Скунскамера - Андрей Аствацатуров

— Чего? — спросил он, не вынимая щетки изо рта и с трудом ворочая языком.

Мужчина не ответил и продолжал смотреть на Гвоздева. Наконец он выдавил:

— Вы что… чистите зубы… моей щеткой?!

Гвоздев ничуть не смутился. Он вынул изо рта щетку, сполоснул ее под краном и, протянув мужчине, спокойно произнес:

— Извините. Я думал, эта щетка общественная, так сказать вагонная. Я и понятия не имел, что она ваша.

— Уже нет, — грустно сказал мужчина и вышел из вагонного туалета, оставив Гвоздева одного.

Гвоздев пожал плечами. Потом снова выдавил пасту на щетку и как ни в чем не бывало принялся чистить зубы.

Сейчас Леня Гвоздев стал мировой знаменитостью. Выставлялся долгое время в Лондоне. Потом в Париже. Несколько лет назад уехал в США на ПМЖ. Женился. Говорят, на дочери какого-то крупного бизнесмена.

А я остался здесь, в однокомнатной квартире на площади Мужества, и всегда чищу зубы только своей собственной зубной щеткой.

Да разве дело в щетке?

Вот Генри Миллер, когда жил в Париже, каждый день ходил к кому-нибудь в гости обедать. Так он деньги экономил. И ничего. Не смущался. А потом еще прославился и под конец жизни разбогател.

Может, мне тоже побороть стеснительность, ходить по гостям, обедать, потом запираться в чужих ваннах и чистить зубы чужими щетками? И жизнь моя тогда стала бы легче.

Философ-постмодернист и сэнсэй

Помимо стеснительности у меня есть еще одно очень неприятное качество, которое не позволяет мне стать настоящим писателем. Я слишком серьезен. От этого неуклюж и медлителен. Мне не хватает легкости, физической, умственной, всякой. Первым, кто это заметила, была моя жена Люся. Она мне посоветовала обратиться к психиатру. Но я ее не послушал. В результате мы развелись. А потом то же самое мне сказал мой друг Саша Погребняк. К его словам я уже отнесся более внимательно.

Саша в таких вещах разбирается: он работает в университете философом-постмодернистом.

Когда-то много лет назад Саша Погребняк уговорил меня записаться вместе с ним в секцию айкидо. Чтобы развить в себе легкость, говорил он. Сначала физическую. А там, пообещал Погребняк, глядишь, и умственная следом подтянется. Саша был для меня непререкаемым авторитетом, и я согласился. Мы начали ходить на занятия. Но через месяц я по неловкости подвернул ногу на тренировке и с тех пор в зале больше не появлялся. А Саша бросил айкидо года через полтора, потому что, как он объяснил мне, в зале было слишком много людей, одинаково одетых и спокойным выражением лица слишком уж похожих друг на друга и на тренера-сэнсэя Васю Щукина.

На тренировках мы обычно уставали. Тренер-сэнсэй Вася Щукин гонял нас в хвост и в гриву. И заставлял сидеть с поджатыми под себя конечностями. Прежде, чем встать с пола, виноват — с татами, мы с Сашей сначала упирались руками. Это со стороны, наверное, выглядело очень неспортивно.

— Андрей Алексеевич! — погрозил мне однажды пальцем тренер-сэнсэй, — так вы не самурай! Так вы — собака! Саша! Вас это тоже касается.

— Тоже касается… — раздраженно проворчал Саша. — Типа ты, Аствацатуров для него главный, а я, дескать, так, с боку припиздыш…

— «Мы — люди, а не собаки, что на четырех конечностях ходят!» — начал наставлять нас тренер-сэнсэй, явно кого-то цитируя. — «Для того, чтобы встать или сесть, надо использовать ноги».

— Или, в крайнем случае, хуй… — вполголоса продолжил изречение учителя философ-постмодернист. Сэнсэй покраснел и заставил философа-постмодерниста десять раз отжаться.

После тренировок с нами часто заговаривали молодые ребята, которые посещали секцию. Саша их недолюбливал и сторонился. Мне было все равно, и я тогда старался поддержать любой разговор, если он случайно возникал. Ведь содержание не важно, думал я, ежели ты силен и мудр, и у настоящих самураев общение происходит по ту сторону слов.

— Вот ихние бойцы — чмомоны, — сказал мне как-то раз во дворе будущий самурай лет двадцати, здоровенный конопатый парень. — Все тут японцев хвалят. А на самом деле — их замочить — как два пальца обоссать. Тут их чемпионы приехали к нам, так наши ребята, ну каратисты питерские, отмахали их в легкую.

Саша Погребняк и наш с ним общий друг Данила Расков стояли в двух шагах от нас и обсуждали какую-то политическую теорию. Они терпеливо ждали, пока я наговорюсь с парнем.

— Как это «отмахали»? — удивился я. — Японцы — великие мастера. К тому же карате — это совершенно другая техника. И в айкидо соревнований быть не может. Вы что-то путаете.

— Андрей! — я услышал голос Погребняка и обернулся в ту сторону, где он стоял с Данилой. — Можно тебя на минутку? Извините, пожалуйста… — он ласково улыбнулся конопатому парню. Я подошел.

— Знаешь, что мне в тебе по-настоящему не нравится? — спросил Саша, трогая ладонью свою небритую щеку.

— Что?

— То, что ты каждого урода всерьез воспринимаешь.

— Тебе, в самом деле, не нравится во мне то, что я каждого… урода воспринимаю всерьез? — спросил я Сашу через неделю.

— Это не главное, — сказал философ-постмодернист.

— А что тогда главное?

— Мне не нравится в тебе то, — был ответ, — что ты всегда дебильного цвета одежду подбираешь.

— Саша, — возмутился я, — это же мелочи!

— Это, Андрюша, не мелочи… Это — твоя скудоумная фантазия.

Дед Мороз

Мне сорок лет. Пора подводить итоги и начать в себе разбираться. Итак, я труслив, я стеснителен, я слишком серьезно отношусь к жизни. И, наконец, я не умею фантазировать. Это свойство моей души — самое дурное. Между прочим, я не умел фантазировать даже в детстве. Но папа считал иначе и всегда говорил, что я постоянно все выдумываю и несу какую-то дурь. А я ничего не выдумывал. Я просто пересказывал книжки, которые он сам заставлял меня читать. И совсем не понимал, почему папа сердится. Теперь это моя работа — рассказывать людям про книжки. И мне почему-то кажется, что с тех самых пор я не очень далеко продвинулся.

Хотя у моих родителей другое мнение. Но это теперь. А тогда они совершенно не поощряли меня. Помню, папа довольно скоро приучил меня к мысли, что никакого Деда Мороза на самом деле не существует. Того самого Деда Мороза, про которого все говорят и снимают мультики.

Однажды мама перед самым Новым годом принесла мне свитер. И сказала, что «от Деда Мороза», импортный. Я посмотрел на свитер, и мне сделалось обидно. Лучше бы Дед Мороз подарил мне солдатиков, думал я. Или хотя бы конструктор.

Маму я спросил, почему Дед Мороз сам не принес подарок, а передал через нее.

— Он торопился к другим детям, — как-то неуверенно объяснила мама. — Детей ведь много. Ты не один.

Я расстроился еще больше и чуть не расплакался. Получалось, что Деду Морозу на меня плевать и выбрал он, к кому приехать, совсем других, а не меня. А ведь мог бы хотя бы Снегурочку прислать.

Я знал, что Снегурочка иногда раздает новогодние подарки вместо Деда Мороза, потому что незадолго до этого услышал в гастрономе на Тореза разговор двух бородатых дядек. Мы с мамой стояли за ними в очереди в кассу. Один другому громко говорил:

— Слышь, Миха, я тут своему Деда Мороза вызвал. От работы.

— Ну, — поддакнул второй и почесал под ушанкой затылок.

— Так, а ты это… Ты своему-то будешь вызывать?

— Кого?

— Ну, этого… Деда Мороза.

— Я? — удивился второй. — Да ты чо? Эк хватил! Моему четырнадцать лет в феврале будет! Забыл? Ему уже не Деда Мороза. Ему уже Снегурочку пора вызывать!

Оба заколотились в громком смехе.

Мама зачем-то закашлялась. Дядьки повернулись вполоборота к нам, и первый, еще не отойдя от смеха, кивнул в мою сторону:

— О, Миха! Глянь! Малец на ус мотает!

— Товарищи! — укоризненно сказала мама.

— Все, все, — успокоил ее тот, которого называли «Миха».

Так я уяснил, что если Дед Мороз сильно занят, то подарки за него выдает Снегурочка.

Свитер, переданный мне Дедом Морозом через маму, я очень скоро испачкал, чем страшно рассердил папу.

— Ну что ты за олух! — ругал он меня. — Вечно как свинья вымажешься! Мать битый час стояла за этим свитером, а ты его не успел надеть, как сразу же изгадил!

Я начал постепенно догадываться, несмотря на все заверения бабушки и мамы, что Дед Мороз — это выдумка взрослых. Но делиться с окружающими этим открытием пока не торопился. В детском саду в него все верили. Воспитательница Лариса Пална постоянно нам рассказывала про Деда Мороза, и по ее словам выходило, что он приносит подарки только хорошим детям, а не лодырям и озорникам. Чем больше я ее слушал, тем больше подозревал, что все это враки-каки, выдумки для девчонок. Откуда, думал я, Деду Морозу в Лапландии знать, как мы тут себя ведем и кому давать подарки, а кому — нет? И потом, когда Дед Мороз все-таки приходил к нам в детский сад, то каждый из нас, даже тот, кто плохо себя вел, обязательно получал от него подарок, причем один и тот же, какую-нибудь игрушку и конфету. Дед Мороз никаких различий не делал.