Цена жизни - Павел Нечаев

— Господин Гельман, — закричал слышавший весь разговор староста. — Так нельзя, он террорист! Он подбивал быдло на бунт! — Грин отметил про себя, что староста не называл Эрика убийцей, потому что из его уст это обвинение прозвучало бы комично.

— А, это ты… — протянул Гельман, будто только что заметил старосту. — Я же тебе говорил, что здесь должен быть порядок. А ты что наделал?

— Я… — слова застряли у старосты в горле. — Это больше не повторится, я все исправлю!

— Конечно, не повторится, — ответил Гельман. — Ты теперь будешь старшим помощником младшего говновоза. Уберите его! — приказал он охранникам, и один из них тычками погнал бывшего старосту вниз по туннелю. Определили его в самый вонючий и грязный барак, где жили чернорабочие. Он даже пару раз появлялся у них в бараке, меняя парашу. На нем уже не было его щегольских ботинок, и полярной куртки, выглядел он как все, грязный, вонючий, забитый. Потом он куда-то пропал, ходил слух, что прознавшие о его художествах товарищи по бараку скинули его с эстакады, с которой выливали бочки с дерьмом.

Позже, когда туннель уже стал для Грина полузабытым кошмаром, человек по фамилии Вайнштейн разъяснил ему смысл того, что тогда произошло: «Понимаешь, староста превысил свои полномочия. Ему дозволялось бить рабов, но ни в коем случае не калечить или убивать. Это право было только у этих, как ты их назвал? Вспомнил — контролеров. В такой системе, какую построил Гельман, то, что сделал Эрик, значения не имело — просто один раб убил другого. Проступок старосты был гораздо хуже. Кроме того, я подозреваю, что у Гельмана были свои планы на Эрика, на вас всех, если на то пошло. Дети — идеальный материал для манипуляций. Чистый лист, на котором можно написать все, что заблагорассудится. Гельман прекрасно понимал, что, рано или поздно, снег сойдет. Из кого ему тогда черпать кадры для своей гвардии? Из тех, кто помнил старые порядки? Сомневаюсь. Вы идеально ему подходили, особенно — Эрик. Если бы все пошло иначе, я уверен, он бы нашел способ его обуздать, и сделать одним из своих псов. Детей в туннеле для того и отделили от родителей, чтобы воспитать в нужном духе. Это азы. Задачей старосты было выбить из вас дух свободы, сделать послушными исполнителями чужой воли. Он перегнул палку, и за это поплатился…»

Новым старостой оказался сорокалетний мужчина с простоватым лицом, и мозолистыми натруженными руками. Он построил всех, и сказал короткую речь, которая свелась к тому, что, если будет порядок, то будет и хорошая еда, и «условия». Дочка старосты находилась тут же, за стенкой, в бараке для девочек. Староста с гордостью показывал всем ее фотографию. Называл он всех «сынками», похоже было, что человек он неплохой. Эрик, конечно же, хмыкал недоверчиво, но к его скептическим замечаниям никто не прислушивался. Старосту как-то сразу все полюбили.

Новый староста не соврал. В отличие от старого, его не интересовало показное раболепие подданных, и сапоги себе он чистил сам. Зато он стал хлопотать, и в бараке поставили третью печку, чаще меняли парашу, но главное — он раздобыл всем одеял. Если раньше в поисках тепла дети прижимались друг к другу, то теперь можно было натянуть одеяло на голову, и хоть ненадолго остаться в одиночестве. Благодаря новому старосте стали лучше кормить, причем, он следил, чтобы еду получали все поровну. Он тоже, бывало, отвешивал пощечины и подзатыльники — иначе барак было бы не удержать, но всегда наказывал за дело. Эту справедливость, уже порядком подзабытую, дети оценили. Новые помощники, которых он назначил, оказались гораздо лучше старых. Жизнь, если это можно было называть жизнью, стала налаживаться.

Эрику староста предлагал стать первым помощником, но тот гордо отказался. После происшедшего у него из оруженосцев остался один Рыжий, четырнадцатилетний мальчик с огненно-рыжей шевелюрой. Рыжий был в ссоре с «концевыми», и логично рассудил, что возле Эрика будет безопаснее. Был Рыжий себе на уме, ни с кем особо не откровенничал, и этим напоминал Эрика. Эрик никак не мог простить остальным, что они покинули его в трудную минуту. Они же были только рады, что он больше ничего от них не требует. Эрика стали бояться еще больше, и неясно было, то ли это репутация убийцы отталкивает от него людей, то ли судьба доверившегося Эрику Стасика.

Спустя месяц или два после тех драматических событий произошло то, что изменило жизнь Грина, да и не только Грина, а всего барака. Под руководством старосты он и еще три десятка мальчиков работали в соседнем туннеле. В тот день они закончили разбирать контейнер с какими-то лампами. Староста закончил вносить в наладонник пересчитанные вещи, и посмотрел на часы.

— До обеда еще час, сынки, — сказал он. — Ну-ка откройте-ка вон тот контейнер. Посмотрим, что там, и пойдем греться. — В туннеле был около минус пятнадцати, и работали там набегами — час работали, час грелись.

Грин взял ломик, и пошел к контейнеру. Запоры и петли примерзли, и ему вместе с несколькими мальчиками пришлось попотеть, прежде чем контейнер открылся.

— Книги… — разочарованно присвистнул кто-то. Все мечтали найти контейнер с консервами. Неделю назад им уже попался такой. Тогда они ухитрились пронести мимо ленивых часовых несколько десятков банок с консервированными персиками. Староста смотрел на такое сквозь пальцы, понимал, что детям надо есть. Не исключено, что часовые тоже понимали, потому и не усердствовали, обыскивая возвращающихся. Но в это раз им попался всего лишь контейнер с книгами. Кто-то из приближенных Фраймана не придумал ничего лучше, как запихнуть в контейнер содержимое какой-то библиотеки.

— Господин староста, разрешите, я книжку возьму? — попросил Грин. Вид книг всколыхнул в нем какие-то давно забытые чувства. С момента, как он оказался в туннеле, он был нацелен только на выживание. Развлечения в программу выживания не входили, но Грину вдруг захотелось отвлечься, снова стать из бездушного автомата живым человеком.

— А зачем тебе? — не понял староста.

— Читать буду.

— А… хм, ну, если читать… Тогда, отчего ж… Бери, — разрешил староста. Грин с трудом вырвал из контейнера перевязанную веревкой стопку книг. Выдернув одну книжку, он запихнул стопку назад в контейнер.

— Что за книжка? — полюбопытствовал Ави, один из малышей.

— «Звездная пехота», — прочел Грин написанное на обложке.

— Ух ты! Дашь почитать? — подпрыгнул от нетерпения малыш.

— Когда сам прочитаю, — солидно ответил Грин. Находка его обрадовала, книжка оказалась фантастической, а значит — будет интересно. Его в свое время приохотил к чтению Борька. Они вместе читали, обсуждали прочитанное, мечтали, представляя себя на месте героев. Грин отогнал нахлынувшие воспоминания. Староста построил подопечных, и они пошли в барак — греться.

Истосковавшийся по печатному слову Грин проглотил книжку за два вечера. У Ави, который читал медленно, на это ушло четыре дня. Когда он заканчивал, очередь желающих почитать приближалась к десяти. С разрешения старосты, Грин взял еще книжек. Через месяц читали все, даже Эрик, который поначалу презрительно кривил губы — ботаники, мол, заучки. Стали читать даже те, кто до этого чтение ненавидел, и читал лишь то, что задавали в школе. И дело даже не в том, что в бараке по вечерам было нечего делать. Волшебный мир, открывавшийся тем, кто брал в руки книгу, заслонял неприглядную реальность. Исчезал вонючий барак и невкусная еда, и холод не так ощущался. Вместе с героями книг они штурмовали далекие звезды, дрались на шпагах с гвардейцами кардинала, брали на абордаж вражеские галеоны. Книги стали тем якорем, что удержал и Грина от сползания в тупое безразличие, которое накатывало волнами, превращая его в робота. Подействовали книги и на остальных — дети понемногу вспоминали о том, что они дети. Все чаще в бараке раздавался смех, и шутки. Оттаял и Грин. Неожиданно для него самого, его авторитет в бараке вырос, к его словам стали прислушиваться — ведь он опережал остальных на добрую тысячу книг, что прочел вместе с Борькой. Как оказалось, Эрик почти не умел читать. Увидев, как увлечены остальные, он тоже стал читать, сначала понемногу, шевеля губами, потом, когда скорость чтения выросла, стал проглатывать книгу за книгой. Он читал не только фантастику — история, геополитика — до всего ему было дело.

Староста, увидев пользу от книг, подсуетился, и добыл для барака лампочки помощнее. Книги из контейнера, ненужные никому, потихоньку перекочевывали в барак. Четвертый ярус нар, где никто не спал из-за жуткой духоты, стали библиотекой. Пристрастился к чтению и староста. Он сблизился с детьми, и часто сиживал в кругу подопечных, калякая о том, о сем. Главной темой у него было, как они все хорошо заживут, когда сойдет снег. Пребывание в туннеле он считал временными трудностями — надо потерпеть, говорил он, и все будет хорошо. Староста оказался человеком.