Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 2 - Николай Васильевич Сычев

торгового капитала в промышленный капитал препятствовал феодальный строй в деревне, цеховой строй в городе. Эти препятствия были устранены посредством роспуска феодальных дружин и экспроприации сельского населения, что создало необходимые условия для первоначального накопления капитала. Новая мануфактура возникла в морских экспортных гаванях или в таких населенных пунктах внутри страны, которые находились вне контроля старых городов с их цеховым строем. Отсюда ожесточенная борьба английских привилегированных городов против этих новых питомников промышленности.

Характеризуя предысторию первоначального накопления капитала, К. Маркс писал: «Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение, порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги по завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное поле охоты на чернокожих – такова была утренняя заря капиталистической эры производства. Эти идиллические процессы суть главные моменты первоначального накопления. За ними следует торговая война европейских наций, ареной для которой служит земной шар. Война эта начинается отпадением Нидерландов от Испании, принимает гигантские размеры в английской антиякобинской войне и теперь еще продолжается в виде «опиумных» войн против Китая и так далее»[1065].

Эти «различные моменты первоначального накопления распределяются, исторически более или менее последовательно, между различными странами, а именно: между Испанией, Португалией, Голландией, Францией и Англией. В Англии к концу XVII века они систематически объединяются в колониальной системе и системе государственных займов, современной налоговой системе и системе протекционизма. Эти методы отчасти покоятся на грубейшем насилии, как, например, колониальная система. Но все они пользуются государственной властью, т. е. концентрированным и организованным общественным насилием, чтобы ускорить процесс превращения феодального способа производства в капиталистический и сократить его переходные стадии. Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция»[1066].

Именно оно предопределяло особенности вышеуказанных методов первоначального накопления капитала. Так, колониальная система, базировавшаяся на чрезмерной жестокости и насильственной христианизации местного (туземного) населения, способствовала форсированному росту торговли и судоходства, концентрации и централизации капитала. Входившие в ее состав различные колонии обеспечивали рынок сбыта товаров, произведенных быстро развивавшимися мануфактурами, а монопольное обладание этим рынком служило источником ускоренного накопления капитала. Этому способствовал и мощный приток сокровищ в метрополию, добытых за пределами Европы посредством прямого насилия: грабежа, порабощения туземцев, убийств и т. п.

Если в настоящее время промышленная гегемония (преобладание) влечет за собой торговую гегемонию, то, напротив, в собственно мануфактурный период последняя обеспечивала первую. «Отсюда решающая роль, которую в то время играла колониальная система. Это был тот «неведомый бог», который взошел на алтарь наряду со старыми божествами Европы и в один прекрасный день одним махом всех их выбросил вон. Колониальная система провозгласила наживу последней и единственной целью человечества»[1067].

Эта система обусловила, в свою очередь, появление другой системы – общественного кредита, т. е. государственных долгов. Ее зачатки возникли в итальянских городах Генуе и Венеции еще в Средние века. Распространясь по всей Европе в течение мануфактурного периода, она утвердилась прежде всего в Голландии. Государственный долг, т. е. отчуждение государства как субъекта кредитно-денежных отношений – все равно: деспотического, конституционного или республиканского, – оказывает существенное влияние на капиталистическую эру. Ибо «единственная часть так называемого национального богатства, которая действительно находится в общем владении современных народов, это – их государственные долги. Вполне последовательная поэтому современная доктрина, что народ тем богаче, чем больше его задолжность. Государственный кредит становится символом веры капитала. И с возникновением государственной задолжности смертным грехом, за который нет прощения, становится уже не хула на духа святого, а нарушение доверия к государственному долгу»[1068].

Более того, «государственный долг делается одним из самых сильных рычагов первоначального накопления. Словно прикосновением волшебной палочки он наделяет непроизводительные деньги производительной силой и превращает их таким образом в капитал, устраняя всякую надобность подвергать их опасности и затруднениям, неразрывно связанным с помещением денег в промышленность и даже с ростовщическими операциями. Государственные кредиторы в действительности не дают ничего, так как ссуженные ими суммы превращаются в государственные долговые свидетельства, легко обращающиеся, функционирующие в их руках совершенно так же, как и наличные деньги. Но кроме созданного таким образом класса праздных рантье и импровизированного богатства финансистов, выступающих посредниками между правительством и нацией, кроме откупщиков налогов, купцов и частных фабрикантов, в руки которых попадает добрая доля всякого государственного займа в качестве капитала, свалившегося с неба, государственный долг создал акционерные общества, торговлю всякого рода ценными бумагами, ажиотаж, одним словом – биржевую игру и современную банкократию»[1069].

Вместе с государственными долгами возникла система международного кредита, представлявшая собой один из важнейших и вместе с тем скрытых источников первоначального накопления капитала в той или иной стране. Так, например, гнусности венецианской хищнической системы составляли подобное скрытое основание роста капиталистического богатства Голландии, которой пришедшая в упадок Венеция ссужала крупные денежные суммы. Такое отношение сложилось между Голландией и Англией. Ибо уже в начале XVIII века голландские мануфактуры по уровню экономического развития были превзойдены английскими, вследствие чего Голландия перестала быть господствующей торговой и промышленной нацией. Именно поэтому в период 1701–1776 гг. одним из главных ее препятствий становится выдача в ссуду громадных денежных капиталов, прежде всего, своей могучей конкурентке – Англии. Подобные отношения стали складываться в настоящее время между Англией и США.

Поскольку государственные долги опираются на государственные доходы, за счет которых должны покрываться годовые проценты и иные платежи, то современная налоговая система сформировалась как необходимое дополнение системы государственных займов. Они позволяют правительству покрывать чрезвычайные расходы таким образом, чтобы любой налогоплательщик не чувствовал сразу всей тяжести этих займов, но последние требуют, в конце концов, повышения налогов. Но повышение налогов, вызванное непрерывно нарастающими долгами вынуждает правительство при каждом новом чрезвычайном расходе прибегать соответственно к новым займам. Таким образом, современная фискальная система, покоящаяся на всеобщем обложении необходимых средств существования (а стало быть, их вздорожание) содержит в себе зародыш автоматического возрастания налогов. Экспроприирующее действие этой системы еще больше усиливается благодаря протекционизму, который является одной из ее составных частей.

Возникшая система протекционизма представляла собой искусственное средство, с помощью которого создавались фабриканты, экспроприировались независимые работники, капитализировались национальные средства производства и жизненные средства, ускорялся переход от феодального способа производства к капиталистическому. Не случайно все европейские государства вели между собой ожесточенную борьбу по поводу внедрения этой системы[1070].

Все вышеуказанные методы первоначального накопления капитала (колониальная система, государственные долги, гнет народов, протекционизм, торговые войны и т. д.) были обусловлены особенностями мануфактурного периода. По мере развития капиталистического производства в течение этого периода «общественное мнение Европы освободилось от последних остатков стыда и совести. Нации цинично хвастались