Утоли мою месть, пуля - Алексей Макеев

Обзор перекрывали мальчики в черном и тетеньки в белом. Но если мальчики стояли неподвижно, лишь поворачивали головы, выявляя подозрительные движения в своей зоне ответственности, то тетеньки резвились вовсю. Шампанское делало свое дело, наверху ржали в голос, до Ильи доносились и отдельные выкрики, и общий истерический хохот чьих-то то ли подружек, то ли содержанок. В это время заржали уже в спину, Илья отвернулся, посмотрел на дорожку. Все было готово к началу скачек, жокеи заводили упиравшихся лошадей в стартовые боксы, одна лошадь взбрыкнула, шарахнулась вбок, но, подчиняясь хлысту и поводьям, все же позволила завести себя в клетку.

– Сейчас, сейчас! – волновался позади мужичонка, он подпрыгивал и уже в голос умолял Илью, чтобы тот посторонился. Тот безмолвствовал, высматривал среди лошадей меркушевского Мортимера. Но гнедых тут было штук пять или шесть, и кто из них чей, сейчас не разберет сам черт… Из динамиков над головой грянула музыка, затем диктор наскоро зачитал перечень лошадей, принимавших участие в заезде, напомнил, что фаворит прошлого сезона Норд Стрим со скачек снят.

– А я на него ставить хотел, – проговорил мужик за спиной, его поддержали соседи, но Илья к ним не прислушивался, смотрел то на пляшущих от нетерпения лошадей, запертых в стартовых боксах, то на помост с ковровым покрытием. Заезд продлится не больше трех минут, скорости тут недетские, хоть и не двигатель вперед гонит, а мышцы, суставы и кости. Победитель будет определен в первом же заезде, потом сразу начинается церемония награждения. Мортимер в других заездах не заявлен, значит, Меркушев смоется сразу после церемонии. «А вот фиг ты угадал!» Илья поудобнее перехватил толстую рукоять «ТТ», осторожно освободил ее от лямок рюкзака, прижал полупустой мешок коленом к бортику. Сжал в кармане петарды и повернул голову.

И первым, кого увидел, был председатель совета директоров «Трансгаза». Даже расстояние, даже частокол из охраны не скрывали, что Валерка почти не изменился с того дня, когда они виделись в последний раз. Вот бывает так – словно законсервировался человек в одном возрасте, годы идут, а ему вечно тридцать. Или сороковник. Или в пятнадцать выглядит как старик – и даже не внешне, а манерой поведения, походкой, движениями, да так и остается на всю жизнь. Но только не Меркушев. Высокий, в светлом костюме и рубашке под ним в цвет, наглый, движения уверенные, широкие, ведет себя как барин. Расселся в кресле за небольшим столиком и уже лакает что-то из низкого широкого бокала, скалится по сторонам, машет кому-то короткопалой лапой. И волосы все так же у него лежат, как у неандертальца, точь-в-точь с картинки в учебнике истории, только прямые, без завитков. И челюсть нижнюю так же выпячивает, отчего и без того нахальная рожа принимает вовсе уж зверский вид. Резвится дядя, по всему видно, ручонки к теткам в шляпах тянет, а тетки и рады, что их сам господин Меркушев облапал, только что на колени к нему не запрыгивают. Илья снова приподнялся на носки и, не слушая встревоженного шипения снизу, попытался рассмотреть все поподробнее. Но охрана сомкнула ряды, Меркушев с тетками пропали за их спинами, грянул колокол, стартовые боксы открылись одновременно, скачки начались.

Мужик позади рвал и метал, он был готов наброситься на Илью с кулаками, а тот не видел вокруг ничего, кроме черноволосой прилизанной макушки. Далеко, очень далеко, а может, рискнуть? Швырнуть петарды под ноги лошадям и в свалке вытащить «ТТ», выстрелить, сколько успеет. Потом еще пару петард в толпу и уйти под шумок? Нет, это глупый риск, он не оправдан, не обоснован, охрана закроет Меркушева собой после первого же разрыва и утащит в машину, увезет в такие дебри, что ни одна собака следов не найдет. Надо подождать еще немного. Зря, что ли, такой путь проделал, столько грязи на свет божий выволок, чтобы сейчас нервы сдали? А рожа у Меркушева довольная, даже издалека видно – забыл, что ли, про письма с картинками или делает вид? Или дозу веществ, настроение повышающих, перед появлением на публике принял, или это вообще не Валерка, а человек, похожий на…

«Только не это!» Илья отвернулся, зажмурился, стиснул в ладони пистолетную рукоять. Рев и крики оглушили, заорал комментатор из динамиков, накрыл с головой и стих грохот десятков копыт по дорожке ипподрома. Лошади промчались мимо, прошла всего минута или чуть больше, а Илье казалось, что время тянется и он смотрит на Меркушева уже час, смотрит и не может оторваться. А надо, надо посмотреть, что там, на дорожке… Илья открыл глаза, но заметить успел только хвост идущей последней лошади, перевел взгляд на огромный монитор и бегущую строку под ним. Мортимер, сволочь, делил первое место с Абрау – это еще что за зверь, откуда взялся, дед про него не говорил… А лошади шли голова в голову, закончили поворот и выходили к финишу. «Пристрелю тебя, паскуда, точно пристрелю, если отстанешь!» Илья не сводил с монитора взгляда, краем глаза видел секундомер в правом нижнем углу. Две минуты десять секунд, пятнадцать, двадцать – чертов Абрау вытянул башку, и тонкий изящный профиль Мортимера пропал из виду. «Обоих пристрелю к чертовой матери!» Илья достал «ТТ», положил его на бортик, прикрыл рукавом куртки и снова обернулся. Меркушев вскочил на ноги, прыгал, как бандерлог на лиане, и, кажется, что-то орал, по виду напрягшейся охраны было видно, что момент для нее неприятный, сложный, и поскорее бы он закончился. «А Тынский… Интересно, он тоже здесь?..» Илья заставил себя отвернуться, перевел взгляд на вырвавшихся вперед двух лошадей, рыжую и гнедую. Обе вытянулись в нитку, мчались, далеко выкидывая длинные ноги, с лошадей летела пена, жокеи нещадно нахлестывали фаворитов, зависнув над седлом.

– Финиш! – орал над головой динамик. – У нас два победителя: Мортимер и Абрау! Кто из них станет первым, кто получит главный приз?

Оба жеребца пронеслись мимо, камера зафиксировала их – снова идут башка в башку, все в пене, глаза безумные, трензель закушен так, что рот вот-вот порвется. У Абрау седло сбилось к холке, но жокею было на это наплевать, бросив стремя, он держался на коленях и намеревался привести свою лошадь к финишу первой. Они пролетели мимо, от воплей и криков Илья едва не оглох, крутанул головой вслед лошадям, заметил только, что финишную черту они пересекли одновременно. Взъерошил пальцами волосы, накинул на голову капюшон и тут же сбросил его, уставился на монитор.

– Фотофиниш! – возвестили над головой. – Оба фаворита показали одинаковое время, две минуты тридцать одна секунда. Победителя определит фотофиниш!

Илья дышал так, словно сам только что пробежал пять километров с полной выкладкой. Перед глазами прыгали черные мушки, по ушам била идиотская музыка, табло погасло, толпа вокруг не переставала орать. Он снова обернулся – Меркушева не видно, только маячит частокол из декорированных темными очками мальчиков. Плохо дело, продула его скотина, как есть продула, а хозяину быстренько сообщили грустную весть, и он поспешил смыться куда подальше. Может, еще можно успеть, знать бы только, куда он подъехал. Наверняка это недалеко от едва не сгоревшей вчера конюшни, если бежать сейчас же, то здесь недалеко. Проскочить старика охранника, дальше бегом, можно срезать, он знает путь. Да, и все это для того, чтобы разминуться с Валеркиным кортежем, у них стартовая скорость под двести, на разгон меньше минуты надо… Нет, можно, конечно, обстрелять его лимузин, но тут даже «ТТ» бессилен, нужен инструмент посерьезнее…

– Мортимер! – грянуло из динамиков. – По результатам фотофиниша победителем заезда объявлен жеребец Мортимер, принадлежащий господину председателю совета директоров «Трансгаза»! Поприветствуем победителя!

«Есть Бог на свете. Твой выход, Меркушев!» Илья выдохнул, взял с бортика пистолет, спрятал за пояс джинсов под куртку, нащупал в кармане петарды и зажигалку. Все, начался обратный отсчет, сейчас победителя украсят, как новогоднюю елку, и поведут купаться в шампанском. Или уже ведут – дверца под главной трибуной открылась, из нее высыпались и построились «коробочкой» ребята в черном, разбежались в стороны и образовали коридор от трибун до накрытого ковром помоста. Стихшие было рев и крики возобновились, вдали справа показался ведомый сразу двумя конюхами под уздцы гнедой жеребец, рядом ехали еще два всадника. Мортимер то шел боком, то выгибал шею и пятился назад, то рвался с места, шарахался от лент, украшавших его оголовье, скалился и угрожающе ржал. Видимо, больше всего на свете Мортимер сейчас хотел остаться один, уткнуться башкой в темный угол и никого поблизости не видеть – и стоять так очень долго. Но тупые люди мало того, что навешали ему на гриву разной цветной дряни, так снова тянут туда, откуда он только что вырвался, – на крики, вой и дурную дерганую музыку. Навстречу хозяину.

А тот уже шел по «коридору», следом за Меркушевым рысили две тетки в шляпах и еще несколько людей в черном, но, судя по осанке, имевшие полномочия идти если не рядом, то поблизости, а не стоять живой стеной, загораживая «объект» своим телом. А объект уже вышел в зону обстрела, Илья положил на бортик петарды, щелкнул зажигалкой, поднес огонек к первому «снаряду». Сердце отстукивало секунды не хуже метронома, глаза и мозг фиксировали каждое движение извращенца, каждый его жест, все, что происходило рядом с ним. Вот на помост поднимается плотный активный мужик в сером костюме, с ним еще свита из проворных молодых людей и нагруженных букетами девушек-моделей. Впрочем, у одной букета нет, у нее в руках корзина с торчащими наружу горлышками темно-зеленых бутылок. «Это брют или полусладкое?» Илья стиснул зубы, отогнал дикую мысль-предположение, глянул вправо. Идут, все идут как миленькие, и если Мортимера тащат на привязи, то Меркушев топает сам – плечи расправлены, руки чуть согнуты в локтях, не идет – пишет. «Пошел!» Илья поднес зажигалку к фитилю петарды, но ничего не последовало – огонек погас. Он щелкнул зажигалкой, потом еще раз, еще – с силой и злостью, посмотрел на дорожку, да так и застыл, не заметил, как выпала из рук зажигалка, – Меркушева не было. Вернее, был, пока был, и еще довольно близко, но уже в другом, противоположном от помоста конце живого «коридора» – шел, перекосившись на один бок, прижимая мобильник ухом к плечу, одновременно смотрел на экран планшетника, что услужливо держал перед хозяином кто-то из свиты. Мелькнула черная макушка над белыми пиджачными плечами, пропала, следом сгинула свита, «коридор» под трибуны словно пылесосом втянули. Топтались бестолково брошенные тетки в шляпах, да ржал под овации трибун вконец озверевший от всеобщего внимания Мортимер.