Четырнадцать дней для Вероники (СИ) - Наталья Алексеевна Мусникова

телу привыкнуть к вертикальному положению, а ногам вспомнить всю прочность тверди земной, и медленно направился к выходу.

— Погоди, — друг придержал меня за плечо, — глаза закрой.

Спрашивать что-либо я не стал, послушно смежив веки, для надёжности прикрыв лицо руками и постаравшись расслабиться. Поток исцеляющего пламени охватил меня с головы до пят, выжигая слабость и боль, обращая в пепел тревогу и сомнения, возвращая ясность мыслям и бодрость телу. Я глубоко вздохнул, с наслаждением потянулся, радуясь возвращённой гибкости и крепости тела, и широко улыбнулся:

— Спасибо, друг. Удалось узнать что-нибудь новое?

— Неа, — Эрик похлопал себя по животу, метнув рассеянный взгляд в сторону кухни.

Всё понятно, молодому дракону срочно нужно пополнить потраченные на моё лечение силы, а значит, пытаться от него узнать что-либо полезное пока просто бессмысленно. Эрик свято соблюдает народную мудрость: пока я ем, я глух и нем. Что ж, пусть мой приятель насыщается, а я побеседую с жителями Лихозвонья. Уверен, после вчерашнего обряда они будут со мной гораздо разговорчивее.

В первую очередь я направился к городскому колодцу, центру всех свежих новостей в любом городе, сколько бы жителей ни проживало в его пределах. Мне повезло, у колодца стояли две женщины неопределённого возраста и что-то воодушевлённо обсуждали, не скупясь на эмоциональные восклицания, осуждающее покачивание головами и прочие охи-ахи. Голову готов дать на отсечение, что эти две являются главными городскими сплетницами, мимо которых незамеченной даже муха не пролетит, её непременно увидят и осудят за неровные крылья и недостаточно уверенный полёт. Я поправил одежду, пригладил волосы и решительным шагом направился к дамам, которые при виде меня притихли и расплылись в таких сладких улыбках, что у меня даже зубы заныли. Интересно, почему все сплетницы ведут себя одинаково, может, в каком-то укромном уголке есть специальная академия сплетен и слухов? Глубоко законспирированная, чтобы непосвящённые не смогли её найти?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— День добрый, дамы, — короткий вежливый кивок и официальная улыбка одними уголками губ, — чудные погоды нынче стоят.

— Ваша правда, господин инквизитор, — сладенько протянула одна из женщин, потолще и посмуглее, я для себя назвал её Смуглянкой, — как ведьму проклятую арестовали да Вы приехали, так сразу и погода наладилась, и жить захотелось.

— А до этого плохо было?

— И не говорите! — прижала натруженную, покрытую вылезшими венами руку к груди вторая из дам, которую я моментально окрестил Белянкой. — Такой ужас творился, до сих пор, как вспомню, так мороз по коже! Спать ложишься и не знаешь, проснёшься или нет, утром даже с постели вставать не хочется!

Я с глубокомысленным видом покачал головой:

— Да, чёрные проклятия — это страшно. Кто же его на вас наслал, не знаете?

Вопрос прозвучал несколько даже наивно, но при этом таил в себе немалый подвох. Дамы, подобные Смуглянке и Белянке, обожают считать себя всезнающими, и мысль о том, что сам инквизитор спрашивает у них совета, чрезвычайно польстила женщинам. Они заулыбались, приосанились, переглянулись, и Смуглянка с ноткой благожелательного снисхождения ответила:

— Как не знать. Ведьма проклятая, которую арестовали, и наслала.

Ну, официальная версия мне уже известна, хотелось бы проверить наличие дополнительных козлов отпущения, ведь наверняка имеются.

— А может, другой кто?

Дамы опять переглянулись, в этот раз озадаченно.

— Да кому это нужно? — пожала плечами Белянка, ища у своей подруги поддержки сказанному. — Мы — люди добрые, живём по закону и совести, никому вреда не чиним.

Угу, охотно верю. Особенно вы никому и никогда ничего плохого не сделали, слухов злых ни про кого не пускали. То-то девица молодая, вас у колодца заприметив, домой предпочла вернуться, воды не набрав, да и мужчина, нетвёрдо стоящий на ногах, похмеляться в другое место пошёл.

— А ведьме зачем понадобилось вас проклинать? Она же, насколько мне известно, уж лет пять в вашем городке живёт и прежде ничего дурного не делала.

— Ну да, — неохотно признала мою правоту Смуглянка, — даже помогала.

Говорить хорошее даме явно было непривычно, поэтому она растерянно замолчала, усиленно колупая землю носком поношенной туфли, годной по размеру для детской игрушечной лодки, которые весной в ручьи запускают.

— Зато жила дичком на особице, — пришла подруге на помощь Белянка. — А чего, спрашивается, честной женщине людей добрых сторониться? Ясное дело, замышляла недоброе, вот особицей и жила.

Железная логика. Самое смешное, что, если бы Вероника стремилась быть в центре внимания, ей и это бы после ареста в укор поставили. Арест вообще любое действие в коварное и продуманное злодейство превращает. Я вздохнул, подавляя вспыхнувшее в груди раздражение на дам, готовых любого человека в грязи вывалять, и продолжил непринуждённым тоном:

— Значит, одна ведьма жила, ни мужа, ни детей у неё не было?

— Ой, да кто её возьмёт! — отмахнулась Смуглянка и не без кокетства улыбнулась. — Кому и зачем может понадобиться колдунья, если вокруг и приличных девиц в достатке?

— Ну, засматривались парни-то на Веронику, Пауль, гончар, тот даже сватался к ней, — неуверенно заметила Белянка.

— Приворожила! — тоном, не терпящим возражений, отрезала её подруга и даже ногой притопнула. — Присушила парня, ведьма поганая, а замуж за него не пошла. Он, бедный, даже из города уехал.

Чтобы приворожённый смог покинуть объект своей страсти иначе, как вперёд ногами? Это что-то новенькое в мире любовной магии! Да и какой смысл проводить приворот, рискуя навлечь на себя в случае разоблачения гнев жителей и Всеобщего совета магов, если не собираешься жить с тем, кого присушила?

— А как Пауль пережил отказ Вероники стать его женой?

Для приворожённого такой отказ — верная смерть, несчастный должен был погибнуть максимум за три дня, перед смертью сойдя с ума и, не исключено, даже начав кидаться на других девиц. Женщины озадаченно переглянулись, наконец Смуглянка растерянно пожала плечами:

— Да как… Уж не обрадовался, ясное дело. Неделю ходил как в воду опущенный, всё из рук валилось, потом немного оправился, но прежним весельчаком так и не стал. Перед своим отъездом, за месяц где-то до беды-то этой, Веронику на улице прямо остановил, сказал, что, мол, неволить её не станет, но, если она передумает, пусть только весточку ему пришлёт. Он сей же час всё бросит