Святилище кровавой луны - Зиан Шафер

кто в платье, – женщина. Кожа на ее лице была начисто содрана, я вижу белый цвет ее скелета, который треснул под напором этого существа. Мой желудок сводит судорогой, угрожая выплеснуть свое содержимое. Отсеченная голова одного из мужчин обращена к небу, щеки окрашивает болезненный бледно-голубой тон, а по обнаженной коже поднимаются зеленые вены.

Узор из зеленых вен – вот от чего меня начинает выворачивать. Я не могу остановить реакцию своего желудка или то, как сильно сотрясается мое тело, когда я смотрю на зверски убитых существ, и меня тошнит до тех пор, пока моему телу больше нечего выплеснуть. Вены похожи на спирали, наполненные моей кровью, как на книге.

Я виновата в том, что они мертвы.

Нечто убило этих людей из-за меня. Я оставила дверь незапертой.

Беда не приходит одна.

– Если мы не уйдем сейчас, явятся другие, – сказал Гидеон откуда-то позади меня.

Он прав. Придут и другие. Но я не могу оставить тела в таком состоянии. Я не могу просто оставить их, словно мясные туши, на серебряном блюде любому изголодавшемуся, когда их души еще не покинули этот мир. Я должна что-то сделать. Что-нибудь. Я в долгу передними.

Мои ноги дрожат, но мне удается встать. Медленными, неуверенными шагами я приближаюсь к двум мужчинам, головы которых все еще составляют единое целое с их телами.

– Нам нужно уходить, Дэкс, – настаивает Гидеон.

Любого, кто умрет в этих лесах, больше никогда не найдут. Если оставить их здесь – их семьи никогда не узнают, что с ними случилось.

– Я должна. – Соленые слезы скатываются по щекам, смешиваясь с вихрем эмоций.

Сырость от грязи просачивается сквозь платье, когда я опускаюсь коленями на землю. Я делаю глубокие вдохи, безуспешно пытаясь контролировать свои трясущиеся руки и сдерживая рыдания. Я знаю, что я не смогла бы остановить монстра. Я знаю, что не хотела, чтобы что-то из этого произошло, и не имела ни малейшего представления о том, что нечто подобное может произойти. И все же я чувствую себя виноватой.

Мне приходится сдерживать подступающую к горлу тошноту, когда мои пальцы касаются теплой крови вокруг глаз мужчины. Закрыв ему глаза, я мысленно произношу лунную молитву усопшим. Но этого недостаточно. Она не компенсирует того, что случилось по моей вине. Но, может быть, она что-то значит. Может быть, их души обретут хоть какой-то покой.

Когда я возвращаюсь туда, где стоит Гидеон, мой взгляд прикован к своим пальцам и мужской крови, которая осталась на моей коже. Я чувствую, как Гидеон бросает на меня настороженные взгляды, как будто я могу сорваться в любую секунду.

Я чувствую, что готова во всем его обвинить. Было бы легче обагрить его руки их кровью. Я уже ненавижу его за те неприятности, которые он причинил. Но это не его вина. Я та, кто призвал его.

– Оставайся здесь, – шепчу я, когда больше не могу смотреть на свои пальцы, и журчание ручья манит меня своими очищающими водами.

Услышав шум, я использую воду, чтобы смыть следы своего безрассудства. Красные ниточки плывут вниз по течению, огибая камни и мох, как извилистая река. Я хотела бы побыть в этот момент одна, но чувствую на себе взгляд Гидеона, наблюдающего за каждым моим движением.

Стряхивая последнюю каплю крови, я не могу заставить себя посмотреть на него или на книгу в его руках. Но заставляю себя взять на себя ответственность за то, что я натворила.

– Что это было? – к моему удивлению, мой голос не срывается, как я ожидала. Вместо этого в моих словах звучит отчаяние, которое можно было бы принять за решимость.

– Это не…

– Нет, – останавливаю я его. – Просто скажи мне как есть. Только не говори мне, что это не мое дело. Из-за меня погибли четыре человека – из-за этого нечто. Прошу. Я знаю, что тебе наплевать на меня и ты просто хочешь сохранить мне жизнь. Но, пожалуйста, ответь на вопрос. – Мой голос дрогнул, я побеждена, я в отчаянии. Не похоже, что он принадлежит Дочери Кровавой Луны.

То, как он смотрит на меня, почти напоминает сострадание, в его глазах скрывается отражение той же боли, которую чувствую я, как будто он тоже сломлен, только научился с этим жить.

– Калиак.

Я пристально смотрю на него, приоткрыв рот, и на глазах наворачиваются слезы. Я быстро моргаю, отказываясь поддаваться своим эмоциям.

– Я понятия не имею, что это такое.

– До того как были созданы восемь королевств и цивилизация состояла из враждующих племен, это была земля чудовищ и божеств. – Я обессиленно взираю на него, пытаясь уловить смысл всего, о чем он говорит. – Адити и Пэйте, которых вы знаете как Мать и Отца, хотели большего для своих детей и остальных существ.

Я согласно киваю, поскольку сотни раз слышала эту историю в Храме, прежде чем сбежала.

– Адити и Пэйте велели богам уничтожить чудищ; некоторые вымерли, в то время как другие были низвергнуты в Ад. – Он делает глубокий вдох в слабой попытке скрыть напряжение. Но, хоть убей, я не могу понять, почему эта история так расстроила его. – Но даже божества не поняли потребности природы в равновесии. С добром приходит зло. Зло нельзя уничтожить, не убив добро.

Мой лоб морщится одновременно от сосредоточенности и замешательства. Ведьмы говорят о равновесии в заклинаниях. Они думают, что эльфы и фейри нечестивы, потому что мы можем брать, и брать, и брать, но никогда ничего не отдаем взамен. Равновесие среди людей благодаря вероломству тварей – это концепция, о которой я никогда не читала в Священном Писании. Какое отношение баланс имеет к этому существу?

– Калиаки – одни из самых гнусных. – Слово повисает в воздухе, лишая меня возможности дышать.

– Почему я никогда не видела их и не слышала о них? Почему они вернулись? – я пытаюсь, но безуспешно, заполнить пробелы в этой истории.

Он колеблется, как будто не уверен, как ответить на этот вопрос.

– Как только двенадцать богов, которых ты знаешь, появились на земле, они нашли способ управлять монстрами.

– И теперь, когда все боги мертвы, калиаками управлять не получается. По крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не вернет божеств к жизни, – шепчу я, заканчивая за него фразу.

– Да, – он кивает, не в силах сдержать хмурый взгляд. В его ответе есть нечто большее, чем то, что он говорит, как будто это секрет, который он пытается скрыть от меня. Я знаю, что он не расскажет, даже если я спрошу.

– Должен быть другой способ.

– И