Утоли мою месть, пуля - Алексей Макеев

Последние несколько метров он действительно пробежал, шел на грохот и лязг над головой, дорога пошла вверх, вывела под низкую бетонную крышу над деревянной дверью. Приоткрытой, слава те господи, видно, что норой пользуются, народная тропа под землей не зарастает. Оно и видно по надписям на стенах, по запаху, по груде тряпья на полу, по кострищу рядом, еще теплому, – похоже, жильцы недавно покинули логово и разбрелись на промысел. Вот и славно… Илья толкнул створку и едва успел убраться назад, отшатнулся к стене. Поезд летел, казалось, ему навстречу, в глаза бил луч прожектора над кабиной машиниста, рев гудка оглушил, да так, что Илья не слышал даже грохота колес. Постоял, выждал, пока успокоится дыхание и сердце, выглянул еще раз. Да, надо быть осторожным и смотреть в оба – старая будка расположена точнехонько между колеями, пути сходятся здесь едва ли не вплотную, и можно легко угодить под состав. Зато, если выжил, беги на все четыре стороны, и фиг кто найдет тебя в этой мешанине вагонов – поездов стоит полно, станция грузовая, движуха не прекращается ни на минуту. Только по сторонам поглядывай, от преследования уйти – как два пальца об асфальт…

Обратный путь занял ровно восемь с половиной минут – Илья специально засек время, а когда выбрался наружу, сбросил перепачканную куртку и оттер травой грязные ботинки, осмотрелся повнимательнее. Так, запоминаем – забор справа, скорбный, преклонивший колена ангел слева, коллектор точно по центру между двумя отправными точками. А Тынского с его сворой можно пригласить, к примеру, вон туда… Илья шел обратно и на кладбищенские достопримечательности обращал теперь самое пристальное внимание. Остановился, залюбовался на шикарный, покрытый пятнами лишайника и темными потеками выбитый в камне женский профиль. «Красотки какие в прошлом веке жили…» Илье удалось разобрать на камне имя: Зоя Искрина и что-то вроде «балерина императорского театра…» и «от роковой любви…». Руки на себя наложила, к гадалке не ходи. Влюбилась, поди, по уши в гусара, а он поматросил и к цыганам сбежал. А балерина, как и положено трепетной особе творческой профессии, измены не пережила, отравы наглоталась – и привет, внизу земля, сверху камень. Сто двадцать лет простоял, если от последней на памятнике цифры считать. Вот сюда-то Тынского и пригласить, в музеи, поди, не ходит, пусть хоть тут на красоту полюбуется. А самому вон с той стороны подойти, в прогулочном темпе, пользуясь тем, что господин начальник службы безопасности «Трансгаза» сам не знает, кого ищет. И вряд ли тут снайперов по периметру рассадит, и Меркушева сюда не потащит, ибо, как сам сказал, гарантировать ничего не может. Но когда кодла его поредеет и тут ляжет, сговорчивым станет, а с простреленным коленом и дулом у башки вообще покладистым и отзывчивым. Вот тогда и поговорим, вместе подумаем, как дальше быть.

Илья еще раз осмотрелся на местности, прикидывая пути подхода-отхода, еще раз прошелся до коллектора с нехорошим могильником по соседству и обратно и направился к выходу с кладбища. Вышел через старые, содержащиеся в идеальном порядке ворота и пешком направился к метро

– Вы просили перезвонить, – через два дня напомнил о себе полковник из службы безопасности «Трансгаза». Илья крутил колесо мыши, смотрел на страницу новостного портала и прислушивался то к дыханию собеседника в телефонной трубке, то к выстрелам позади и слева. Два оболтуса явно школьного возраста вместо уроков с упоением резались в «стрелялку», грохотало так, что поневоле хотелось пригнуться и проскочить опасный участок.

– Ага, – отозвался Илья, – просил. В общем, приходи. В полночь к амбару. Шучу, шучу, не плачь. На кладбище тебя жду, на старом кладбище, где бродят неупокоенные тени невинно убиенных.

– Смешно, – среагировал Тынский. – Очень. Чьи тени?

– Известно чьи. Ты списочек мой самый первый читал? Молодец, вот и поинтересуйся у своего хозяина – кто такие, когда и как умерли, почему? Интересно, что он тебе ответит?

– Может, подробности обсудим при встрече? – вкрадчиво поинтересовался полковник, Илье почему-то послышалась усмешка в его голосе. «Ржешь, паскуда? Ничего, скоро тебе еще веселее будет».

Илья со злостью крутанул колесо мыши, страница поехала вниз, новости обновились, появились новые картинки.

– Так что? – торопила трубка. – Место назовите. И время.

– Я же тебе сказал – кладбище, – повторил Илья. – Старое немецкое кладбище в Лефортово. Найдешь памятник балерине Зое Искриной… а мне плевать, как найдешь. Стойте там вместе с Валеркой, ждите меня. Один-то он точно не придет, должность не позволяет. Я сам к вам подойду.

– А время…

Последних слов Илья не расслышал, застыл, забыв про «висящего» на проводе Тынского, читал коротенькую заметку из раздела «Спорт». Прочитал, осознал, перечитал еще раз и грохнул мышью по коврику так, что прогульщики разом обернулись на него, причем один лишился сразу нескольких очков здоровья и брони.

– Время, – зудел из трубки Тынски, – время и дату назовите…

«Да пошел ты…» Илья приник к экрану. «Первый в этом сезоне заезд Большого Московского скакового дерби состоится в ближайшее воскресенье. По традиции в нем примут участие все лошади, занимавшие призовые места в прошлом сезоне. Одним из фаворитов считается жеребец чистокровной верховой породы по кличке Норд Стрим, собственность пожелавшего остаться неизвестным господина из Арабских Эмиратов, и ахалтекинец Мортимер, владельцем которого является председатель совета директоров «Трансгаза». Память вмиг подкинула картинку – несколько строк из собственноручно собранного досье и фотографию оттуда же, он ясно видел перед собой и довольно оскалившегося Меркушева в обнимку с лошадью. «Мортимер – один из несомненных фаворитов предстоящих заездов. Присутствие хозяев на скачках и последующий «душ» из шампанского для победителя давно стали традицией…»

Илья покосился на пацанов и аккуратно вернул мышь на коврик. Вот оно, вот самый короткий путь к башке, сердцу и потрохам Меркушева! Мортимер – фаворит, а по традиции хозяин лично мочит победителя в шампанском! И до воскресенья осталось всего ничего, четыре дня, но можно многое успеть! Это верняк, стопроцентный шанс, без кидалова, без обмана, Валерка точно будет на ипподроме, это протокольное мероприятие, ему положено… Черт, как все легко, он даже не ожидал и забыл про эту гнедую скотину стоимостью с груженый нефтяной танкер…

– Время, – настаивал Тынский откуда-то из-под стола, – вы не назвали…

– Потом. – Илья поднялся на ноги и направился к выходу. – Давай в понедельник, что ли, мне перезвони. Некогда мне, дело срочное появилось. Все, отвали.

Илья выключил телефон и вышел из интернет-кафе, двинул к остановке маршруток. И уже из окна «Газели» заметил и черную приземистую иномарку на тротуаре, и двух невзрачных неторопливых ребят, выбиравшихся из нее, и третьего, топавшего прямиком к стойке администратора клуба.

В холле ипподрома было просторно и светло, как на вокзале, и само помещение покоряло размерами и полным мрачной пышности декором периода расцвета социализма. Мрамор стен, мозаичный пол, лепнина под потолком, кованые люстры с фарфоровыми светильниками внушали восторг и трепет. И было холодно, гораздо холоднее, чем снаружи, – за ночь московская весна одумалась, и уже утром стало понятно, что день будет жарким. Илья осмотрелся в огромном гулком помещении, дошел до высоченных закрытых дверей с указателем на стенах по обеим сторонам «Выход на трибуны» и от них направился прямиком к кассам. Три окошка были закрыты, за четвертым где-то далеко раздавались голоса и смех, но так далеко, что появления Ильи никто не заметил. Зато за стеклом пятого окошка скучала довольно миловидная зеленоглазая барышня, заметила Илью и оторвалась от созерцания монитора.

– Мне билет, – начал Илья. – На воскресный заезд. В первый ряд.

Про первый ряд он сказал просто так, решив, что главное, не привлекая к себе внимания, попасть на трибуны, а там уж он разберется.

– Первый ряд закончился, – огорчила кассир, сверившись с планом мест на мониторе. – И второй, и третий, и все остальные. Простые только остались, на вход.

– Как – на вход? – не понял Илья. – Как в зоопарк, что ли?

– Примерно, – улыбнулась барышня и поправила в волосах тонкий черный ободок с бабочкой из стразов. – На вход – значит, без места. На трибуну вас пустят, но весь заезд придется стоять.

– Давайте! – Илья потянулся за деньгами и через пару минут получил документ на вход. Заезды, судя по нему, начинались в одиннадцать утра в ближайшее воскресенье, и место действительно не было указано, в одноименной графе стоял прочерк. Илья расплатился, спрятал билет, но уходить не торопился. Было еще кое-что, вернее, основное, то, за чем он сюда и приехал. Но не спросишь же в лоб: где будет сидеть сам Меркушев, понятно, что не на общих местах, но хотя бы приблизительно. И сам не знал, с чего начать, в общем, выглядел жалко и беспомощно.