Уральская матрица - Алексей Иванов

Время Берг-привилегии «активировало» и другие черты «уральской матрицы». В первую очередь — милитаризацию. Заводы изготовляли пушки и пушками отчитывались не перед Берг-коллегией, а перед Военной коллегией. Горными командирами назначались люди служивые: капитан Татищев и генерал де Геннин. Уральская неволя всё отчётливее определялась как «неволя под ружьём». Точнее, не как «неволя под угрозой оружия», а как «неволя армейской службы». «Конституцией» горнозаводского государства стал Горный Устав.

В 1722 году Пётр ввёл новый порядок престолонаследия, и по России прокатилась волна раскольничьих волнений. Староверы не хотели целовать крест «царю неназванному». Близ Урала особенно ярился Тарский бунт — мятеж раскольников у крепости Тара. В центральной России вскипели гневом скиты на реке Керженец. Войска подавили бунты, а бунтовщики с Керженца побежали на Каменный Пояс — и стали уральскими кержаками. Бездомных, гонимых, их хватали заводчики и приставляли к заводам — ведь имели полное право не выдавать беглых. И в «уральскую матрицу» вошёл раскольничий культ труда.

Впрочем, на Урале не хватало не только рабочих; инженеров тоже не хватало. Иностранным специалистам платили впятеро больше, чем русским, да ещё и приплачивали за дорогу, за кров и за дрова. Европейские мастера с охотой поехали в Россию. Среди них встречались всякие люди. Кое-кто, подделав аттестат, не мог отличить чугун от железа и вскоре, почёсывая бока, укатывался восвояси. А кое-кто вкладывал в Урал все навыки, все силы, да и всю жизнь. От европейцев в «уральскую матрицу» вошёл культ знаний.

Новое время началось в 1736 году. Настала эпоха «двойной игры». «Горнозаводская держава» поглощала частные ресурсы — подчиняла себе заводской порядок на предприятиях Демидовых, Строгановых и разных мелких заводчиков. А частник поглощал горнозаводские ресурсы: приватизировал заводы. Пример Невьянска и Никиты Демидова окончательно сформировал понятие «высшего фарта»: приватизация по милости государя.

Первую приватизацию начал герцог Эрнст Бирон, фаворит императрицы Анны Иоанновны. Бирона сверг Бурхард Миних, фаворит новой императрицы Анны Леопольдовны. Сверг, но политику продолжил. Фавориты успели раздарить 18 горных заводов. Но оба они, и Бирон, и Миних, завершили свою важную государственную деятельность бесславной ссылкой в старинное селение Пелым на северном Урале. Заводы же казна через некоторое время выкупила обратно.

Однако для российской знати опыт этой приватизации показал отнюдь не вероятность Пелыма на долгий срок жизни. Опыт этой приватизации показал недостаточность размаха затеи Бирона и Миниха. Курляндцы побоялись достичь «точки невозврата», до которой всё можно отработать назад, — за то и поплатились. Преодолеть «точку невозврата» новые фавориты осмелились уже при императрице Елизавете.

С 1754 года началась вторая волна приватизации. Теперь на подарки предназначили все заводы Урала, кроме Екатеринбургского и Каменского. Предназначили — и методично раздарили. Графы, князья и генералы в одночасье стали уральскими заводчиками, хотя даже не знали, в какой стороне от Петербурга находится Урал.

Почти все сиятельные заводчики оказались пустодырами. Уже через 5–7 лет они разорили свои заводы и принялись их продавать. Многие предприятия казна милосердно выкупила обратно, но остальные достались настоящим хозяевам. Этим хозяевам никогда «не светило» получить заводы по приватизации — «рылом не вышли», но вот купить приватизированный и разорённый завод они всё-таки могли. И вошли в ареопаг уральских заводчиков.

Самая известная персона того периода — Савва Яковлев, бывший Собакин. По преданию, свою фамилию он получил за уличную торговлю пирожками с собачатиной. Торговец пирожками таинственным образом вырос до винного откупщика, составил капитал и принялся покупать, а затем и строить заводы. В конце XVIII века именно Яковлев оказался главным заводчиком Урала, а вовсе не Демидовы. Савва Яковлев владел 22 заводами, из которых 12 были бывшими приватизированными.

Приватизации своим блеском затмили куда более важные события. В 1745 году раскольник Ерофей Марков нашёл золотой самородок. Это было первое собственное золото не только на Урале, но и в России. В 1748 году близ Екатеринбурга заработал Берёзовский золотопромывальный завод. В это же время первые копи появились и на самоцветных полях Мурзинки. В 1768 году итальянцы братья Торторри близ Мурзинской слободы откопали копь Тальян — подземную сокровищницу сказочных по красоте аметистов. Золото и самоцветы — это был фарт для бедных, кому никогда «не светит» получить задаром целый завод.

«Горнозаводская держава» довела до полного комплекта «ассортимент» своих предприятий: медеплавильные, чугунолитейные и железоделательные заводы; механические и гранильные фабрики; соляные варницы; лесосеки и пильные мельницы; углежжения; пристани и плотбища; рудники и шахты; копи и прииски.

Этот «ассортимент» сугубо горнозаводских производств был своеобразным аналогом сугубо государственных учреждений типа армии, флота, суда, полиции, почты. То есть, «горнозаводская держава» стала действительно особым государством с такими производствами, каких не могло быть нигде, кроме Урала. Или нигде, кроме Урала, они не были собраны все вместе. Культ совершенства сформировал «горнозаводскую державу» до логического конца.

А пока на поверхности горнозаводского моря бушевали штормы приватизаций, в глубинах зрели совсем иные течения. Они вышли на поверхность в 1753 году, и началась новая эпоха — эпоха роста.

Пределы среднего Урала оказались уже тесны и заводчикам, и заводам. Государство тонко уловило это ощущение. Оренбургская экспедиция Ивана Кириллова, Василия Татищева и Ивана Неплюева оковала южный Урал цепями казачьих крепостей. Яицкие казаки встали дозорами на путях мятежных башкирских отрядов.

В 1753 году казна запретила горным командирам строить заводы на землях башкир. Казна заботилась, конечно, не о башкирах, — она самоустранялась, чтобы своей конкуренцией не отпугнуть частных заводчиков от южного Урала. Новоиспечённый оренбургский губернатор Неплюев призвал частников приходить под его защиту. И заводчики ринулись на нетронутые месторождения. Впереди всех неслись, как всегда, Демидовы. В 1757 году Никита Акинфиевич основал завод Кыштым и перенёс в него из Нижнего Тагила «родовое гнездо». В ту эпоху среди башкирских медовых лугов и гольцовых гор появились Златоустовский, Каслинский, Миасский, Саткинский, Кусинский, Белорецкий заводы.

Северный Урал привлекал меньше, хотя и там было, чем поживиться. Ямщик Максим Походяшин на сарафан жены выменял у простодушных вогулов месторождение самородной меди. На нём в 1753 году Походяшин основал в северной тайге Богословский завод. Потом этот завод станет центром могучего горного округа, а Походяшин — одним из богатейших людей России.

На запад уральская «горнозаводская держава» вылезла камскими Ижевским и Воткинским казёнными заводами, а на восток — алтайскими Колывано-Воскресенскими заводами Демидовых (эти заводы казна у Демидовых отберёт).

Урал дымил и грохотал. Полторы сотни горных заводов отливали пушки и ковали железные полосы. Уральское железо завалило европейские рынки. Не было железа дешевле и лучше, чем уральское. Хитрые греческие купцы на партиях английского металла обманом ставили клеймо «старый соболь»: иначе не продать товар. Урал превратился в главную домну цивилизации.

Проблем, конечно, хватало. Но основными были две: недостаток мощностей и недовольство народа. Обе проблемы разрешились в русле «уральской матрицы».

Заводы не испытывали нужды в рудах и лесах. Но они не могли выплавлять железа больше, чем позволяло количество воды, которое удерживал пруд. Ведь все заводские машины работали на водобойных колёсах. Кончилась вода в пруду — и хоть лоб расшиби, но машины останавливаются. Культ совершенства подсказал решение: «удвоить» заводы. И на многих предприятиях выше или ниже их по течению появились заводы-близнецы: Верхний и Нижний Алапаевские заводы, Верхний и Нижний Сысертские, Верхний и Нижний Шайтанские, Синячихинские, Юговские, Салдинские, Сергинские, Каменские, Кыштымские… Подобным образом к тяжёлому железнодорожному составу цепляют два локомотива.

С недовольством народа оказалось сложнее. Недовольны были чуть ли не все. Недовольные рабочие Шайтанских заводов наняли киллера — Золотого Атамана — и убили заводчика Ширяева. Недовольные крестьяне устроили «Дубинщину» — целую войну, когда монахи в каменной крепости Далматовского монастыря почти два года отбивали приступы. Недовольные раскольники выжгли все свои селения на Межевой Утке. Недовольные казаки требовали уравнять в правах Яицкое войско с другими казачьими войсками России. Башкиры же были недовольны всегда. Выход недовольству дала «уральская матрица».