Снимаем порно - Терри Сазерн

Она замолчала, играя травинкой.

Борис, опершись на один локоть, изучал ее знаменитый профиль. Считалось, что у нее самый красивый рот во Франции, где его обессмертили в знаменитой рекламе зубной пасты, снятой, когда ей было шестнадцать, и до сих пор используемой — только ее полные, влажные красные губы и сильные абсолютно белые зубы. Он почувствовал, как у него появилась эрекция.

— Расскажи еще, — мягко попросил он, — вы занимались этим все лето?

— Да, но только в постели — мы должны были соблюдать осторожность, потому что она не могла сдерживать свои крики. Затем произошла ужасная вещь. Мой дядя, — ее отчим, огромный и страшный мужчина — раскрыл нашу тайну. Видно он что-то слышал ночью в нашей комнате, я не знаю, но потом он застукал нас — однажды он последовал сюда за нами и подсмотрел. В тот же вечер он отвел меня в сторону и сказал, что все видел. Он сказал, что расскажет моим родителям. Если я не разрешу ему побыть со мной наедине. Я сказала ему, что никогда еще не была с мужчиной, что я еще девственница — но я знаю, что он мне не поверил… он только продолжал говорить, что не причинит мне боль. Я спросила, как можно это сделать, не причиняя мне боли, если я была девушкой, и что, если я забеременею — и тогда он пообещал, что не будет заниматься со мной любовью, что только обнимет меня и крепко прижмет к себе. Я была испугана и смущена… я имею в виду, что подумала, что известие об этом разобьет сердце моим родителям. Следующий день был субботой, в этот день мы — Дениз, я и моя тетя всегда отправлялись в деревню за покупками. Он велел, чтобы я притворилась больной и сказала, что не могу ехать — и осталась в постели.

На мгновение показалось, что ей не хочется продолжать, но у Бориса появились теперь собственные причины, чтобы настаивать.

— Да?

— Ну… я осталась, как он и требовал, прикинулась больной, поэтому за покупками отправились без меня…, а я лежала, прислушивалась и ждала. Это было ужасно… Затем я услышала, как в другой комнате он сбросил на пол свои башмаки — тяжелые башмаки, какие носят фермеры — и я поняла, что он идет, я закрыла глаза, это было невыносимо, и он вошел, очень тихо: как будто на цыпочках.

«Притворись, что ты спишь», — сказал он шепотом, как будто кто-нибудь мог нас услышать, но, конечно, он знал, что никого не было на несколько миль, и он забрался в постель, не сняв одежды, только без ботинок… он расстегнул пуговицы на кофте моей пижамы — пока он это делал, я просто тихо лежала — но затем он начал стягивать нижнюю часть пижамы, и я попыталась сопротивляться, но он все говорил… «Я не сделаю тебе больно, я только хочу тебя подержать». Я по-прежнему не представляла, что он собирается делать — затем он оказался на мне, раздвигая мои ноги и вжимаясь между ними… и эта его штука, его пенис был высунут, тяжелый, давящий на меня, мне уже было больно, я попыталась отстраниться и сказала: «Вы обещали, что не будете», а он сказал: «Я только хочу дотронуться им до тебя», и он попытался силой втолкнуть его, но он никак не входил, потому что у меня было там сухо и все такое, тогда он смазал слюной конец и с силой втолкнул, очень сильно — о, это было невыносимо, это была такая боль — и я кричала, а он все говорил: «Твой любовник делает так?» и «Мой такой же большой, как у твоего любовника?» и прочие ужасные вещи, я была готова умереть, лишь бы прекратить это. У меня даже не хватило присутствия духа попросить его не входить в меня — но он бы, наверное, не послушал… Как бы то ни было, он кончил и осмотрел постель в поисках крови, но, конечно, там не было крови — балерины теряют свой гимен при первом же плие, а я танцевала уже шесть лет. Ну, он почувствовал облегчение, что крови не было, но я по-прежнему кричала, почти истерично, и теперь, когда все было позади, он начал бояться, что я расскажу, поэтому, когда я сказала, что хочу домой, он отвез меня прямо на станцию, позже сказав моей тете и Дениз, что я сильно заболела и настояла на возвращении домой. После этого я видела Дениз как-то раз в Париже, и мы занимались любовью, но я никогда не приезжала снова пожить у нее.

Арабелла посмотрела на Бориса и слабо улыбнулась.

— Итак, мистер Б., вот и вся моя история — «любовные истории Арабеллы» — или, по крайней мере, первая глава.

Борис был немного удивлен, что его мысли шли примерно в том же направлении, что раньше у Сида.

— Ну, — спросил он, — пробовала ли ты когда-нибудь, м-м, ты знаешь, опять? С мужчинами?

— Да. Когда я была еще молода, прежде чем приняла себя такой, какая есть. На самом деле я пыталась дважды — и каждый раз это должно было быть идеальным… каждый раз это было с тем, и каждый раз все оказывалось ужасно. Я ничего не чувствовала… за исключением страха и внутреннего сопротивления. Я даже не могла расслабиться, тем более… отдаться этому. — Она повернулась к Борису со своей знаменитой улыбкой. — Ну, доктор?

Борис покачал головой.

— Невероятно, — тихо сказал он.

— Невероятно? Ты имеешь в виду, что не веришь этому?

— Нет, нет, я имею в виду, что это… удивительно… великолепно. Мы должны использовать твою историю — для твоего эпизода в фильме.

— А что же будет с историей, которую вы уже подготовили?

— Она выглядит любительской по сравнению с твоей. На самом деле у нас не было истории — только некоторые идеи, в основном образные, о двух девушках, занимающихся любовью. В твоем же случае мы можем использовать и дядю. Это будет ужасающе — нечто на любой вкус.

— Но я не смогу — не смогу с дядей, я имею в виду, я просто не смогу этого сделать.

У Бориса внезапно появилась дикая мысль предложить Сида в качестве дяди, но затем он решил обдумать все получше.

— Но разве ты не понимаешь, что отвращение, которое ты почувствуешь, будет идеальным — оно будет в точности таким, каким и должно быть.

Она покачала головой, не глядя на него.

— Нет, это невозможно. Я бы сделала для тебя все, Борис, я сделаю это перед камерой с девушкой, буду целовать, заниматься с ней любовью, делать все, что ты хочешь… потому что я верю в это… я это чувствую… и потому что знаю, что это во имя искусства! Но я просто не могу сделать то другое, пожалуйста, не проси меня.

— Хм-м, — Борис обдумал сказанное ею, потом вздохнул, — … о'кей, мы используем дубли при съемках крупным планом — когда подойдем к съемкам вплотную — эрекция, проникновение и так далее, мы используем кого-нибудь еще. Я уверен, ты сможешь сделать подобающее выражение лица.

— О, я сделаю, — сказала она, потянувшись и с благодарностью касаясь его, — я обещаю тебе, что сделаю, Борис. — Она подняла на него свои огромные серо-зеленые глаза и печально улыбнулась. — Мне так жаль, Борис, — ты знаешь, как я всегда стараюсь сделать все, что ты хочешь. Я люблю тебя, ты знаешь, — тихо добавила она, опуская глаза.

Пристально наблюдая за Арабеллой, пока ее настроение так менялось, и по-прежнему помня о своей нешуточной эрекции, Борис внезапно обнаружил, что смотрит на нее глазами Сида, вспоминая образное выражение, которое тот использовал — «фантастично заставить кончить красивую лесбиянку», и так далее, и он мимолетно задумался над тем, а не попытаться ли на самом деле пережить это с точки зрения Сида. Но более того, будучи столь сильно привязан к ней и чувствуя столь срочное нетерпение, он считал почти невозможным поверить, что ей это не понравится. Его заинтересовало, как она отреагирует, если он будет просить ее… умолять… взывать к ее дружбе, верности… поклянется, что это вопрос жизни и смерти… или, вероятно, если он предложит ей быть сверху — тогда она не будет чувствовать над собой господства. Его напряженный член уже достиг состояния, иногда описываемого (писаками) как «пульсирующее вспучивание». Он также с некоторым беспокойством вспомнил, что в суете последних двух недель пренебрегал своими потребностями.

— Знаешь, почему ты мне так нравишься? — спросила Арабелла, снова глядя на него, — или хотя бы одну из тех причин, почему ты мне нравишься? Потому, что ты всегда принимал меня такой, какая я есть. Да?

— Хм-м, — пробормотал Борис, не слишком уже уверенный в этом, и нетерпеливо заерзал.

— Я знаю, что ты любишь женщин, — продолжала она, — и что, возможно, иногда ты думаешь обо мне как о женщине, у меня действительно есть некоторые женские качества. Или, если говорить более правильно, некоторые качества «Инь». — И словно благодаря удивительной интуиции или как будто она и правда что-то почувствовала, Арабелла потянулась и мягко положила ладонь на его брюки там, где обозначалась напряженность одеревеневшего мускула, и подняла к нему свое прекрасное лицо с сияющей и доброй улыбкой. — Это для Арабеллы?

Борис, обычно пресыщенный в этом отношении, почувствовал необъяснимый привкус разочарования, его член затрепетал и поднялся от ее прикосновения, как бы от слабого электрического шока.