Луис Мариано, или Глоток свободы - Анна Гавальда

ПОСЛЕДСТВИЯ

Но что же делать с этим псом, который появился в жизни Гаранс столь необычным образом: поймал ее взгляд издали, сквозь стекло машины, мчавшейся на вполне приличной скорости, догнал ее, нашел… каким образом? Просто с ума сойти можно, как подумаешь — по запаху, что ли? По составу резиновых покрышек? По слабому отпечатку колес на разогретом асфальте? Разве это возможно? «Чутье», — сказали бы охотники: гончие псы идут не по следу, их ведет чутье. Ладно, пусть так, все равно лучшего объяснения нам не найти. Значит, вверившись этому пресловутому чутью, на следующий день, к вечеру, то есть через 21 час, он рухнул к ее ногам, пробежав 80 километров через целый департамент, преодолев множество попутных опасностей, — а теперь не желал больше сдвинуться с места.

Ночной Париж, с его шумными гуляками, неоновыми огнями, мотоциклами, грозно рычащими на красный свет, полицейскими сиренами, уличной толчеей и плюс ко всему пивной банкой, с пьяной неуверенностью катившейся по тротуару им под ноги, совсем его доконал.

Он был без ошейника и поводка, он дрожал всем телом, трусливо поджав хвост. Присев на корточки, Гаранс пробормотала:

— Ну, начинается, черт тебя подери, только этого не хватало…

Она потянула его за загривок:

— Давай, дружок, пошли, в чем дело-то?

Но пес упирался и не шел, намертво вцепившись когтями в асфальт, — так утопающий держится за спасательный круг.

— Послушай-ка… Мы что, так и будем здесь торчать? — спросила она его на ухо.

Она сидела на корточках посреди тротуара, прижимая к себе несчастную перепуганную псину, и реакция окружающих не заставила себя ждать: добросердечные прохожие боязливо обходили их стороной. Подними она глаза в тот момент, ей стал бы понятен их маневр, не суливший в будущем ничего хорошего; но нет, она смотрела только на собаку, гладя ее по голове и нашептывая в ухо ласковые словечки. Потом расстелила на асфальте свое сари, положила на него пакет с сухим кормом и банку Canigou, связала в узел и взяла своего дружка на руки. Он опустил голову ей на плечо, успокоился и стал слушать ее рассказ о Париже by night[91].

— Ну вот, видишь, это у нас Академия Бильярда[92]. Я тебя поведу туда, если будешь умницей… Правильно, вон там Мулен Руж, а ты, оказывается, зоркий пес, хитрюга… но туда мы не пойдем, это тебе не понравится… А тут у нас Монмартрское кладбище… Как-нибудь вечерком сходим с тобой поклониться Камондо…[93] Да, и еще Оффенбаху… Ты поднимешь ножку над его могилой, и это навеет ему приятные воспоминания о канкане… Что? Сакре-Кёр? О, нет, это не стоит внимания… Разве что прогуляться вокруг, если приспичит… Уф, ну и подъемчик… довольно-таки крутой… А ты тяжеловат, дорогой. Не хочешь ли пройтись пешком?

Нет, он не хотел. Ему и так было хорошо. Как туристу в автобусе — убаюканному ездой, в полудреме и тепле.

Однако их «медовый месяц» кончился у подъезда ее дома. Гаранс посадила его на тротуар в нескольких метрах от двери, тщетно убеждая сходить по нужде перед сном:

— Давай, пописай, — нежно шептала она ему, — ну же… писай скорей!

Она слушала себя, и под звуки этих заискивающих уговоров ее уже начинали всерьез мучить сомнения: господи боже, в какую же передрягу ты опять вляпалась, душа моя! Хотя нет, это все просто от волнения, завтра я встану пораньше… (и снова черная мысль: пораньше?! Уфф… да это же сдохнуть легче!) Затем они прошествовали мимо каморки «дежурной», как она себя именовала (а на старом добром французском — просто консьержки), и вот тут-то все и пошло к чертовой матери. Выражение, конечно, не слишком изящное, но судите сами…

В тот момент, когда Гаранс придерживала входную дверь — не дай бог хлопнет и приведет в ярость достопочтенную «дежурную», — пес выскочил у нее из-под ног и рванул к жилищу церберши. Его молодая хозяйка упустила из виду одну мелочь, но он-то мгновенно все учуял: там, в каморке, в теплом гнездышке, лежала крошка-чихуахуа! Лакомый кусочек!

И тут начался такой тарарам, что и собственный голос не расслышать, остается лишь воспроизвести эту батальную сцену на бумаге: рычание, лай, скулёж, вой, визг, неистовство, атака на дверь, изорванный коврик, завывания в стиле coyote sound system, вспыхнувший свет, раздвинутые занавески, испуганное лицо, истерическое тявканье собачонки, консьержка на грани обморока, Гаранс растерянная, Гаранс-укротительница глупого пса, Гаранс, бессильная прекратить переполох, Гаранс, хихикающая втихомолку, Гаранс, смеющаяся в открытую, Гаранс, восторженно смакующая ситуацию. Сколько лет подряд эта стерва, с ее телевизором и мерзкой моськой, отравляла ей жизнь!.. Так что вперед, мой доблестный пес, фас, сожри поскорей эту подлую карлицу! Сожри ее за то, что я уже не могу вернуться в свою жалкую халупу среди ночи в поддатом виде: я, видите ли, путаю выключатели со звонками и блюю в почтовые ящики! (Ну да, было такое… Но всего один раз… Да и то сущие пустяки…) Давай, разорви в клочья эту мелкую доносчицу! Доставь себе удовольствие: лай, рычи сколько влезет, отомсти за меня. Проглоти эту поганку с потрохами и выплюнь ее розовый бантик к моим ногам. Вот так, молодец! Смелей! Это будет роскошно!

— Предупреждаю вас: я сейчас вызову полицию!

Оп-па, от таких доводов быстро трезвеешь…

Не найдясь с ответом, Гаранс раскрутила над головой узел, сделанный из сари, и вмазала им как следует своему дураку-псу. Потом поймала его за хвост и поволокла за собой во двор.

— Ваша собака испоганила мне всю дверь! Предупреждаю вас: либо вы мне возместите убытки, либо я жалобу подам!

Этот последний выпад напомнил Гаранс, что она уже на две недели опоздала с квартирной платой… Не говоря о прочих мелких долгах за то за сё… Н-да, тут ее пыл начал постепенно угасать… К счастью, бодрый вид разорителя, только что оросившего помойные баки мадам Жалобуподам, вернул ей малую толику веры в человечество. И пока пес, гордый своим подвигом, бежал к ней, она вдруг увидела, что он улыбается. Она понятия не имела, что собаки способны так улыбаться, и это зрелище — радостный оскал и сощуренные смеющиеся глаза — было великолепно, просто блеск!

— Нечего так смотреть на меня, наглый фанфаронишка, ты ее даже ни разу не тяпнул… Ладно, давай, иди вперед… Нам еще на седьмой этаж карабкаться, это собьет с тебя спесь…

#

Ну ладно, вчера утром она выскочила отсюда спозаранку, чтобы не заставлять ждать Карину, и все же… Настоящий свинарник… И потом, у нее так тесно… всего пятнадцать квадратных метров… три больших шага вдоль и пять маленьких поперек… А посередине этот неугомонный пес… Н-да…

Он и в самом деле метался по комнате как ненормальный, тщетно пытаясь раздвинуть ее стены своим носом-пуговкой, чтобы поудобнее устроиться на ночлег. Гаранс вспомнился «Мой глупый пес» Джона Фанте[94], и ей вдруг (иди знай почему) ужасно захотелось перечитать эту книжку.

— Да уймись ты!

Она достала тарелку и насыпала ему туда сухой корм, но он только понюхал и отвернулся. Тут она вспомнила, что не запаслась консервным ножом, чтобы вскрыть банку Canigou, и стала проклинать себя за разгильдяйство. Впрочем, недолго — ибо срок годности банки истек аж в 2002 году. Она вообще-то не слишком доверяла этим фокусам с датами, но угощать консервами десятилетней давности пса, пусть даже подобранного на обочине, было как-то страшновато, верно? За неимением лучшего она предложила ему булочки DooWap с шоколадной крошкой, которые они и разделили по-братски. Тоже просроченные, но не смертельно.

Потом они вместе устроились на ее кровати. Некоторые люди утверждают, что это крайне вредно в смысле авторитета — позволять братьям нашим меньшим спать вместе с хозяином, существом высшего порядка, но ввиду того, что другого места для ночлега в этой халупе не нашлось, проблема воспитания отпала сама собой. Слава богу, хоть это улажено. Уф!

Денек выдался долгий; она открыла банку пива, бухнулась на постель рядом с псом и, блаженно улыбаясь, начала перебирать события прошедшего уик-энда, как перетасовывают карточную колоду. Королева, принцы и валеты чередой проходили перед ее мысленным взором. Ну и несколько пиковых тузов, как же без них… Хи-хи… Ей захотелось позвонить сестре, чтобы поделиться некоторыми воспоминаниями, но увы, телефон был выключен за неуплату. Ладно, не страшно, все в жизни бывает.

Душ и туалет находились на лестничной площадке.

— Я недалеко, вернусь минут через десять, о’кей? А ты сиди смирно, ладно?

Он притворился, будто все понял, но стоило ей скрыться из вида, как он завыл во всю глотку. Уууууууу… Уууууууу…

— О, черт, ну что за поганец этот пес! — проклинала она его во время своего (торопливого) омовения под душем. Поспешно завернувшись в махровое (не слишком большое) полотенце, она выскочила в коридор и наткнулась на соседа из комнаты напротив, пожилого субъекта, выходца откуда-то с Балкан, которого давно уже числила в покойниках.