Любовь императора: Франц Иосиф - Этон Цезарь Корти

Теперь от императрицы тщательно скрывают всё, что может доставить ей неприятности. Так, от неё утаивают, что 16 августа обитатели Шёнбрунна были неожиданно разбужены ужасным грохотом, от которого задрожали стены дворца. В церемониальном зале упала огромная люстра и разлетелась на зеркальном паркете на тысячи осколков. К счастью, при этом никто не пострадал. Это произошло второй раз за два года. «Пожалуй, я поостерегусь, — заметил по этому поводу обер-гофмейстер эрцгерцогини Софии, — садиться при дворе под люстрами». Елизавета, безусловно, расценила бы это происшествие как дурное предзнаменование.

Наступает критический день. Двадцать первого августа эрцгерцогиня неожиданно получает телеграмму из Лаксенбурга: «Её величество императрица вот-вот родит». Мать Франца Иосифа тут же выезжает и первым делом приказывает вынести в капелле дворца святые дары. Всё происходит удивительно быстро. В десять часов вечера у Елизаветы начинаются столь сильные схватки, что она, не проронившая при первых двух родах ни звука, заходится в душераздирающем крике, а её мать и обер-гофмейстерина Эстерхази со слезами бросаются тем временем на колени, чтобы помолиться за неё. Роды проходят очень тяжело. Наконец, в четверть одиннадцатого вечера бедная императрица разрешается от бремени.

— У нас сын[36]? — испуганно спрашивает она слабым голосом.

   — Повитуха Груббер ещё не знает, — отвечает Франц Иосиф, опасаясь, что и радостное известие могло бы повредить ей.

На это Елизавета смущённо отвечает:

   — Ну, конечно же, опять девочка!

   — А что, если на этот раз мальчик?

Елизавета светлеет лицом, однако всё ещё не верит: она боится, что её обманывают, и поверит в это только тогда, когда сама увидит новорождённого.

Франц Иосиф готов бросить к ногам молодой матери все сокровища мира. Он, правда, находит своего сына не слишком красивым, но хорошо сложенным и очень сильным. Когда императора поздравляют, по щекам у него текут слёзы радости. Он ещё больше любил бы свою восхитительную жену, если бы это было только возможно. Теперь эрцгерцогине Софии придётся труднее. Позиции императрицы в глазах супруга становятся прочными как никогда прежде. Но мать императора радуется не меньше Франца Иосифа, ведь она принимает очень близко к сердцу — чего Елизавета никогда не понимала правильно — будущее империи и счастье своего сына. В родившемся мальчике София видит лучшую гарантию этого и готова сделать всё, чтобы воспитать наследника престола по-своему, как некогда воспитала собственного сына. Свой метод она по-прежнему считает единственно возможным для воспитания кронпринца.

Эрцгерцогиня не слишком доверяет педагогическим способностям императрицы, возможно, и не без основания, но заходит при этом слишком далеко, стараясь полностью нейтрализовать влияние матери. Учитывая столь мало податливый характер императрицы, подобная линия поведения эрцгерцогини неизбежно приведёт к бесконечным конфликтам в будущем.

У всех воспитателей благие намерения, каждый считает себя правым, но тем не менее поступает непоследовательно.

Глава пятая

На чужбине Елизавета никогда не теряла самой тесной связи с родительским домом. Её сёстры одна за другой выходят замуж. Первой в августе 1858 года это сделала Элен, став женой наследного принца Максимилиана фон Турн унд Таксис, одного из богатейших князей страны, за ней Мария, приняв предложение кронпринца Неаполя и Сицилии. Этому браку в герцогском доме очень рады — ведь ещё одна дочь становится властительницей европейского государства. Елизавета провожает сестру до самого Триеста и с недоумением взирает на заключительную церемонию передачи её королевскому комиссару Неаполя, которому предстоит доставить Марию супругу в столицу. В большом зале правительственного дворца в Триесте расстилают ленту, символизирующую границу между двумя государствами — Баварией и Неаполем. По одну сторону от ленты находится передающий — граф Рехберг, по другую — принимающий, герцог Сера Каприола. В зале появляется Мария, она перешагивает «границу», и новый придворный штат вступает в свои права.

Елизавета стремится насколько возможно облегчить своей сестре поездку в незнакомую страну, к малоизвестному ей человеку, который становится теперь её супругом. Говорить о любви или просто симпатии к жениху со стороны Марии не приходится, ведь даже первая встреча будущей супружеской пары в Неаполе оставляет прямо-таки неприятное впечатление. Мария не знает итальянского языка, кронпринц совершенно не владеет немецким и едва-едва способен объясниться по-французски. Но даже если бы они понимали друг друга, они бы не нашли, о чём говорить.

«Со временем, — размышляет Елизавета, — этот брак наладится». Она сравнивает судьбу сестры со своей собственной. Ведь на первых порах и ей самой было ужасно трудно: Елизавете приходят на память её отчаянные стихи, написанные в то время, когда она ещё думала, что не сможет вынести тягот новой жизни. И вот же за четыре года у неё уже третий ребёнок от искренне любящего супруга, личность которого она научилась ценить. Её трогают его нежность, рыцарское внимание и проявляющаяся во всём любовь. Это заставило её в конце концов выносить и властный характер свекрови. Теперь она принимает близко к сердцу всё, что касается мужа; его политические неурядицы тоже тяжело отражаются на ней.

Ничего Елизавета так не страшится, как оставаться наедине со свекровью и беспредельно ей преданными людьми.

Императрица никогда не вмешивается в политику, но если разговор заходил об этом, она придерживалась либеральных взглядов как по воспитанию и по убеждению, так и до некоторой степени даже из желания пойти наперекор эрцгерцогине Софии. Та в подобных делах обходилась с императрицей словно с неразумным ребёнком, хотя внутренняя и внешняя политика, которую эрцгерцогиня если и не проводила сама, то по крайней мере одобряла, отнюдь не была успешной. После Крымской войны Австрия очутилась в полной изоляции. Русский царь чувствовал себя оскорблённым[37], не стали друзьями Австрии ни Наполеон III[38], ни Англия. Пьемонт хочет использовать благоприятный момент, пока Австрия в одиночестве; подстрекательства продолжаются до тех пор, пока в Вене не соблазняются опрометчивым ультиматумом, который провоцирует начало войны против Сардинии, союзницы Франции. Это решение принято поспешно, даже без предварительного уведомления Пруссии. И вот вспыхивает война.

До этого Елизавета жила в условиях мирного времени, теперь же всё меняется. Сейчас ей уже не до мелких забот, одолевающих её баварскую семью, которая пребывает в чрезвычайном волнении, но не из-за войны, а из-за помолвки самого старшего из братьев Елизаветы — Людвига с актрисой Генриеттой Мендель, девушкой хоть и очень красивой, но буржуазного происхождения. Родные возмущаются и негодуют, но герцог Людвиг стоит на своём, и в конце концов близкие сдаются. Генриетта получает титул баронессы фон Валлерзее, и 28 мая 1859 года празднуется свадьба.

Между тем в Италии генерал граф Гиулай, любимец Грюнне, упускает удобный случай разбить пьемонтцев и французов поодиночке, пока они ещё не объединились. Армия отступает. Франц Иосиф озабочен происходящим и наконец приходит к выводу, что ему необходимо самому отправиться на фронт и разобраться во всём на месте. Когда он сообщает о своём решении Елизавете, она заливается слезами. Подавленная случившимся, императрица напутствует мужа множеством предостережений: «Ради меня и детей думай о себе, а не только о работе и о войне...»

После трудного расставания на вокзале Елизавета возвращается в Шёнбрунн в полном отчаянии. Тридцать первого мая она неожиданно появляется в церкви Марии Ланцендорф в Вене, чтобы просить Бога сохранить жизнь её мужу. Франц Иосиф верен своему обещанию написать Елизавете сразу же по прибытии на фронт и вообще писать как можно чаще. Каждое слово в этих письмах, которые теперь приходят с театра военных действий с небольшими перерывами, дышит искренней любовью. «Зизи! Мой ангел! — пишет Франц Иосиф по прибытии в Верону 31 мая 1859 года. — Я пользуюсь первыми же минутами после пробуждения, чтобы... вновь сказать тебе, как сильно люблю тебя и как тоскую о тебе и наших детях. Хоть бы ты чувствовала себя хорошо и берегла себя, как обещала... Постарайся почаще отвлекаться, чтобы не тосковать...»

Но Елизавета пребывает в глубокой печали, она полностью замкнулась в себе, уже хотя бы ради того, чтобы как можно меньше общаться со свекровью. С утра до вечера она ездит на лошади и, одолеваемая внутренним беспокойством, не в силах заняться чем-нибудь путным. Эрцгерцогиня София только покачивает головой, а окружение императрицы судачит о её странном поведении. Особенно злословит её старый недруг, лейб-медик доктор Зеебургер. Встретив как-то случайно министра полиции, он принимается осыпать императрицу упрёками: