Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова) - Сергей Эдуардович Зверев

из конторы, сказал:

– Так, значит, через два часа, Иван Антонович, лошади будут?!

– Да, да, – крикнул ему в ответ начальник конторы.

Когда офицеры проходили мимо меня, я, придавая своему говору туземный акцент, сказал одному из них:

– Гаспадин адъютант! Пазвольте маленький дела вам лично далажить!

– Что тебе от меня надо? – спросил, подходя ко мне адъютант.

– Я вас лично знаю и имею один маленький дело, – сказал я настойчиво. – Дело вам лично далажить, – повторил я настойчиво, что заставило адъютанта насторожиться, и мы с адъютантом отошли дальше от его товарища. Резко изменив тон, я тихо сказал адъютанту:

– Вы не ошиблись. Я тот, кого вы знали по лагерю. Выполняю секретнейшее государственное важнейшее поручение и прошу вашей помощи в настоящую минуту. Довезите меня до Карса как вашего спутника. Дорогой узнаете, в чем дело. Не обнаруживайте, что меня узнали и ни слова вашему товарищу.

Адъютант серьезно выслушал меня и тихо сказал:

– Будет исполнено. Ждите меня здесь, господин капитан, – и поспешил присоединиться к своему товарищу.

– Что тебе говорила эта азиатская рожа? – спросил товарищ.

– Да все полковые хозяйственные поставки. Но это дело меня не касается. Пусть обращается к заведующему хозяйством в полку. Мое дело строевая часть, – и они прошли в железнодорожный станционный буфет.

Я терпеливо ждал больше 1½ часов. Наконец, поспешно подошел ко мне адъютант, извиняясь, что так замешкался.

– Насилу удалось отделаться от товарища и пристроить его к другому проезжающему. Теперь я в вашем полном распоряжении, – сказал он.

Я крепко пожал ему руку, напоминая еще раз, чтобы он подсадил меня к себе в тройку, не обнаруживая во мне офицера, а трактуя того, каким я кажусь по костюму.

Когда тройка была подана к балкону почтовой конторы, и адъютант уже садился в нее, я ожидал поодаль.

– А где же ваш спутник? – спросил адъютанта начальник конторы.

– Подберу его на дороге, он меня ждет, – был ответ, и начальник конторы, простившись, поторопился уйти.

Тройка остановилась около меня, и адъютант помог мне сесть в перекладную с моими хурджимами. Мы ехали всю ночь, а утром рано адъютант подвез меня на почтовых к дому губернатора, вошел со мною в его переднюю и сказал дежурному жандарму, что я прибыл с секретным пакетом из Тифлиса и должен лично вручить его самому губернатору.

Положение на границе было тогда тревожное, и жандарм немедленно доложил о моем приезде. Скоро вышел ко мне заспанный генерал Томич в наскоро одетом сюртуке. Он очень удивился, увидев туземца, так рано его обеспокоившего.

– Чего тебе надо? – сухо спросил он меня.

– Личный бамага тебе ест, – сказал я при жандарме с туземным акцентом.

Генерал Томич махнул рукой, и жандарм вышел. Я вытащил из-за пазухи секретный пакет и, подавая, тихо сказал:

– Я капитан Артамонов, о котором вам телеграфировали.

Томич вскрыл пакет, прочитал его и кивком головы пригласил меня в свой кабинет. Заперев за мною дверь на ключ, он крепко пожал мне руку и сказал:

– Людей для вас я уже послал на границу подполковнику Лукомскому в Караурган. Это надежные туземные милиционеры, а на всякий случай семьи их останутся заложниками. Я был бы рад вас пригласить на обед, но опасаюсь расстроить ваше инкогнито. Здесь турецкий консул зорко следит за всем и агентов у него много.

Я отвечал, что ни в коем случае не желаю задерживаться здесь даже лишней минуты. Благодаря адъютанту полка, я удачно сюда доехал. Теперь же прошу его потребовать с почтовой станции для своих надобностей тройку, а мне разрешить на ней немедленно доехать до Караургана.

Томич вполне одобрил мое намерение и послал за лошадьми. Он поинтересовался всеми подробностями, как я выбрался из Тифлиса, очень одобрил мою осторожность, но предупредил, что впереди у меня много трудностей и, может быть, придется встретиться и с Керамом, который, по слухам, перебрался из наших пределов в турецкие. Адъютанта он очень похвалил, а я в свою очередь просил о содействии со стороны этого офицера мне в очень трудном положении упомянуть и в его сообщении штабу округа.

Подали лошадей, что было видно из окна. Генерал Томич сердечно пожелал мне благополучного исхода моей служебной командировки, и мы по-культурному простились в кабинете, откуда я вышел уже как туземец, почтительно кланяясь и прикладывая руку к чалме. Усевшись со своими хурджимами в перекладную, я помчался к нашей государственной границе. Часа через два мы проехали стоянку Елисаветпольского пехотного полка с прекрасными двухэтажными каменными казармами и уютными офицерскими флигелями. Отсюда оставалось 16 верст до пограничного поста Караурган.

По Карсу мы проезжали настолько рано, что на базарах лишь начинали раскладывать для продажи товары и жизненные припасы. Скалистая местность с множеством фортификационных сооружений придает крепости вид грозный и неприступный. Но зато вся местность, почти совершенно лишенная сколько-либо крупной лесной растительности, унылая и безотрадная. Улицы самого города, особенно его туземной части, узки, грязны и напоминают какие-то коридоры. Население очень пестрое и смешанное из множества народностей.

Для развлечения местного военного и чиновничьего общества существует гарнизонный клуб и городское общественное собрание, имеющее и летнее помещение[с] единственными тремя деревьями, известными под названием «Карский рай». Внешний вид крепости с ее фортами и батареями настолько грозен, что не верится возможности взять это укрепленное место открытым штурмом. Однако, за период войн наших с Турцией Карс дважды был взят нашими доблестными войсками штурмом, невзирая на всю силу своих верков[26] и отчаянное сопротивление гарнизона. Теперь крепость усилена еще и нами.

В штабе полка мы справились о дороге на пост Караурган. Здесь почтовые лошади не ходят, и ямщик дороги не знает. Прибыл я к кирпичному домику поста под сильным снегом, так как мы, в общем, поднялись на Карское плато, а от него еще на пограничный горный кряж, местами густо заросший лесом и большими с трудом проходимыми кустами. По пути мы почти нигде не видели туземного населения, кроме стоянки полка и постов пограничной стражи.

Сойдя с постовой тележки, я спросил, где начальник пограничного поста.

– А тебе он зачем? – грубо спросил меня пограничник.

– К нему важный бамага из Тифлиса, – отвечал я с преувеличенным акцентом, – пажалуйста, веди к началнику: балшой дела.

Пограничник привел[меня] к канцелярскому домику и открыл дверь. Я вошел, но дверь забыл запереть.

– Запирай за собою дверь, – грубо крикнул на меня высокий, худощавый штаб-офицер в тулупчике, высоких сапогах и меховой шапке. Это и был подполковник Лукомский. – Что тебе надо? – грубо переспросил он.

Я вытащил из сумки пакет и молча подал ему. Он вскрыл, быстро прочитал