерживали в то время капитан 1-го ранга, а затем адмирал граф А.Ф. Гейден — Начальник Морской походной канцелярии Государя Императора и сначала Начальник Главного Морского Штаба, а потом опальный цусимский адмирал З.П. Рожественский.

Вот что пишет член-корреспондент отделения военной истории РАЕН Виталий Шеремет в своем исследовании о А.Н. Щеглове под таким понятным для русского человека названием: «Средств личных вовсе никаких не имею. Силы и умение положил на пользу Отечеству»:

«Прирожденный разведчик-аналитик, А.Н. Щеглов готовил свой проект тщательно и, как тогда говорили, “весьма сберегаясь”. Впрочем, по крайней

Если бы мы с таким ежедневным размахом воевали в Порт-Артуре, то потери за полгода — 180 дней плотной осады, должны были бы составить довольно символическое число 666 000 человек. В чем читатель легко может убедиться непосредственным умножением. — Данные из доклада Ворошилова приводятся по его публикации: Новая и новейшая история, 1993, №4. С. 100.

Потери финской армии: 25 000 человек убитыми и 40 000 человек ранеными. Это почти весь ее кадровый состав. Страшно подумать, каковы были бы советские потери, если бы этот кадровый состав был хотя бы в два раза больше. мере, три человека были изначально посвящены в секрет: Саша, Александр Васильевич Колчак, ровесник и конфидент до самого своего трагического смертного часа, и два адмирала — Зиновий Петрович Рожественский и Александр Федорович Гейден. Имена всех троих хорошо известны читающей, неравнодушной к собственной истории, России.

Благодаря усилиям З.П. Рожественского и А.Ф. Гейдена Щеглов был переведен с флота на берег, “чтоб закончить начатое в тепле и без качки”, как шутил Зиновий Петрович Рожественский, “а то пишите и без того мелко и неудобочитаемо”. А.Н. Щеглов не раз благодарил принимавшего живейшее участие в его судьбе З.П. Рожественского за предоставление им различных “способов к пропитанию”.

Император Николай II получил доклад Щеглова… прочел его и заявил:

— В докладе и законопроекте так ясно и подробно очерчены все обязанности и деятельность органов Морского Генерального штаба, что остается только сесть и начать работать»{47}.

Между тем большая часть пафоса стратегико-исторической части записки Щеглова составляет нелицеприятная критика ГМШ непосредственно перед японской войной и в ее начале. А значит, острие направлено против его старшего друга и благодетеля — Начальника ГМШ в описываемое время адмирала Рожественского. В чем сам Щеглов смущенно просит прощения в предисловии в безличной форме известного афоризма: «Платон мне друг, но истина дороже».

Дальше начинается действительно нетипичное и могущее быть, по-видимому, только при отсталом царском режиме. Критикуемый, как мы увидим ниже, совершенно несправедливо адмирал Рожественский остается по-прежнему другом и благодетелем Щеглова. И именно ему, пусть опальному, но однозначно самому выдающемуся и многоопытному адмиралу русского флота, Зиновию Петровичу Рожественскому, и отправляет на экспертную оценку записку Щеглова Морской Министр адмирал А.А. Бирилев, не рискуя взять эту оценку на себя.

Этому не приходится слишком удивляться, поскольку из вышеприведенной исторической справки нам известно, что именно при адмирале Рожественском в Военно-Морском ученом отделе создано оперативное отделение — прообраз Морского Генерального Штаба, ознакомиться с работой которого получил все возможности лейтенант Щеглов.

3.2. Адмирал Рожественский и Морской Генеральный Штаб

Как сказано в том же советском предисловии «От издательства», 7 февраля был получен благоприятный отзыв, по-военному — рапорт, от адмирала Рожественского, и через два месяца последовал Высочайший рескрипт о создании Морского Генерального Штаба. Но не одним только благоприятным отзывом помог Адмирал критикующему его лейтенанту. Вот что, кстати, рассказывает об этом сам лейтенант Щеглов{48}.

«К Декабрю месяцу записка о реформе Штаба была готова. В это время возвратился из плена Адмирал Рожественский. Один экземпляр записки я подал по начальству на имя Министра Бирилева. Другой экземпляр я передал Рожественскому, так как в записке сильно критиковал беспорядки Штаба в бытность Рожественского Начальником Штаба, так как не хотел, чтобы несчастный адмирал счел бы мою критику системы управления за личную вылазку против него, тем более что лично я еще до войны был в служебной жизни многим обязан Рожественскому[46], вся вина которого теперь состояла в том, что, не имея мужества Кутузова, он не отступил, а, слепо повинуясь повелению Государя, повел сознательно флот на убой в Цусиму.

Храбрость Рожественского неоспорима, а честность видна из следующего. Ознакомившись с моей запиской и занимая еще должность Начальника Штаба, он представил Бирилеву свои возражения[47], но одновременно указал Министру, что проект мой заслуживает полного одобрения. По его же просьбе мне были казной возмещены 50 руб. расходов по напечатанию записки и дано в награду сверх того 150 руб. Несмотря на это Министр до записки моей не прикасался, и она в красной папке пролежала Декабрь и Январь на столе на видном месте. В конце Февраля по вторичному настоянию Рожественского Бирилев, наконец, собрал у себя совещание для обсуждения моей записки…