Правда о твоей матери (СИ) - Смирнова Юлия

- Нет. Никогда. Кое-что знаю от папы.

- От папы?

- А вы мастер вести беседу. Уж могли бы подготовиться за неделю-то, - засмеялся Лева. – Нельзя же так облегчать мне задачу, дяденька. Послушайте… вот вы тут стоите. Вам же привычнее слушать, что говорят другие, верно? Пока вы там сообразите, как среагировать… Именно так мама вас на себе и женила, верно?

Андрей молчал. Лева уверенно продолжил:

- Вы привыкли, что всё решают за вас. Вам так удобнее. Хорошо. Один раз решила мама, второй раз – отец; ну а я решу в третий. Мне вас правда жалко, потому что единственное, что я знаю о вас от мамы – это то, что ваше детство было сущим адом. Вы ненавидели ваших родителей-алкоголиков, которые издевались над вами. Вы выжили, но сломались. И встретились с моей мамой – которая искала, кто бы помог ей преодолеть её собственные травмы. Видимо, это оказался не тот случай, где между двумя страдальцами возникла искренняя любовь. Вы оба были слишком слабы и истощены. Мне жаль вас. Но я… вы понимаете, маму я ещё худо-бедно люблю, а вас – нет. И не полюблю уже. И дело даже не в том, что вакансия отца у меня в сердце заполнена. Понимаете, меня растил мамин коллега. Помогал, выслушивал, интересовался мной с младенчества. Я его обожаю. Маму я сейчас пытаюсь простить и придумать, как начать с ней сначала. И дополнительная нагрузка в виде вас мне совсем ни к чему. У меня олимпиада по математике скоро. Можно попросить вас не беспокоить меня больше? Пожалуйста.

Андрей молчал; вид у него был слегка отупевший – я уверен, что сам со стороны выглядел сейчас так же, услышав Лёвин монолог. Лева добавил с некоторым раздражением:

- Папа говорил, вы всегда отмалчиваетесь. Ждёте, что всё решится само собой. Всё только что решилось. Если вы будете преследовать меня, я обращусь в органы правопорядка. Я не хочу с вами общаться. Прощайте.

- Я ошибся, - вдруг быстро проговорил Андрей. Я с удивлением уловил на его лице искреннее разочарование. – У тебя и манеры, и фигура, и мимика – всё как у него.

- То есть? – весело осведомился Лева.

- Я имею в виду Даниила Валентиновича. Нашего проректора по науке, - обстоятельно пояснил Андрей. – Ну только Юля могла меня так запутать. Говорил я ей, что никакого отношения не имею к её мальчишке.

- Не имеете, не имеете, успокойтесь уже, - по-моему, Лева уже почти хохотал. Этот чужой, незнакомый человек сделал мне главный в моей жизни комплимент. И я заметил, что умница Лева понял то, о чем не догадался Андрей: Лёвина внешняя непохожесть на меня компенсируется моими манерами, которые Лева за столько лет, должно быть, подсознательно впитал в себя.

- Постой, подожди секундочку, - попросил Андрей нерешительно. Лева недовольно затормозил:

- Что ещё? Ну правда. Говорю же вам: мама уже много лет встречается с отцом. Я его сын. Посчитайте сами.

- Ну а если вдруг всё же… - Андрей топтался на месте, тревожно вглядываясь в лицо подростка. Он был сбит с толку: теперь ему уже не казалось, что мальчик похож на него.

- Не беспокойтесь, - успокаивающе произнес Лева. – Вам не о чем волноваться. Папа всё мне рассказал. Мама действительно намудрила. И совершенно зря. Просто была обижена на своих мужчин, на весь мужской род. Но мы уже выяснили, что я сын Даниила. Всего хорошего.

Лёва справился… я был одновременно и в ужасе, и в восторге. Сел в машину и, какое-то время посидев, чтобы собраться с мыслями, медленно поехал по Невскому в сторону Главного Здания.

Там меня ждали новости: обсерватория Университета Калифорнии собрала все необходимые подписи, а значит, контракт может быть заключён в любое время. Теперь всё зависит от меня: у меня есть год на дистанционное оформление всей документации, завершение дел здесь и на получение рабочей визы, а также… виз для всех членов семьи.

Мне хотелось поехать – я давно сотрудничал с коллегами, хорошо знал группу, участвовал в совместных исследованиях; мы регулярно встречались на конференциях и семинарах за рубежом, сообща публиковали результаты. Но как быть с Юлией? С Лёвой? И… с Юлькиной беременностью, о которой она так и не сочла нужным мне сообщить?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Остаться здесь, с ними? Снова пожертвовать собой? А нужна ли им такая жертва?

Мне исполнилось пятьдесят – и если предположить, что предстоит масштабный переезд и адаптация в чужой стране, то чем дальше, тем сложнее будет делать это хотя бы в силу возраста. Только трудоустроишься, разберешься со всем, приспособишься – как тут и пенсия нагрянет. Какая у российских мужчин средняя продолжительность жизни? Не хотелось бы оставшееся время спускать в унитаз комплексов психопатичной Апраксиной, как бы сильно я её ни любил.

И в то же время, уговаривая себя так, я понимал, что никто другой мне не нужен. Сама она всегда со смехом заверяла, что стоит ей только согласиться на моё предложение замужества – как я разом потеряю к ней интерес, добившись желаемого. Это, конечно, была чушь. Но Апраксина стояла на своём: никакого брака, я тебя не держу.

Сегодня же нужно поднять с ней эту тему снова – уже в другом ключе. Почему бы не начать новую жизнь втроём… а может быть, и вчетвером – пока есть время, пока мы с ней ещё относительно молоды?

Вдохновлённый открывающимися передо мной перспективами, в конце рабочего дня я зашёл за Юлией в её кабинет – он в десяти минутах от моего, надо только пройти через двор.

Но кое-кто меня опередил.

Андрей сидел, понурившись, как двоечник, не сдавший зачёт, возле неё; она гладила его по голове, как маленького, и утешала:

- Что значит «не хочешь жить»? Как это – не хочешь? Ну пошутил он, дурачок, маленький ещё, говорю же. Твой это сын, твой. Хочешь – сделай тест ДНК, если не веришь! Я подумаю над твоим предложением, Андрей, обещаю... только дай мне время.

- Я готов всё искупить, - клянётся тот, кто писал холодные письма без опечаток в ответ на её отчаянные мольбы пятнадцать лет назад. - Раз он воспитал моего ребёнка, как своего, - обещаю тебе, что приму его ребёнка, я всё искуплю, и мы начнём сначала, стоит только тебе захотеть! Юля! Выходи за меня, пожалуйста, прошу тебя...

Пошатнувшись, я отступаю в коридор, так и не выдав своего присутствия. Что значит - "приму его ребёнка"? То есть Юлия сказала Андрею о своей беременности, а мне - нет? Более того - сказала ему, от кого она беременна? А отцу ребёнка, который был рядом все эти годы, не посчитала нужным сообщить?!

- Без тебя я совсем опустился... и распустился, - продолжает тем временем Андрей тихим жалобным голосом. Вспоминаю, как Лёва презрительно отзывался об этой его манере "блеять". - Юля, пойми: я совершенно ушёл в себя, забросил работу. У меня нет никаких шансов в этой жизни - только с тобой, только если ты меня примешь... А с Лёвой я налажу... Попытаюсь наладить...

Что он там собирается налаживать? И Апраксина - гордая и независимая Апраксина слушает это вместо того, чтобы гнать его поганой метлой? Зачем?!

Вспоминаю, как вскоре после рождения Лёвы она рыдала у меня на плече:

- Даниил, вот скажи... Как стереть воспоминания о его поцелуях, вызывавших ужас, об отвратительных прикосновениях его рук, о неловкой и безрезультатной возне в постели?

- Никак, - ответил я ей тогда. - Пусть это будет тебе уроком.

...Похоже, урок Апраксина так и не извлекла. И сознательно собирается сгубить и себя, и ещё неродившегося ребёнка... моего ребёнка!

Или же всё не так, как кажется? Что за игру она затеяла? Я холодею при мысли о том, что у Юлии, как уже неоднократно оказывалось, могу быть свои скрытые мотивы, о которых не подозреваем ни я, ни этот самый Андрей... не можем даже предположить.

Глава 14. Даниил. Вот так новости, или "выйду за бывшего, пускай попрыгает".

Словно влюблённый одиннадцатиклассник, я с трудом дожидаюсь, подстерегая из-за угла, когда соперник покинет помещение, и вламываюсь в кабинет. Стараюсь начать как можно мягче, постоянно напоминая себе, что она беременна; но всё равно вырываются полудетские претензии: