Благоуханье роз - Барбара Картленд

— Ну конечно, — улыбнулся маркиз. — Я все понимаю, и поскольку сегодня пятница и тем более вечер, никто из нас не будет сидеть допоздна.

— Благодарю вас. — Николь направилась к двери, но маркиз проворно вскочил и, опередив ее, распахнул перед нею створки.

— Надеюсь, вы будете спать хорошо, — сказал он своим глубоким голосом.

Сделав над собой усилие, Николь улыбнулась ему и, ни слова не говоря, пошла по коридору прочь от кабинета.

Она слышала, как закрылась позади нее дверь.

Маркиз вернулся в кабинет, и теперь начнется торг.

Николь хорошо знала, что Джимми запросит больше, чем надеется получить.

«Если бы только мы могли сохранить для, себя эту картину, — думала она. — Тогда, я уверена, все наши неприятности остались бы позади».

По выражению лица маркиза Николь поняла: он крайне удивлен, что Джимми продает такую великолепную картину.

Любой ценитель живописи, любой коллекционер скорее согласился бы голодать, чем расстаться с этим полотном.

Было бы лучше, подумала Николь, если бы Джимми привез что-нибудь не такое известное.

Но было поздно жалеть об этом.

Поднявшись к себе в спальню, Николь не стала звонить горничной, чтобы та помогла ей раздеться.

Сняв платье, она повесила его в шкаф.

При этом Николь вспомнила, что совсем недавно сказал о его цвете маркиз.

Действительно, странное совпадение: занавеси в Синей комнате в точности соответствовали обстановке гостиной в Ридже.

«Безусловно, покупая их, мама и представить себе не могла, что так получится», — подумала Николь.

Она легла, но сон не шел к ней.

Она могла только лежать с открытыми глазами и гадать, что происходит внизу.

Интересно, сколько денег Джимми получит от маркиза?

Двумя часами позже Джимми открыл дверь, ведущую в будуар, и заглянул к Николь.

— Ты не спишь? — прошептал он.

Николь села в кровати.

Она оставила одну свечу, потому что была почти уверена: Джимми не преминет похвастаться новостями.

Он подошел к кровати и сел напротив сестры.

— Как ты думаешь, чего я добился?

— Не могу даже представить, — сказала Николь.

— Десять тысяч фунтов!

Николь негромко вскрикнула и закрыла руками лицо.

— Я… я не верю! Это… — Она не договорила.

— Я сам с трудом в это верю, — прошептал Джимми.

— Я думала… Ты с этого только начнешь…

— Я так и сделал, а его светлость не стал спорить.

— Этого… не может быть! — простонала Николь.

— Может! — уверил ее Джимми. — И теперь я могу делать в доме все, что хочу, и на кухне у нас будет новая печь, и…

— Это все замечательно! — перебила Николь. — Но ты… точно уверен, что… у маркиза нет… подозрений?

— А с чего бы им взяться? — удивился Джимми.

— Просто странно, что он… согласился сразу на ту сумму, которую ты назвал, и даже не стал… торговаться.

— Почему? Мы «торговались», как ты это называешь, по поводу Дюге, и сейчас я спрашиваю себя, почему продал его так дешево.

— Мне кажется, ты должен… встать на колени и благодарить Бога за то, что ты уже… получил, — сказала Николь. — И, Джимми… Я хочу… спросить тебя об одной вещи.

— О какой? — осведомился Джимми ледяным тоном.

— Теперь, когда у тебя… так много… денег… Ты… не будешь больше… этого делать?

Джимми поднялся с кровати.

— Скажем так — какое-то время! — ответил он.

— Я была бы более счастлива, если бы ты сказал «никогда»!

— Как я могу предвидеть, что случится в будущем? — спросил Джимми и направился к двери.

Николь знала, что он злится на нее за настойчивость.

У порога Джимми остановился:

— Если хочешь знать правду, я очень, очень доволен собой! И думаю, хотя ты, может быть, этого и не скажешь, что я вел себя чрезвычайно умно!

Не дожидаясь ответа, он вышел и закрыл за собой дверь.

Николь медленно повернулась, чтобы задуть свечу у кровати, а потом начала молиться «Мадонне в беседке из роз».

Она благодарила ее за то, что опасность, которой она боялась, теперь позади.

И все же Николь по-прежнему чувствовала, будто на сердце у нее лежит камень.

Наутро солнце ярко сияло, и Николь сказала себе, что все ночные тревоги можно забыть.

Горничная, которая пришла ее будить, сообщила, что его светлость собирается после завтрака устроить скачки, в которых могут участвовать все, кто пожелает.

Джимми с восторгом отзывался о лошадях маркиза, и Николь, надеясь, что у нее будет возможность прокатиться верхом, захватила с собой амазонку.

Амазонка была старенькой, ее носила еще матушка, и поэтому ее пришлось перешивать.

Николь стала носить ее после того, как выросла из своей, так же, как и мамин жакет, который, слава Богу, оказался ей впору.

Шейный платок, правда, был довольно потертый, но зато Николь его выстирала и накрахмалила.

Повязывая платок, она долго возилась, прежде чем ей удалось хотя бы отчасти скрыть самые истрепанные места.

Шляпка, которую Николь взяла с собой, ничуть не напоминала те, что обычно надевают женщины, собираясь кататься верхом.

Не была она похожа и на те мужские шляпы, что были в моде несколько лет назад.

Это была высокая, очень симпатичная шляпка с легкой вуалью.

Такие носили, хотя Николь этого не знала, «красотки-наездницы» в Лондоне.

Это были женщины, которые объезжали лошадей в публичных конюшнях.

Блестящие наездницы, очень красивые, они попутно старались женить на себе богатых аристократов.

Впрочем, спеша по ступенькам вниз, Николь не слишком беспокоилась по поводу своей внешности.

В столовой она не увидела ни леди Кливленд, ни леди Сару.

Николь села рядом с Джимми, и в это время вошел маркиз.

— Доброе утро! — приветствовал он гостей, а потом обратился к Николь: — Сегодня вам лучше?

— Да, благодарю вас… — ответила она.

— Без вас вчера было скучновато, — заметил Вилли. — Зато ваш брат сумел основательно облегчить мои карманы.

Николь облегченно вздохнула: значит, Джимми не проиграл.

Потом она вспомнила о его сделке с маркизом и проговорила с напускной небрежностью:

— Это, должно быть, была его… удачная ночь!

— И нам повезло, что этим утром вы с нами, — галантно сказал Уильям. — Надеюсь только, что лошадь Блэйка не вздумает начать испытывать вас!

— Вряд ли, — отвечала Николь. Впрочем, лошадь, которую ей дали, оказалась хорошо обученной и очень послушной.

Зато Джимми попался норовистый жеребец, которым он не уставал восхищаться.

Маркиз сражался с конем, который делал все, что мог, чтобы сбросить с себя седока.

Это было древнее противостояние человека и зверя.

Николь казалось, что ни один мужчина не мог бы лучше маркиза держаться в седле.