Белая дорога - Андрей Васильевич Кривошапкин

пошел дальше. Вон, помочился возле камня. Значит, решился на далекий переход.

Гену охватила отчаянная досада. Скольких оленей недосчитается совхоз из-за этого разбойника! Почуяв, что за ним охотятся, волк, возможно, уйдет от этого стада. Зато натворит бед в соседних. За ночь отмахает десятки километров…

Вон за тем мысом у небольшого серого валуна, похожего на чум, еще один капкан на волчьей тропе, припорошенный тонким слоем снега. Гена рассчитал все. У этого валуна он заметил вчера желтые пятна волчьей мочи. Волк обязательно должен тут остановиться. А если волчица? Понюхает, морща длинный нос, уловит терпкий дух самца. Будет крутиться тут. И может угодит в капкан. Гена поехал быстрее. К тем капканам, что возле туши, он не подошел. Зачем лишний раз выдавать себя. Посмотрел издали, хватит. Пусть остаются, вдруг пригодятся еще… Подъехал к мысу. Взглянул — и будто оборвалось сердце… Волк попался в капкан. Но все же ушел. Сумел уйти. Опять обхитрил его. Капкан цепями был привязан к камню. Гена, помнится, с трудом насторожил его. Снег вокруг валуна-чума весь истоптан. Рвался и метался здесь волк, рыча от злости, воя от досады и боли. Катался по снегу, грыз железо зубами. Вон сколько на сером снегу желтоватых пятен вперемешку с кровью. Это капала волчья слюна. Долго метался он, проклиная, наверное, себя за то, что так обманулся. Нелегко тягаться с двуногим, наверное, думал он. Поставил капкан, где волк меньше всего ожидал.

Гене приятно было, что расчет его оказался верным. Но какая же сила сокрыта в волчьем теле, раз он сумел разорвать железные цепи и уйти, волоча тяжелый капкан на окровавленных лапах. Гена приободрился. Следы совсем свежие. Можно догнать серого. Мойто рвался вперед, но время от времени встряхивал головой и фыркал, будто брезговал тяжелым духом, исходящим от волчьих следов.

«Дурачок ты, Мойто. Куда тебе с волком тягаться. Маленький ты еще. Не успеешь опомниться, как будешь мешком лежать у его ног, истекая кровью. Не рвись», — мысленно разговаривал Гена с собакой.

Следы повернули на гору. Наверное, хищник, остерегаясь погони или почуяв ее, решил запутать следы. Гена видел, как волк пытался скинуть капкан. Снег вокруг сбивался, замерзали сгустки крови. «Должно быть, выл от боли, грызя холодный металл», — подумал Гена, подмечая, что волк пробирался там, где трудно было проходить человеку. По краям отвесных склонов, где было очень скользко, по густым зарослям лесной чащобы, пробирался ползком. Иногда он отлеживался в тени снегов и деревьев. Зализывал раны. Гена, обливаясь потом, скользя на склонах, рискуя сорваться вниз, обдирая лицо о колючие ветки, упорно шел вперед. Он думал о волке, всматриваясь в каждый куст или темные валуны, которые каждый раз едва не принимал за зверя. «Если волк избавится от капкана, он отомстит. Житья не будет от него бедным оленям. Я должен его догнать», — злясь, протискивался Гена сквозь заросли, не замечая, как до крови царапали его сухие ветки. Учах тянулся сзади, Мойто скулил. Ружье болталось в чехле на левом боку. Что было бы, окажись волк здесь, близко, Гена толком не знал. Вдруг зверь нападет неожиданно? Гена не знал, как поступит в таком случае, но был уверен — сумеет подавить в себе страх.

…Волк устал, он еле волочил капкан. Часто ложился. Гена не думал о том, сколько прошло времени с того момента, как он пустился в погоню. Знал только, что позади осталось несколько переходов по горам: «Далеко ушел, дьявол».

Небо постепенно темнело. Облака лениво плыли, закрывая собой весь горизонт. «Смеркается. Это плохо. Я как-нибудь выдержу, а олень? Выдержит ли он? До дома отсюда ой как далеко…» Гена вдруг вздрогнул. Впереди что-то чернело. Нет, это не волк, следы его пошли дальше. Но что же это? Спотыкаясь на кочках, шагнул вперед. «Капкан! У-шел… у-шел…» — сердце толчками стучало в груди. Только тут впервые за долгий день он почувствовал, как сильно устал, в ногах противная вялость, кружилась голова, ломило в висках. Снег комьями облепил капкан, и он превратился в огромный ледяной чурбан, пропитанный волчьей кровью. Гена в отчаянии пнул его, но даже не сдвинул с места, только удар тупой болью отозвался в ноге. «Надо же, тащить такую махину и так далеко уйти! Вот это сила! — удивился он. — Как же зверь сумел вырваться?» Гена опустился на корточки и принялся рассматривать капкан. «Нужно забрать его с собой, еще пригодится». Он вытащил нож и стал сбивать лед. Лед откалывался большими кусками, и вдруг Гена едва не вскрикнул от неожиданности: в капкане торчала окровавленная волчья лапа. Видно, волк был в отчаянии, выбился совсем из сил, не мог дальше тащить свой груз. Вот и перегрыз окоченевшую лапу, заковылял дальше, не теряя времени. Гена долго глядел туда, где на дальних склонах высоких гор затерялся волчий след. Он понял, что идти вперед не имеет смысла, это все равно что пытаться догнать свою тень. К тому же за теми отрогами, что были впереди, начиналась непролазная, глухая тайга. Там оленьих стад не было. Хоть это пока успокаивало Гену. Как-никак на какое-то время хищник оставит их в покое… Из-за ближнего гольца всплыла голубая луна. Пора возвращаться.

Обратный путь вновь лежал по горам. Гена решил ехать напрямик. По его подсчетам, дорога по речным извилинам займет уйму времени, вряд ли в таком случае к утру доберешься до стойбища. Олень ослабел, Гена больше шел пешком. Он старался не думать об усталости. «Нет, я не устал. Мне легко. Вот какой я бодрый. И снег неглубокий. Чего еще надо?» — внушал он сам себе. Справиться с голодом было куда труднее. Как назло, в голову лезли мысли о еде. Жирные куски мяса, дымящийся чай рисовались в воображении. Он гнал эти мысли прочь, но они лезли и лезли в голову. Тогда он начинал петь, вначале чуть слышно, потом во весь голос. Это на некоторое время помогало, отвлекало от ненужных видений.

Он спускался по склону. Было скользко, то и дело он падал, в коленях чувствовалась противная вязкая дрожь. Внизу, у подножья, лежала узкая речонка, сплошь покрытая по берегам густыми зарослями. Тот берег был обрывистый, скальный. Сейчас Гена спустится, поедет вдоль речки и скоро попадет к Ултавке. А оттуда до дому рукой подать. Гена повеселел. Луна в лесу светила тускло. В сумерках деревья казались великанами. Мой-то неожиданно тявкнул. Гена вздрогнул. Пес рвался в сторону, царапал лапами снег. «Соболь, наверное, юркнул в нору перед его носом, вот и беснуется, дурачок». Гена подошел к бугру, к которому