Тема с вариациями - Самуил Иосифович Алёшин

Нравится, что я им почему-то иногда нравлюсь. Правда, теперь я понимаю почему. Им льстит, что с ними с интересом беседует зрелый мужчина. Который умеет ответить на любой вопрос. Умеет быть внимательным и невнимательным. Тоже умеет. И за это они прощают мне морщины, седины и то, что я не могу играть в волейбол. Им очень приятно то, что они мне нравятся, и я умею это показать. И умею глядеть на них, слушать их трескотню, без насмешки отнестись к их неумелому кокетству. Им нравится в моих глазах и прикосновениях то, в чем они не отдают себе отчета, но чего не находят у своих сверстников. Все это им лестно, и тогда им кажется, что они меня любят. Все это хорошо, пока не доходит до быта. Пока — свидания, впопыхах, бог знает где… А размеренная жизнь с заботами о хозяйстве и об очень немолодом и уже нездоровом человеке — это совсем другое. Им лестно мое внимание, потому что от этого они кажутся сами себе значительней. Но все это хорошо на праздник и не годится для будней. Этого им не понять, да и я, к стыду своему, понял сравнительно недавно. Ибо старался не понимать. Грустно понимать, что годишься такой, например, как ты, только для праздника. А для будней тебе ближе простой, как хлеб, молодой здоровый мужчина с круглыми, точно из камня, руками, которыми он может легко тебя поднять и носить. А я уж не смогу. Вот и все.

К с е н и я  И в а н о в н а. Это значит — поговорили, да?

Н о в и к о в. Конечно.

К с е н и я  И в а н о в н а. Какой такт. Эрудиция. Разумеется, только у пожилого человека она возможна. Поговорили — это, значит, поговорил ты. А то, что скажу я, уже не имеет значения, не так ли? А как же! Разумеется. Ведь ты — зрелый человек, и тебе мои незрелые мысли ни к чему. Я — молодая женщина. Мое дело — быть гладкой, щебетать ерунду и чувствовать себя польщенной, когда такой, как ты, обращает на меня внимание. Мое дело — нравиться тебе, праздновать с тобой, а потом…

Н о в и к о в (тихо). Пойми — я стар для жизни с тобой. И болен.

К с е н и я  И в а н о в н а (агрессивно). Не только. Ты старый глупый болтун — вот ты кто! О чем ты говорил? О ком ты говорил? Зачем сотрясал воздух? Неужели ты думаешь, с высоты своего возраста, что все, что ты тут наплел, мне неизвестно? Неужели я такая дура в твоих глазах, что не могла бы сама до этого додуматься?

Н о в и к о в. Но…

К с е н и я  И в а н о в н а. Теперь буду говорить я. Это, по-моему, называется — поговорим. Когда говорят оба. Так вот. И то, что тебе нравятся молодые бабенки, — это тоже само собой разумеется. Если бы это было не так, я бы тебя презирала.

Н о в и к о в. Почему?

К с е н и я  И в а н о в н а. Видишь — кое-что неясно тебе, но ясно мне. Потому что все они — это я. Ты все сказал правильно. Ты именно и понравился мне по тем же причинам. А потом все это стало неважно. Все пошло к черту. Все не так. Потому что я тебя полюбила. И это совсем не то. Я не считаю твоих морщин и не замечаю седин. Мне неважно, вещаешь ли ты мне свои старческие желчные откровения или просто молчишь. Мне безразлично, будешь ли ты носить меня на своих старых некруглых руках или подкосятся ноги. Я сама хочу заботиться о тебе. Я в ярости, что тут, в больнице, чужие бабы ходят за тобой, кормят тебя, а не я, не я все это делаю. Мне важно, чтобы ты жил и дышал рядом со мной. И умоляю тебя — ради бога, избавь меня от твоей заботы о том, что со мной будет, если ты останешься жив. Я хочу жить с тобой, со старым глупым дураком, и буду жить. И заруби себе на носу: если ты не позволишь меня пускать сюда, я сяду у ворот больницы и буду сидеть, пока ты не выйдешь. И если тебя обуревают сомнения, что я уйду от тебя…

Н о в и к о в. Не сомнения, а знание.

К с е н и я  И в а н о в н а. Хорошо. Удивляюсь, как ты с такими знаниями можешь быть писателем.

Н о в и к о в. Видишь — я уже плохой писатель.

К с е н и я  И в а н о в н а. Никудышный. Ты и вообще никуда не годный человек… Так вот, если ты мечтаешь о том, чтобы я ушла от тебя, то не надейся. Я дождусь, пока тебя отсюда выпишут, и нарожаю от тебя кучу детей.

Н о в и к о в. А кто их вырастит? Уж не я ли?

К с е н и я  И в а н о в н а. Разумеется, нет. Где это видано, чтобы мужчина сумел воспитать хоть одного ребенка? Писать об этом они могут сколько влезет. Это мне придется выращивать их и тебя в придачу. Ты мой крест. Но я знаю это и иду на это. С легкостью. Потому что — вдолби ты это себе в свою седую голову! — потому что на всем белом свете есть только одна-единственная женщина, которая согласится и сможет с тобой жить. Это я. И причина — потому что я люблю тебя. И оставь меня с твоими душевными муками в покое. Ты еще и смеешься?.. А почему ты смеешься?

Н о в и к о в (смеясь). Видишь… Оказывается, и ты с вершин своей молодости не всегда понимаешь то, что известно моей старости.

К с е н и я  И в а н о в н а. Не увиливай. Почему ты смеешься?

Н о в и к о в. Потому что… (Счастливо.) Ох… Кажется, я не доживу до операции.

К с е н и я  И в а н о в н а. Конечно. Как и все мужчины, ты — трус. Дезертируешь от любви. (Бережно касается его сердца.) Доживешь. И мы будем счастливее всех на свете.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ. — НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ

В палате

П р о з о р о в  лежит, Г о н ч а р о в  и  Т е р е х и н, каждый на своей койке, читают газеты. Н о в и к о в  что-то пишет.

Т е р е х и н (прислушиваясь). Воробьи-то как чирикают… Обычно на это не обращаешь внимания. Когда здоров. Разве только на фронте… Помню, утром как-то проснулся — тишина и… воробьи. Как будто никакой войны…

Г о н ч а р о в. Вы на каком фронте воевали?

Т е р е х и н. Сначала на Южном, а затем на этом… как его… Третьем Украинском…

Г о н ч а р о в. Не наш. А в армии не хотели остаться?

Т е р е х и н. По правде говоря, нет. Надо же кому-то быть и учителем.

Г о н ч а р о в. А плюс Б сидели на трубе.

Прозоров стонет.

Т е р е х и н. Болит?

П р о з о р о в. Невозможно.

Г о н ч а р о в. Потому и называется — больница. Ничего. Зато теперь без аппендицита будете. Ешь что хочу. Скажите спасибо — жив остался.

П р о з о р о в (насмешливо). Кому — спасибо?

Г о н ч а р о в. Олегу Петровичу.

П р о з о р о в. Еще посмотрим, что дальше… Очень болит… Надо было настоять все-таки на профессоре.

Г о н ч а р о в. А для аппендицита профессор не требуется.

П р о з о р о в. Как кому. У одного нервная система в порядке, а у другого изношена.

Г о н ч а р о в. Ах, у