Вечный шах - Анатолий Степанов

- Куда?

- Туда, куда зовет меня мой жалкий жребий, - застеснявшись собственного пафоса, шутейно, цитатой из Островского, ответил Виктор. И режиссер опомнился:

- Ну, поорали и будя. Что делать, Витя?

- Ты - снимать, я - писать.

- Ну, это само собой, - режиссер Андрей тоже встал, взял Виктора под руку и вывел в коридор, где зашипел как змея (чтобы враги не слышали): Пойми же ты, все будет в полном порядке, если мы сделаем то, что я задумал. Две сцены с тебя, Витя, только две сцены. Представляешь: хаос, кровавая каша проклятой этой гражданской войны, безнадега, грязь и вдруг всадник на белом коне, Георгий Победоносец, поражающий гада копьем веры, чистоты, справедливого возмездия. В мечтах, во сне ли, наяву, но надо, чтобы явился всадник на белом коне, он должен явиться, Витя!

- Каким образом? - спросил Виктор.

- Вот ты и подумай, - Андрей заговорил погромче. - Мы сейчас консервируемся не две недели из-за неготовности декораций, я смотаюсь дней на десять в одно место, отдохну слегка от суеты, а ты тут подумай, ладно, а? Я вернусь, засядем денька на три и запишем все как надо.

- Ладно, подумаю, - чтобы отвязаться, согласился Виктор. - Далеко ли собрался?

- Да нет, недалеко. Без определенного адреса. В леса, на природу, бегло ответил Андрей и напомнил: - Только ты думай, думай, по-настоящему.

- Понарошку думать нельзя, Андрюша. Ну, бывай, натуралист, - Виктор поспешно, чтобы не остановил его в последний момент выдающийся кинематографист, пожал ему руку и зашагал по длинному коридору монтажной.

- Ты еще будешь хвастаться знакомством со мной, - весело прокричал вслед ему режиссер.

Считая, что оторваться от хвоста проще в пешеходном перемещении, Виктор оставил машину на приколе. Когда гортранспортом добрался до киностудии, хвоста не замечал - или его не было, или хорошо вели. А сейчас доставали его нахально: знакомый "Запорожец", не таясь, шел за тридцать четвертым троллейбусом, который вез Виктора к Киевскому вокзалу.

Комфортно, в автомобиле, вести себя Виктор решил не позволять. Сейчас пешком, только пешком, чтобы притомились развращенные механическим преследованием жертвы сытые топтуны. Пусть возвращаются к истокам своей профессии, пусть действительно топают. Ножками.

Виктор был ходок в переносном и прямом смысле этого слова. Он любил ходить, ходить по Москве. Центр, который от Кремля до Камер-Коллежского вала знал, как мало кто теперь. На это и надеялся, твердо решив оторваться от хвоста не то, чтобы ему очень нужно было, а так, чтобы не поняли, с кем имеют дело.

По Бородинскому мосту перешел Москва-реку, поднялся к гостинице "Белград", для развлекухи зашел в бар к знакомому бармену, не пил - не хотелось, потрепался с барменом-фаталистом о жизни-жестянке только для того, чтобы те на улице беспокоились - ожидая.

Следующий номер программы - Арбат. Зашел в Смоленский гастроном очереди были, а продуктов не было, заплатив тридцать копеек, посетил кооперативную художественную галерею, в грузинском доме попил цветной вкусной водички, потоптался в трех букинистических магазинах, а в перерывах между посещениями этих объектов увлеченно рассматривал произведения арбатских умельцев во всех жанрах.

И все это время его вели. Одного из ведущих Виктор засек сразу. Да могучий с жирком амбал и не скрывался особенно. Его усатая морда, полуприкрытая черными очками и кумачовой каскеткой с длинным козырьком, на которой значилось "Red wings", периодично маячила за викторовой спиной. Заметный гражданин. А снял очки, скинул каскетку, отклеил усы - узнал бы Виктор его после этого? Вряд ли. Но на всякий случай...

- Ты сними, сними меня, фотограф! - безуспешно подражая Пугачевой, спел Виктор гражданину, обвешанному разнообразными фотокамерами.

- Каким желаете быть? Цветным? Черно-белым? - осведомился фотограф.

- Красивым, - ответил Виктор на вопрос, каким он желает быть.

- Ну, это само собой, - уверил фотограф. - Для подчеркивания вашей красоты предпочтительнее цвет. Значит, в цвете?

- Валяй в цвете, - согласился Виктор и протянул четвертной. Когда фотограф приблизился к нему, чтобы взять купюру, он тихо сказал: - Если в кадр вместе со мной попадет амбал в красной каскетке, который у тебя за спиной крутится, еще полсотни.

- А крупный план амбала в отдельности сколько будет стоить? - не оборачиваясь, спросил фотограф.

- Сотня, - назвал цену Виктор. - Только, как ты это сделаешь?

- Моя забота, - фотограф придирчиво устанавливал Виктора на фоне стены с дружескими шаржами и недружескими карикатурами. Установил, удовлетворенно осмотрел клиента, достал сигарету и, отходя на положенное для съемки расстояние, прикурил от большой зажигалки. Отошел, навел объектив лучшей своей камеры на Виктора и щелкнул.

- Готово!

- Когда за фотографиями приходить? - поинтересовался Виктор.

- За всеми, - фотограф подчеркнул интонацией "за всеми", - через пять дней.

Виктор кивком поблагодарил его и продолжил свое бесцельное путешествие. Амбал добросовестно служил ему хвостом. Правда, иногда он исчезал, и тогда Виктор мучительно искал сменщика и не находил. Видимо, прием они изобрели такой: один яркий, бросающийся в глаза, привлекающий все внимание преследуемого, а другие - серые, стертые, незаметные, каких не различить в толпе. Поняв это, Виктор следующий час - час на бульварах посвятил выявлению серых и стертых.

Одного таки вычислил и удивился: стертым, серым и незаметным оказался маленький - не то мальчик, не то мужик - вьетнамец, одетый с дешевым кооперативным франтовством.

Уже сильно вечерело. Виктор устал от прогулки. Три раза он пытался уйти от хвоста проходными дворами - в центре на Петровке, у Балчуга, в Замоскворечьи. И каждый раз его перехватывали.

Подмышечная кобура утомила плечо и левый бок, ноги гудели, ныл затылок и вообще стало тоскливо и скучно. Пора домой. Сделав почти круг, он брел Большой Полянкой. Чисто автоматически завернул в знакомый переулок. Вот он, знаменитый подъезд основательно отремонтированного доходного дома постройки начала века. У подъезда толклись подростки обоего пола.

Здесь жила поп-звезда Алена Чернышева, которой он года два тому назад писал репризы для шоу-представления. Веселые были те денечки.

Виктор вошел в подъезд. Суровый привратник, сидевший за канцелярским столом, подробно осмотрел его и задал вечный вопрос:

- К кому?

- К Чернышевой, - ответил Виктор и направился к лифту. Привратник рысью обогнал его и стал перед лакированными дверцами, растопырив руки, не пускал. Посверлил, посверлил Виктора взглядом, обдумывая что-то, потом спросил:

- А вам положено?

- Положено, положено, - успокоил его Виктор.

- Сейчас проверим, - привратник отошел к столу, снял трубку с телефонного аппарата без диска и потребовал назваться: - Фамилия, как?

- Кузьминский, - улыбаясь, признался Виктор.

- Кузьминский, - сказал в трубку привратник и, выслушав ответ, подчинился. - Есть - поднял глаза на Виктора с сожалением:

- Велено пустить.

В прихожей Алена ткнулась губами в щеку, подбородок - целовала, попутно крича кому-то в открытую дверь обширной гостиной - репетиционной:

- Братцы, писатель Витька к нам пришел!

В гостиной находилась вся Аленина команда. Ему бы догадаться: видел же на улице внушительный ряд трепаных автомобилей иностранного производства (какой нынче артист без иномарки), твердо указывавший на присутствие здесь лабухов. Лабухи возлежали в креслах.

- Тусуетесь, козлы? - вместо приветствия осведомился Виктор.

- Отдыхаем, - поправил его бас-гитара, - садись, гостем будешь.

Виктор присел на диван. Рядом угрохалась Алена.

- Ночью прилетела, утром уезжать, - сообщила она. - Ну, придумал что-нибудь для меня?

- Нет, но придумаю, - пообещал он.

- Выпьешь, инженер человеческих душ? - спросили клавишные.

- Винца налей.

Второй вокал налил стакан "Гурджиани" и протянул Виктору:

- Промочи горлышко и спой, светик, не стыдись!

Виктор промочил горлышко и заблажил диким голосом, не стесняясь:

- Нам нет преград, ни в море, ни на суше!

Нам не страшны ни льды, ни облака.

- Не надо, Виктор, - сморщившись, как от зубной боли, попросила Алена. - Хочешь, новую песню покажу?

- Хочу, - признался Виктор. Он любил эти показы. Там, в дворцах спорта, на стадионах перед тысячной толпой она яростно кричала в микрофон, ублажая полубезумных фанатов темпераментом и плюсованной страстью. А в показе - мягкие и разнообразные акценты, тихое чувство, лихое мастерство нюансов.

Алена села за рояль и, аккомпанируя себе, запела. Слушая, Виктор встал с дивана, подошел к окну и глянул вниз. Внизу последним в ряде иномарок стоял отечественный "Запорожец". Виктор вернулся на диван дослушивать песню.

Алена пела о любви. Ломая в показе модный ныне ритм морзянки, она просто пела о мальчике и девочке, которым так трудно любить друг друга.