Четырнадцать дней для Вероники (СИ) - Наталья Алексеевна Мусникова

лучше меня понимала мои самые сокровенные мечты! Я точно знал, что если соглашусь с туманом, получу не только свою возлюбленную, наша с Вероникой история будет переписана, исчезнут долгие годы разлуки, сгинут в небытие горькие, отравляющие кровь слова, сказанные в минуту расставания. Мы будем счастливы, а цена этому счастью — жизнь моего друга. Я отстранился, отрывая от себя цепкие, словно побеги хмеля, руки сладостного призрака, усмехнулся жёстко:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я друзьями не торгую.

— Ты готов пожертвовать любовью ради друга? — лениво прошелестел туман.

Вероника подалась ко мне, молитвенно прижав ладони к груди, из лучистых глаз потекли слёзы, нежное тело обвили, сдавили до кровоподтёков тяжёлые цепи, жадные языки пламени со всех сторон окружили чародейку, принялись лизать ступни, потянулись вверх. Пронзительный женский крик разорвал ставшую привычной тишину, в горле запершило от тяжёлого запаха горящей плоти.

— Прекрати! Её вина ещё не доказана!

Туман лениво перекатился, не убирая, но немного отодвигая кошмарное видение:

— Такой вариант весьма возможен. Но если ты отдашь мне молодого дракона…

Я стиснул кулаки так, что ногти посинели и заныли, выдохнул хрипло, с трудом отводя взгляд от извивающейся, тщетно бьющейся в языках пламени Вероники:

— Нет.

— Глупец, — туман раздражённо всколыхнулся, с оттяжкой хлестнув меня тяжёлыми, словно кнут, щупальцами, — мальчишка! Ты сделал свой выбор, так не жалуйся потом!

Одно из щупалец обвилось вокруг моих ног, я кубарем полетел на землю, перекатился на спину, защищая от взбесившегося тумана грудь и лицо. Мда, теперь я понимаю, почему нельзя проводить ритуал призыва в присутствии драконов, выжить бы после такого урока. Улучив момент, я схватил щупальце, стиснул в кулаке, ловким прыжком вскочил на ноги и выхватил чёрный кинжал.

— Не успокоишься — порежу.

Туман застыл, недоверчиво всматриваясь в меня, затем мелко заколыхался, задрожал, загудел низко, не скрывая насмешки и восхищения:

— Ты мне нравишься, мальчик, такой дерзости я давно не встречал. Ты меня позабавил, я не стану тебя наказывать. Более того, те, кого ты сегодня призвал, смогут остаться со своими родными до утренней зари. Прощай, пылкий юный инквизитор, до новых встреч!

Туман развеялся, воронка схлопнулась, утащив третий лоскут. Я попытался поднять руку, чтобы вытереть испарину со лба, и кулем рухнул, отключившись прежде, чем голова звучно стукнулась о землю.

День третий. Тобиас. Продолжение

В себя я пришёл от резкого, раздирающего горло, разъедающего нос и выжигающего глаза зелья, щедрой рукой выплеснутого мне в лицо (Эрик потом истово клялся, что хотел честь по чести поднести едкий взвар мне к носу, чтобы быстрее в чувство привести, да споткнулся).

— Ну, и горазд же ты спать! — суетливой скороговоркой зачастил молодой дракон, проворно обмывая мне прохладной водой пульсирующее от боли лицо и осторожно выдыхая целебные языки пламени. — Я тебя вчера когда домой принёс…

Я так и вскинулся, на миг даже про боль позабыв.

— Как это вчера?!

Эрик на миг растерянно замер, плечами пожал:

— Да так. Ты выложился во время проведения ритуала, кстати, шикарное зрелище, я даже дыхание затаил от восхищения! Так вот, когда воронка или что там такое странное было, захлопнулась, ты снопом на землю и рухнул, мне пришлось тебя на собственном горбу домой тащить. И смею заметить, друг мой, что ты тяжеленный, словно матёрый дракон, а так с виду и не скажешь!

Эрик восторженно зацокал языком, шмякнув мне на лицо холодную мокрую тряпку и закрыв ей разом и глаза, и нос, и рот. Прохладная влага остудила кожу, вернула ясность мыслям и придала сил. Я стянул тряпку с лица и решительно сел, на миг зажмурился, прогоняя дурноту, а затем спустил ноги с кровати, намереваясь встать:

— Я должен идти.

— Она хотя бы красивая? — дракон заинтересованно склонил голову к плечу.

— Не понимаю, о чём ты.

Да, знаю, обманывать некрасиво, но я и сам-то до конца не разобрался в том, что со мной происходит, куда уж друга во все эти метания впутывать! Однако Эрик был не из тех, кто отступает после первой неудачи.

— Та ведьмочка, ради которой ты так стараешься.

— Я служу справедливости.

Теперь я сказал полуправду. Интересно, это можно считать прогрессом на пути исправления или ещё большим падением в сети порока?

— Хочешь сказать, что ты весь подаренный мной огонь израсходовал исключительно справедливости ради, чтобы здоровье ведьмы стало таким же, как и у всех остальных жителей? Тогда надо всех и в тюрьму сажать, и в цепи заковывать, а то как-то неправильно, она одна сидит, а остальные на свободе разгуливают!

Поскольку аргументов у меня не было, я запустил в друга подушкой, от которой тот ловко увернулся с ехидным хихиканьем, и опять настойчиво повторил:

— Так стоит она тех усилий, что ты готов вбухать в её освобождение?

В очередной раз утверждать, что я служу исключительно справедливости, я не стал, как гласит народная мудрость, сколько не повторяй молоко, а свежий сыр на тарелке не появится. Пытаться отмолчаться тоже бесполезно, молодой дракон настырен до невозможности, категорически не признаёт риторических вопросов.

— Не знаю, Эрик. Пять лет назад я бы не задумываясь сказал, что она стоит этого и даже большего. Сейчас уже не знаю. Не уверен.

У молодого дракона глаза так и заполыхали любопытством, он с ногами забрался на кровать, вплотную придвинулся ко мне и с жаром выдохнул:

— И что же такое между вами произошло?

Все события пятилетней давности и неожиданная встреча в камере замелькали передо мной кусочками причудливой мозаики, но посвящать друга в перипетии своей личной жизни мне не хотелось. Да и нет у меня лишних минуточек на дружеские разговоры, время стремительно летит, от отведённых на дознание четырнадцати дней осталось уже чуть больше десяти, а я так ничего существенного пока и не выяснил.

— Не важно, — я встал с кровати, пошатнулся, восстанавливая равновесие. — Это всё уже давно в прошлом.

Эрик хмыкнул, явно не спеша верить моим словам, но спорить не стал и то хорошо. Я немного постоял, давая