Белая дорога - Андрей Васильевич Кривошапкин

и с важным видом начинал прихорашиваться: вылизывал себе лапы, морду, отряхивался. Когда же охота была неудачной, Кэрэмэс не показывался людям на глаза. Потихоньку приходил и стыдливо отлеживался где-нибудь в стороне под кустами.

Медвежью желчь Гена отдал Нюку. Тот растрогался, даже глаза у него повлажнели. Это был поистине бесценный подарок.

— И жира теперь много, — сказал Гена. — Лечись.

— Спасибо, сынок, — прошептал изумленный Нюку и отвернулся, сдерживая благодарные слезы.

Вечером к ним в палатку пришел Кадар. Принес свой карабин.

— Возьми, Гена, на память об охоте. Я запишу его на твое имя. А себе что-нибудь найду. Меня без карабина не оставят.

Гена обрадовался. Еще бы! Оленевод без добротного ружья не оленевод.

Прошло еще несколько дней. Откочевали на новое пастбище. После случая с капканом волки исчезли. Нюку почувствовал себя гораздо лучше. Он уверял, что помог ему медвежий жир и желчь, и все благодарил Гену. Старался во всем ему подсобить. Ремонтировал его седло, придирчиво осматривал нарты. Подарил плетеный маут, такой же, как у него. Рассказывал разные случаи из жизни, давал советы. Гена искренне привязался к этому доброму пожилому человеку. Он настоял на том, что Нюку надо хоть немного отдохнуть и подлечиться в больнице. С ним уехала Капа. Увезла отчеты по обороту оленей — сколько передано в другие стада, сколько погибло и каков приход извне, табель трудодней оленеводов и другие документы.

В тот же день оленеводы обнаружили, что к ним в дэлмичэ забрели четыре оленя из соседнего стада. Все приметные, поэтому сразу же узнали, какой бригаде они принадлежат.

— Плохи дела, однако, у соседей, коли так, — заметил Гена, заподозрив что-то неладное.

— Волки, видать, раскидали, — согласился Кеша.

— И у нас были волки, и мы понесли ой какие потери, — отозвался Кадар тоном, не придающим значения случившемуся. — Четыре оленя нам не помеха.

— Надо бы съездить к Орану и заодно увести этих оленей. Наверное, ищут или думают, что серые их загрызли, — предложил Гена.

— А наших оленей кто будет пасти? — вдруг огрызнулся Кадар и нахмурился. «Вечно суешь свой нос куда не следует. Вот и с Нюку можно было повременить, а ты пристал как смола, мол, пусть едет старик в больницу. Подумаешь, заболел. Мы все болеем. Вдруг опять волки заявятся? У соседей точно они хозяйничают. А оттуда до нас рукой подать. Пусть бы и оставались там. Почему волки должны рвать только наших оленей, а Орана обходить? Нет, пусть будет по справедливости… Тем более, что в последние годы Оран сильно меня поджимает. И если б не Урэкчэнов, кто знает, наверно, давно бы уж обошел, вырвался бы на первое место… Так что нечего о нем беспокоиться, пусть сам за своими оленями получше следит…» — но ничего этого он не сказал, повторил только: — Кто наших оленей пасти будет?

— Нет, Кадар, ты не прав. Надо подсобить людям. Приведем им оленей, глядишь, все немного поддержим, — стоял на своем Гена.

«Катись ты к черту со своей поддержкой», — чуть было не сорвалось у бригадира, но вслух все же сказал:

— Ладно. Ловите, — и сам первым кинул свой меткий маут на одного из пришлых оленей.

За обедом приказал:

— Кеша, поезжай к Орану.

— Хорошо, — отозвался тот.

— Только сразу возвращайся. Не задерживайся там. Пока другим помогать будем, как бы свое стадо не растерять, — и зло посмотрел на Гену: «Дурак, и чего это я ему уступаю?» — В последнее время Кадар был недоволен собой. Гена все чаще и чаще настаивал на своем. Это угнетало и злило бригадира. Чувство неприязни к молодому оленеводу все росло. «Надо сказать Урэкчэнову, пусть заберет его, такие мне не нужны!» — твердо решил он.

Кеша уехал. Кадар и Гена допоздна оставались в дэлмичэ. Все проверили и осмотрели.

Поздно вечером вдвоем ужинали у Кэтии. Разговор почему-то не клеился. То ли устали, то ли уже заскучали по уехавшим, неизвестно. Посидели после чая, перекинулись несколькими незначительными фразами и разошлись по палаткам. Гена еще долго не засыпал, лежал и читал. Разве уснешь, когда у тебя в руках такая книга, как «Живи и помни» Валентина Распутина? Он взглянул на часы: было уже далеко за полночь. Пора спать, а то какой из него завтра работник. Перед сном вышел из палатки. На улице было темно, хоть глаз выколи. И тихо. Но тут краем уха он уловил приглушенные голоса. Прислушался… Говорить-то в стойбище вроде некому. Кадар у себя в палатке спит, Кэтии тоже… Он замер. Разговаривали у Кэтии. «Кеша вернулся. Как я не заметил? И собаки почему-то молчали…» Он подошел к соседней палатке, надеясь увидеть Кешину нарту, и вдруг отшатнулся. «Тише, кажется, Гена ходит», — прошептала Кэтии. «Тебе показалось. Это Кэрэмэс», — послышался голос Кадара. И затем частое тяжелое дыхание, тихий стон Кэтии.

Гена стоял пораженный, не смея шевельнуться. «Что же это такое? Неужели? Значит, и тогда я не ошибся…»

— Оран всем привет шлет. Очень обрадовался, когда увидел своих оленей, — рассказывал Кеша за утренним чаем.

— А что, он на волков уже списал? — довольно засмеялся Кадар. Он держался непринужденно, будто ничего не произошло прошлой ночью. Гена сидел рядом и незаметно наблюдал за ним. Тот время от времени скользил масленым взглядом по Кэтии. Зато женщина ни разу не подняла глаз в его сторону, будто бригадира за столом и вовсе не было.

— Да. Уже в мыслях попрощался с ними.

— Значит, он теперь мой должник! — Кадар опять засмеялся.

— Оран тоже так считает…

— Как у него олени? — спросил Гена. — Потери большие?

— Волки наведывались и к ним.

— Ну и как? — встрепенулся Кадар.

— Отогнали. Одного застрелили.

— Вот молодцы! — воскликнул Гена.

— И ни одного оленя не зарезали? — разочарованно протянул Кадар.

— Кажется, нет. Дежурили круглые сутки. Костры жгли.

— Ну, молодцы, — радовался Гена. — Молодец Оран!

Кадар помрачнел. Разговор этот ему явно не нравился. Гена раздражал его. «Чего веселится, дурак? — со злостью думал он. — Да… а у Орана, видно, дела не так плохи, как у меня. Наверное, таких потерь нет. От волков, вишь ты, отбился. А я не сумел… Кто-то мстит мне… Слава моя кому-то мешает… Все хотят побывать на моем месте! И этот, Гена, — молодой, да ранний, тоже небось высоко метит. За Орана радуется… Суетится, везде нос свой сует… Конечно, он, можно сказать, жизнь мне спас, это так. Но в остальном… только мешает. О чем, интересно, Урэкчэнов думал? Мне нужен такой, как Нюку, чтоб знал свое место и не лез со своими советами. А этот, вишь ты, все учить норовит. Не выйдет! Я тебя