Тот, кто умер вчера - Еремеев Валерий Викторович

«Но не забывай, — мелькнуло в голове, — будь этот человек даже министром внутренних дел, он заслонил тебя от пули. Уже поэтому не стоит чернить память о нем».

Все это было правильно. И память о Сёдже, точнее Сергее Шамрае, я чернить не собирался. Однако проблема была, и эту проблему следовало решить.

— Будь на месте — сказал я, обращаясь к портрету. — Я сейчас…

Возле центральных ворот кладбища находился небольшой базарчик, на котором торговали всеми необходимыми причиндалами для проводов в иную жизнь. Много было венков, веночков, корзинок с цветами из пластмассы, фольги, материи. Я остановился возле первого же прилавка.

— Вам для кого? — спросила пожилая женщина-продавец.

— То есть? — не понял я.

— Ну, покойник ваш кто? Пожилой, молодой, среднего возраста? Мужчина или женщина? Родственник, друг или знакомый по работе?

— Есть разница?

— А то! — воскликнула женщина, словно я был ненормальным, не разбирающимся в элементарных вещах человеком. — Например, если это пожилая женщина, то покупать надо…

Не дослушав, я пошел вдоль ряда торгующих, пока не набрел на розы. Грустного цвета, цвета переспелой малины, они, на мой взгляд, как нельзя лучше подходили к данной ситуации. Я купил девятнадцать штук и отнес их Сёджу.

— И что все это значит, брат? — спросил я его.

«Думай. Сам понимаешь: теперь с меня взятки гладки», — молча ответили мне с глянцевого портрета застывшие глаза.

Думал я долго. И чем дольше, тем больше вырисовывалось версий-догадок. Самая безобидная заключалась в том, что никто меня не обманывал — Сергей Михайлович Шамрай действительно был моим другом и бизнесменом. А то, что при этом он служил в ментовке, так этот факт не должен был удивлять меня: в наше время еще похлеще бывает. Недаром же сам Сёдж на вопрос, не бандиты ли мы, ответил, что, дескать, сейчас слишком размыты грани, чтобы знать это наверняка. Или, как говаривали когда-то в Одессе, «непонятно, где кончается Беня и где начинается полиция». К тому же вполне могло статься, что я не знал о его двойной жизни. Сёдж мог быть законспирированным агентом и, выдавая себя за моего коммерческого партнера, копал под кого-то, например, под того же Харлая или Цесаренко. Хуже всего, если все то, что мне сообщил Сёдж во время нашей единственной встречи, было неправдой от начала и до конца. В последнюю версию душа просто отказывалась верить — фальшивость Сёджа автоматически тянула за собой фальшивость документов, квартиры, «мустанга» с содержимым багажника и старичка с мусорным ведром. Неужели все это было подстроено? А смерть Сёджа? Она-то была настоящей! А его попытка защитить меня от пуль?

Я опять вспомнил про визитку. Не зря у меня тогда появилось ощущение, что в ней что-то не так. Если я ото всех скрываюсь, если я «шифруюсь», то на кой она мне понадобилась? Разве что вызвать огонь на себя, например, «потерять» визитку в нужном месте, чтобы ко мне домой пришли враги, где их бы уже ждал большой сюрприз?.. Не знаю.

Подстегиваемый желанием разобраться, я нетерпеливо постукивал по поручню в салоне городского автобуса. Добравшись до улицы 700-летия, я купил в канцтоварах возле остановки простой карандаш и сильную лупу. После этого нашел знакомый дом и поднялся к квартире. На всякий случай позвонил и, подождав две минуты, открыл дверь своим ключом, который сохранил.

Квартира была в том же состоянии, в каком я оставил ее в утро своего мнимого бегства из города. Разве что слой пыли на мебели стал еще толще. Я зашел в кухню. Там, в дверце холодильника, стояла заполненная на треть коричневой жидкостью бутылка с английскими буквами на этикетке «J&B». Ранее я к ней не прикасался — пару раз мне хотелось выпить, но я благоразумно воздерживался, помня советы врачей о том, что спиртное в моем состоянии вещь весьма нежелательная. Поймав бутылку за самый конец горлышка, я поставил ее на середину стола, осторожно открутил пробку, понюхал. Запах соответствовал этикетке. Расстелив на столе газету, я ножом расколол карандаш и вытащил сердцевину. Лезвием принялся растирать над газетой грифель до тех пор, пока не образовалась черная графитовая кучка. Перед тем как приступить к главному этапу, я взял чайную чашку и с кончика ножа посыпал фарфоровую поверхность в том месте, где прикасался мой большой палец. Сдул порошок в раковину. На чашке остались хорошо заметные даже без лупы, причудливо изогнутые полоски, узор которых совпадал с узором на подушечке пальца. «Работает», — решил я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Туже самую процедуру я повторил с округлыми боками бутылки, за исключением того, что, кладя ее набок и поворачивая, я действовал еще осторожнее, касаясь только горлышка и дна. Обработав часть поверхности графитом, я рассматривал бутылочное стекло в лупу, потом поворачивал бутылку и снова сыпал, пока стеклянный круг не замкнулся. Отпечатков пальцев на стекле не было. Вообще не было. Никаких. А ведь должны были быть! По меньшей мере двух человек — меня и продавца в ликероводочном отделе. Ни один нормальный человек не будет, выпив треть «скотча» в своем собственном доме, стирать с пузыря отпечатки, прежде чем засунуть его в холодильник. Значит, бутылку в квартиру принес кто-то другой, что и требовалось доказать.

Я еще раз осмотрелся, глядя на окружающие меня предметы по-новому. Все, до самых мелочей, было сделано так, чтобы ни у кого не осталось сомнения, что это жилье одинокого, холостого мужчины без особых претензий. Мужчины, единственное желание которого заключалось в том, чтобы быть как можно больше незаметным для посторонних, который сидит на чемоданах и готов в любую минуту сняться с места и поехать дальше. Причем сами «дизайнеры» оказались людьми очень скромными, потому что, закончив с оформлением интерьера, постарались удалить все следы своего тут пребывания.

Я скомкал выпачканную в графитовом порошке газету, кинул ее в раковину и поджег. Достал паспорт, но, сколько ни смотрел, не обнаружил ничего, что выдавало бы подделку. Типографской краской не пахло, края были потертые, внешний вид вполне соответствовал дате выдачи. Либо работали мастера высшего класса, либо паспорт, как и водительские права, в самом деле принадлежали некоему Максиму Красилову. Умельцам по ксивам оставалось только переклеить фотографию. А самого Красилова, может быть, и на свете давно уже нет.

Кухня наполнилась едким дымом горелой бумаги. Я растворил настежь обе половины окна, выходившего на высокую иву, под которой некогда стоял «мустанг». Вспомнил пожилого человека, выносившего мусор, и поежился, чувствуя, как на меня медленно накатывает ужас. Похоже, я был на грани срыва. Не от того, конечно, я готов был запаниковать, что старикашка оказался подставным лицом, — у ведущих серьезную игру серьезных людей на подхвате могут быть не только пенсионеры, но и свои, подставные, водопроводчики, страховые агенты и налоговые инспекторы. Ужасным был сам факт появления старичка у меня на пути в тот самый момент, когда я зашел в подъезд дома. Значит, меня здесь ждали. Ждали и контролировали каждый мой шаг. Как в телешоу «За стеклом».

Как я ни старался взять себя в руки, желание убежать куда глаза глядят все еще было сильным. Ухватив злополучную бутылку «J&B» за горлышко, я залпом, не чувствуя вкуса, сделал три больших глотка. Вставило почти сразу, в глазах появилась легкая туманная дымка, и мандраж постепенно сошел на нет. Дыхание стало тише, а возникшие проблемы уменьшились, как говорят банкиры, на целых десять пунктов. Я даже подумал, а не паранойя ли это? Как следствие недавней травмы? В конце концов, стопроцентной уверенности в том, что при помощи карандашного грифеля можно выявить отпечатки человеческих пальцев на бутылочном стекле у меня не было.

Я отхлебнул еще, потом вышел на площадку и позвонил в квартиру слева. Двери открыл мужчина с опухшим лицом. От него несло чесноком и портвейном.

— Привет, я ваш сосед. Недавно поселился, — представился я.

Мужчина разочарованно посмотрел на мои пустые руки.