Цифры - Мария Петровна Казакова

улыбается: «Эх! Я опять потеряла Друга».

__________

Мария Луиза Вайсман (1899-1929) «Баллада о Безымянном»

из сборника «Лесное сердце», пер. А. Чёрного

Родился на свет, потому и рос,

Не видя иных причин.

Любила мать его цвет волос,

Другая – как всех мужчин10.

Впрочем, не важно, жизнь прошла

Быстрее глотка, легка.

Были ничтожны его дела –

Казалось, он начал сгорать дотла

С рождения, издалека.

__________

Сын спит.

Маленький обормот. Он мог бы быть угарным, но пока он даже не особо похож на человека.

Вот о чём мне с ним разговаривать, скажите на милость? Что с него можно взять? Ни о женщинах, ни о пиве. Ходит, мямлит что-то себе под нос: «Вот, роки-шмоки, мама, где моя мама, а чо а как, а у роки лапка отвалилась бла-бла-бла». Ну и хули я сделаю-то? Ну отвалилась ебучая лапка, я-то тут причём? Не думает же он, что я сейчас сяду и начну пришивать лапу его игрушке? Если так ему надо, пусть сам этим и занимается. Не сможет сам – пусть дожидается матери. Вернётся из больницы – пришьёт. Скажи ещё спасибо, что сам с лапками остался, а то мать понапринесла в дом заразы хуй пойми откуда, слава богу живы остались.

Звоню собственной матери. «Ну привет, как твой песок-то там, ещё не весь высыпался?» Она в ответ: «Ыыыыыы, негодяй, да зачем же я тебя рожала-то, за какие грехи ты на меня свалился, ирод! Ты мяско-то внучёнку варишь хоть? А голос-то какой пропитой, святый Боже, голос-то! Вы его послушайте только! Ну все мозги пропил, все мозги! Небось уже не мужик, а жирное чучело огородное! Без страху не взглянешь, в ночи встретишь – перекрестишься! Как невестушке-то, получше? Нет вестей?»

Блять сдалась мне ваша невестушка, нет в красной зоне телефонов! Померла бы – мне бы сообщили. Почему обо мне-то никто не думает, я не понимаю? Нет, спросили бы: «Как ты, не заболел ли, есть ли что у тебя покушать, всё ли хорошо». Неееееет, про меня все забыли. Плыви сам, барахтайся! Всех только сын и жена интересуют, а я вечно не пришей к пизде рукав в собственной семье.

Уверяю маму: да-да, жена пока не померла, сын ест хорошо, нет, он не болеет, да, хорошо одевается на прогулку, нет, у нас всё хорошо, да, я наипрекраснейше за ним слежу.

С чувством выполненного долга кладу трубку и иду ссать. Размышляю. Думаю о прошлом. Хуй жжётся, и запах мерзкий. Жена уже давно жалуется, говорит: «Может быть, у тебя уретрит на фоне… Эм… Специфического рациона? Может быть, сходим к врачу?» А может, это тебе к врачу сходить стоит, психичка? Всё у меня нормально. Знаю я этих белохалатных гнид, за каждую копеечку удавятся. Понапридумывают диагнозов, а ты ходи осликом туды-сюды, таскай денюшки.

Сука… Может, если в ванной полежать, полегче будет. Набираю воду, сбрасываю труханы, сажусь. Ещё больше щиплет, ну что ж за гадость-то такая. Надо было у матери спросить, вдруг, у отца такое же было. Вдруг, это наследственное. Вдруг, она знает, что делать. Может, ромашкой там, хуяшкой…

Вообще-то я планировал вздрочнуть, но с таким ядерным зудом, конечно, надеяться на чудо не приходится. Тут хоть папуасок включай, хоть лесбух, один хер: хуй не встанет, гореть не перестанет. Что ж, продолжу думать.

Вспоминаю разное. Попойку со Славиком на даче. Папуаску Коко, которую поёбывал в общаге в студенческие годы. Попугая Гену, который жил у меня в комнате, когда мне было восемь лет. Или десять, хер его знает. Знатный был попугай. Любил меня.

Вспоминаю ФИФА. Вот это было время, вот это было хорошо! Шпендик был ещё совсем миллипиздрический, жена с ним круглосуточно возилась, а мы с братанами гуляли на славу! Эх, вот прям любо-дорого вспомнить! Иностранцы приехали, пиво рекой, прям дух свободы я чувствовал! Прям вот жилось, прямо вширь дышалось! Да, будет, что внукам рассказать.

В Тот Самый День, с утра пораньше, жена заехала мне миксером по ебалу. Называется, начинаем день с приятного! Уже не помню, что там было: то ли она просто в очередной раз ебанулась (что наиболее вероятно), то ли я не выгреб с балкона пакет с грязными памперсами, то ли ещё что… Да не важно, главное, она распустила руки, и на лбу у меня красовался гарный шрам, похлеще гарри-поттеровского. Герб, так сказать, супружеской любви! Без всякой ебучей геральдики.

Вечер тоже прошёл в криках. В криках с братанами: «Акинфеев, сука, жги!!! Давай, Игорёша!!! Ну-ну-ну, можем, можем! Вперёд! Поднажми! Ай-яй-яй! Да почему трибуны тухлые?? Сплошные Иваны Кузьмичи! Надо выпустить нас! Федя, блять, просто красава! Игорь чисто честь страны защищает – одиииииннннн! Саша, Саша, мы всё простим, только беги, беги! Ребята! Можете! Терпеть! Пожалуйста! Генерал Дождь, давай, чтоб испанцы замёрзли! Видишь, как мячик полетел? Так вы Москва-Мадрид полетите нахуй! По-братски!! Саламыч!!! Игорь, молодееец! ИГОРЬ! ИГООООРЬ!!! ААААААААААААА!!»

Да, хороший день был 1 июля. Аж и на душе приятно. Помню, как мы шли обратно по специально огороженному пути – 3 километра вместо прямой линии. В конце пути над тоннелем горело огромное табло с жёлтыми буквами, где сияло что-то вроде «Ура, Россия! Метро – туда». Хотя, может, там было написано совсем не это.

Пахло счастьем и дождём. Лишь один-единственный бразилец с натугой прорезал сквозь толпу путь обратно. Мельтешили беспечные лица и потные плечи, а парниша вопил от отчаяния: «Мой рюкзак! Камера хранения! Всё осталось там! Вся моя жизнь! Нет пути, не пройти! Как вернуться?!»

Эх, бразилец! Что твой рюкзак в сравнении с победой?

А потом была длинная, бессонная ночь, как-то незаметно перетёкшая в утро. Были танцы на Большой Дмитровке под «Всё ништяк, вокруг шум» из окон чёрного лимузина. Были объятия с незнакомцами, много чужого пота и поцелуев.

Около полуночи я услышал под подбородком девчоночий голос:

– Слушай, я так хочу сосаться, но стремаюсь. Может, с тобой? Ну по-братски!

Не совру, я был приятно удивлён! Но зря. Под подбородком ответили:

– Бля, ну не… Я не настолько пьяная…

– Ну мы же подругиииииии……….. Разве ты меня не любишь?

– Давай я лучше твою сумку подержу, а ты пока кого-нибудь подцепишь.

Две девчонки, на вид лет по 16. Одна – блондинка: каре, шорты с высокой талией и блёстки во всё лицо. Это она безуспешно жаждала целоваться. Вторая – какая-то ещё более мелкая. Парик с двумя косичками в цвет российского флага, на щеках тоже по флагу: справа российский, слева испанский. Глаза из серии: «Да-да, мне тут очень весело, поскорей бы съебаться домой от этих потных мужиков». Просмаковав ситуацию, я подумал: надо брать.

Ну а дальше понеслось. Я налапшёвывал блондинку, чему она была чрезвычайно рада, а девочка-флаг