Правда о твоей матери (СИ) - Смирнова Юлия

- Ну и как, - со смешком посмотрел на неё Лёва, - притёрлись?

- Как видишь, нет.

- Почему же?

- Мал ещё такие вопросы задавать.

- Ну а ты по-простому объясни, - сверкнул глазами Лёва.

- Объясню. Это была ошибка. Стандартная, типичная. Надо было не притираться с твоим папаней, а придираться к нему. Понял? Сразу ясно было, что чужой человек. С первой встречи я почувствовала: запах какой-то не тот. Не в смысле что вонь от него, нет, а вот просто - не мой запах.

- Всё понятно, - упавшим голосом сказал Лёва и встал из-за стола. – Приятного аппетита, мама. Пойду пройдусь.

Грачёв нагнал Лёву на тропинке неподалёку от дома. Подбежал, обнял сзади:

- Лёвка, ну ты чего?

- Я же говорил тебе, - безучастно сказал мальчик, даже не оборачиваясь, - что просто я пахну для нее неприятно. А ты: ерунда, чушь собачья. А я ведь говорил. Просто я унаследовал этот отвратительный его запах, вот и всё.

- Я слышал ваш разговор, - Даниил старался оставаться спокойным. – Ничего такого мама не сказала.

- Да нет, фактически так и сказала.

- Лёва, ты с детства был очень сладким ребенком. Я тебя с удовольствием обнимал, и даже сейчас иногда смотрю и думаю: так бы и съел. Не глупи.

- Мама сама сказала, - как заведенный, повторял мальчик. – Я поеду в город, соберу вещи. Не могу с ней оставаться. Ты прав, надо было на чем-то другом концентрироваться. Не на ней. Тут у меня надежды нет. Можно я у тебя поживу? Я не буду курить, буду только учиться и на секцию, а потом сразу домой. Обещаю.

- Лёва…

- Чёрт! Не хочу я тебя затруднять. Просто мне вообще некуда пойти, - Лёва сел на траву прямо на обочине и мучительно застонал:

- Ну зачем, объясни ты мне – зачем было рожать ребенка, который никому не нужен, вот просто никому – ни матери, ни отцу? Ну чем они думали-то оба?

К ужасу Даниила, Лёва вдруг залился слезами. Ужаснее всего было даже не то, что Грачёв впервые видел, как Лёва плачет; а то, что он плакал точь-в-точь как его мать, которую Даниил несколько раз за эти годы заставал за рыданиями. Их манера рыдать была настолько одинаковой, что Даниил даже не сразу нашелся, что сказать, но быстро взял себя в руки.

- Послушай, Лёва… зря ты это начал. Попробуй остановиться.

- Не могу, - прорыдал мальчик. И это тоже было похоже на Юлию. Если она начинала плакать, то не могла остановиться несколько часов. Вспомнив эту её особенность, Грачёв ещё больше перепугался.

- Сынок… мне кажется, исследовательский интерес вытеснил у твоей мамы все нормальные чувства. Мне сейчас пришло в голову, что она захотела поставить эксперимент. Захотела понять, что руководит родителями, которые рожают ненужного ребёнка, как родили её. И чем это заканчивается.

- Она увидела! И что? Счастлива теперь? – голос Лёвы дёргался от рыданий.

- Твоя мать никогда не была счастливой. Надеюсь, это не передаётся по наследству, и у тебя всё получится. Лёв, - тоскливо сказал Даниил, покусывая травинку, - прекрати это, а. Мама же не сказала, что ты унаследовал запах твоего биологического отца. Ты унаследовал её запах. Со стороны виднее, уж поверь. Суди сам: я люблю её, и тебя тоже люблю. Всегда вы оба были очень мне приятны. Так, наверное, это потому, что в чём-то вы одинаковые люди?

- Только вчера ты отрицал теорию о запахах!

- Просто я не задумывался раньше об этом, вот и всё. Ну не плачь! Пора с этим, в самом деле, разобраться. Надо взяться за это всерьёз – ты так не считаешь?

- За что взяться?

- Подчистить дерьмо за твоими дедом и бабкой. Образно говоря.

- Хорошенькие у тебя образы.

- Но ты согласен, что кто-то должен замкнуть эту цепь?

- Я не хочу ничего замыкать, - подавленно сказал Лёва, но плакать перестал. – Хочу просто уехать в город и не видеть маму. Не могу. Слишком тяжело. Не хочу с ней разговаривать, видеть не могу.

- Я же сказал, не проблема, живи у меня сколько хочешь. А мать твою мы поставим на место.

- Не, пап, не вариант. Она ещё больше озлобится.

- Кто сказал, что мы её будем наказывать или мстить? Ей и так досталось по собственной глупости. Пожалеем её. Так – повоспитываем немножко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Это как же?

- Просто и естественно. Не хочешь общаться с ней? Тебе горько и невыносимо? Ну вот и не общайся. Здравствуй, мама, до свидания, мама. Спокойно и вежливо, как всегда. Не груби ей, не игнорируй подчёркнуто.

- Да она и не заметит моей обиды.

- Возможно. Но некоторые перемены в тебе уже мимо неё не прошли.

- Это какие же?

- Ты видел, как её бесит, когда я тебя обнимаю?

- Опять зависть, ревность? Так примитивно?

- Да, и на этом надо сыграть. Надо подтолкнуть её к решительным сдвигам.

- Да она и так уже двинутая, - всхлипнул Лёва.

- Да, но не в ту сторону, в которую нужно, - хитро прищурился Грачёв. – Это как в геологии, знаешь. Когда происходит сдвиг тектонических плит, весь ландшафт постепенно меняется. Горы вырастают, формируется новая местность. Так и мы.

- Что мы?

- Станем её землетрясением. В хорошем смысле, - Даниил толкнул Лёву. – Вставай.

Мальчик поднялся и непонимающе воззрился на отца.

- Доля правды в твоих словах есть, - вынужденно признал Грачёв. – Она испытывает определённый ступор в отношении тебя, так как в её сознании ты прочно связан с образом твоего био-папани. И поделать с этим она ничего, по всей видимости, не может. Не все люди рождаются сильными, Лёва. Твоя мать слаба.

- Не назвал бы её слабой, - с сомнением покачал головой мальчик.

- Ну, в этом точно слабая. Мы её укрепим. Вклепаем ей другое видение тебя. Её психику, её подсознание нужно переориентировать. Понимаешь?

- Не понимаю.

- Мы внедрим ей ту мысль, что ты мой сын. Чтобы она перестала тебя воспринимать через призму био-папани. Тем более что ты и правда не его сын, а мой. В тебе больше от меня, чем от него. И вот на это мы и обратим её внимание. Обнимай меня при ней и веди себя, как ты вёл в последние два дня. Будь искренним… не переигрывай. Сможешь?

Лёва пожал плечами.

- Наверное. Но я не особенно рвусь с ней общаться. Мягко говоря. Может, лучше сосредоточиться на инструкции по рукопашному бою?

- Не может, а точно. Давай поешь, и через часик сосредоточимся, - Даниил помолчал, потом сказал, останавливая Лёву у входа в дом:

- Я понял. Несправедливо, что я прошу тебя, ребенка, справляться самому и перешагивать через твою боль. Это на самом деле серьезная травма, и с ней правда нужно разбираться. Во всяком случае, попробуем.

- До меня всё не доходит, как ты собираешься это сделать.

- Не торопясь. Сперва создадим ей благоприятную атмосферу. И нам приятно, и ей полезно.

Юлия что-то жевала с безразличным видом, сидя у ноутбука. Даниил с Лёвой молча доели остывшую яичницу; мужчина вполголоса обратился к мальчику:

- Хочешь – забери себе ту футболку, которая тебе понравилась. Мне она уже мала, а тебе как раз.

- Да? – живо повернулся к нему Лёва. – А мне кажется, такой раритет жалко носить. Ты его уж истаскал, того и гляди рассыплется при первой же стирке.

- Это мы отцом были на концерте Цоя в Москве. Ну и он не удержался – купил-таки себе футболку. Я подрос и тоже в нее влез. Его уже не было в живых к тому моменту. Ну не в музей же ее теперь. Носи на здоровье. Может, она ещё порадует твоих школьных друзей.

- Я разок надену. Это прикольно, - восхитился мальчик. – Но не хотелось бы загадить. Лучше держи ее у себя – это же память об отце.

- Вообще-то память в голове, - не согласился Даниил. – Я всё помню, как вчера. Странно представить, что я пережил отца уже на целых двенадцать лет. Тридцать восемь. Такая молодость. А он казался мне, пятнадцатилетнему, пожилым человеком.

- Вы можете помолчать? Мне работать нужно, - раздражённо обратилась Юлия в пустоту, даже не отрыва глаза от монитора.

- Почему же ты не осталась одна в квартире, где тебя никто бы не беспокоил? – спокойно спросил Грачёв. Юлия нехотя подняла на него свой тяжёлый взгляд; и Грачёв понял, что любовница скрывает от него что-то… что-то, что может разрушить его жизнь и лишить последней, единственной надежды.