Мечи с севера - Генри Триз

– Этих разведчиков надо выпороть, – заметил Харальд. – Им следовало также сообщить тебе, что турки готовы провести в седле всю ночь, лишь бы добыча не ускользнула от них.

– Давай закончим этот разговор, – сказал Маниак, потянувшись к своему шлему и мечам. – Надо построить воинов в боевой порядок, чтобы встретить врага.

Харальд перехватил его мечи и крепко сжал их своей могучей ручищей.

– Сегодня они тебе не пригодятся, Маниак, – сказал он. – Если мы попытаемся биться, каков бы ни был наш боевой порядок, сельджуки пустят вверх горящие стрелы и при их свете перестреляют нас, пока мы будем карабкаться вверх по склонам.

Маниаку было невыносимо видеть свои мечи в руках другого, особенно если этот другой – Харальд. Его просто затрясло от злости. Наконец, он проговорил:

– Вот ты и показал свое истинное лицо, лицо труса, не желающего биться, чтобы отработать свое жалование.

Харальд забросил его мечи в дальний угол шатра.

– Слушай, ромей, мое истинное лицо – это лицо ловкого малого, не склонного к глупым поступкам. Я не стану биться с сельджуками ночью, даже если ваш император предложит мне за это все сокровища Византии. Мне хочется дожить до старости, лет до сорока, а если я сейчас ввяжусь в драку, так точно не доживу.

Георгий Маниак бросил на него злобный взор и спросил с насмешкой:

– И что же нам делать, о мудрый норвежец?

– Ложись-ка ты спать, будь умницей, – ответил Харальд. – А я отправлюсь на переговоры с турками, в одной рубахе, без доспехов. В одном могу тебя уверить: я не позволю, чтобы из-за твоей дурацкой гордости подстрелили еще кого-нибудь из моих людей.

С этими словами викинг вышел на улицу и помчался к себе, стараясь укрываться от неприятеля за шатрами, в которых и засели пущенные по нему турками стрелы. Добравшись до своего шатра, он привязал к посоху кусок белой материи, прихватил рог и вышел наружу, громко трубя и размахивая белым флагом, как рыночный торговец, зазывающий покупателей к своему лотку. Мимо него, совсем близко, просвистели три стрелы. Потом на вершине холма раздалась какая-то команда, и стрелять перестали. Турки зажгли факел, явно чтобы указать дорогу, и Харальд пошел на свет.

Добравшись до вершины холма, он увидел множество всадников в мощных кольчугах, белых плащах и с отменными мечами, какие на севере увидишь нечасто. Среди них виднелся один, судя по всему, предводитель, высокий воин в черно-белых одеждах на спокойном коне, чьи уздечка и седло были богато украшены серебром. Харальд подошел к нему и сказал:

– Я – Харальд сын Сигурда по прозвищу Суровый.

Тот кивнул и проговорил на довольно хорошем греческом:

– Мы это знаем. Иначе, не позволили тебе приблизиться к нам. Мое имя – Абу Фируз, а простой народ прозвал меня Бич Алеппо. Долина окружена тремя сотнями моих всадников.

– Я думал их больше. Такой шум подняли! Но что об этом говорить? Если ты спустишься в долину и сразишься с моими варягами, ты так или иначе потеряешь многих своих воинов. С моей стороны тоже было бы непростительной глупостью позволить своим храбрецам-северянам сцепиться с твоим воинством. Правда, наше войско в худшем положении, чем твое, ведь мы в окружении.

Абу Фируз вежливо выслушал его, время от времени кивая в знак согласия, потом спросил:

– Так что же нам делать, Харальд сын Сигурда?

Харальд улыбнулся, опершись на свой посох:

– Я не из тех, кто бежит от битвы, в которой можно добыть славу. Но если мы сразимся сегодня, о Бич Алеппо, это не принесет славы ни тебе, ни мне. Нам надо прийти к соглашению, разумные люди не позволяют гневу затуманить свой разум. Факел дает много света, и, думаю, ты видишь, что я не гневаюсь. Твоя улыбка показывает, что ты тоже не сердишься.

Абу Фируз сошел с коня. Горбоносый южанин едва доставал Харальду до плеча, но по его повадкам было ясно, что он – отличный воин.

– Пожалуй в мой шатер, – сказал он, – нам надо все обговорить.

Никогда еще Харальду не приходилось видеть шатра богаче: там были и драпировки венецианской парчи, и роскошные ковры, и подушки, на которых Харальд с Абу Фирузом и расположились. Выпив предложенную ему чашу шербета со льдом, Харальд заметил со смехом:

– От этого вина не опьянеешь, но раз попробовав его, ничего другого теплой южной ночью пить не захочешь.

Турок покачал головой:

– Это не вино, сын Сигурда. Мы не пьем вина. Так на чем же мы с тобой порешим?

Харальд почесал в затылке:

– Выкупа я тебе предложить не могу, потому что у меня нет никакой добычи. Маниак, который имеет равные со мной права в войске, послал все до копейки императору. Мы, варяги, имеем при себе только то, что необходимо для ведения войны.

Абу Фируз задумчиво потер подбородок:

– Так ты хочешь перейти на нашу сторону вместе со всеми варягами? В этом будет заключаться наше соглашение.

– Нам это было бы больше по душе, чем воевать на стороне ромеев, – ответил Харальд. – Но, к несчастью, я дал клятву на верность императору ромеев и не могу ее нарушить.

Сельджук кивнул:

– Я рад, что ты такого мнения. Если бы ты пожелал перейти на нашу сторону, предав тем самым своего господина, мне пришлось бы убить тебя, ведь для воина нет более тяжкого греха, чем вероломство. Так что же мы будем делать?

– Вот что мне пришло на ум, – сказал Харальд. – Я могу дать тебе слово, что отныне мы не станем никого обижать, не станем грабить города и проливать кровь в твоих землях.

Абу подумал немного и ответил:

– А как насчет твоих союзников-ромеев? Согласится ли на это их предводитель?

Харальд печально улыбнулся:

– Ты отлично знаешь, что Маниак – известный полководец и вряд ли послушает совета какого-то командира варягов. Уверен, что он попробует разгуляться вовсю, но если мы, северяне, не поддержим его, ему это не удастся. Пусть бесится: под его командой недостаточно воинов, чтобы причинить твоему народу сколь-нибудь серьезное беспокойство. Договорились?

Абу Фируз внимательно посмотрел на него.

– А ты не считаешь это нарушением присяги?

Харальд рассмеялся.

– Нет. Ведь как только мы пройдем твои земли, мои воины снова будут сражаться плечом к плечу со своими товарищами-ромеями.

Абу Фируз кивнул.

– Я не до конца понимаю логику твоих рассуждений, Харальд, но я согласен отвести назад свое войско при двух условиях. Во-первых, ты подробно объяснишь Маниаку, о чем мы с тобой договорились, во-вторых, оставишь для нас в долине повозку с продовольствием. Мы не берем с собой особых припасов, и сейчас у нас не хватает еды. Ты меня очень обяжешь, если согласишься на это условие.

Харальд встал и протянул турку руку, но Абу Фируз сказал: