Великое море. Человеческая история Средиземноморья - David Abulafia

идеи, но о технологиях, а не о правительстве. К началу XIX века почти полностью исчезло представление об Оттоманской империи как о резиденции воинов-завоевателей. Потеряв военное и военно-морское превосходство на Востоке, османы стали вызывать не страх, а восхищение. Традиционный уклад жизни привлек внимание западных художников, таких как Делакруа, но другие западные художники, в частности Фердинанд де Лессепс, строитель Суэцкого канала, стремились к модернизации. Сами египетские правители стремились приобщить Египет к Европе. Они не видели противоречия между его расположением в африканском уголке Леванта и европейским призванием: Европа была (и остается) идеей и идеалом, а не местом.2

 

Кампании Наполеона на Востоке уже вызвали у французов огромный интерес к Египту: как древний Египет был резиденцией великолепной и богатой империи, так и современная Франция теперь была готова играть ту же роль в Европе, Средиземноморье и во всем мире. В основе всего этого лежала концепция "цивилизации", которая до сих пор влияет на представление французов о своем месте в мире. Увлечение Древним Египтом началось с тщательного запечатления древних памятников рисовальщиками наполеоновской армии; это было далеко не роскошное удовольствие, а задача, которая выражала главные цели французского предприятия в восточном Средиземноморье, в котором Франция представлялась наследницей империй фараонов и Птолемеев. Египетские мотивы не утратили своего очарования и после первого Наполеона: во времена правления его племянника, Наполеона III, с 1848 по 1870 год, "стиль Второй империи" канонизировал египетские декоративные формы в элегантных предметах обстановки и архитектурных деталях. Трудность установления контакта с ментальным миром древних египтян заключалась в том, что их письменность была нечитаемой. Но и эта проблема в конце концов была решена, когда французские войска обнаружили в Розетте надпись на иероглифах, иератическом письме и греческом языке, которую Наполеон присвоил себе (хотя сейчас она хранится в Британском музее). Расшифровка египетской письменности молодым французским гением Шампольоном в 1822 году открыла новые окна в Древний Египет и была столь же важна, как и приобретение Алжира несколькими годами позже, чтобы убедить Францию в том, что у нее есть миссия на землях османского подданства в Средиземноморье.

Были энтузиасты, одержимые привлекательностью Востока. Около 1830 года Бартелеми-Проспер Энфантен стал самозваным пророком новой секты, посвятившей себя созданию связи между Средиземным и Красным морями. Это был не просто вопрос торговли и техники. Энфантен видел в физической встрече Востока и Запада создание нового мирового порядка, в котором мужской принцип, воплощенный в рационально мыслящем Западе, вступит в союз с женским принципом, воплощенным в таинственных жизненных силах Востока: "сделать Средиземное море брачным ложем для брака между Востоком и Западом и завершить этот брак прорытием канала через Суэцкий перешеек". В результате такого общения возникнет мир, в котором полубожественный Энфантен будет провозглашен наследником святого Павла, не говоря уже о Моисее, Иисусе и Мухаммеде. Это была лишь одна особенность его мышления, которая привлекала внимание. Его настойчивое требование оказывать должное почтение женщинам озадачило многих в Константинополе и Каире; его причудливый небесно-голубой костюм с расклешенными брюками мог бы легко сделать его фигурой, вызывающей веселье в Париже. Тем не менее ему удалось попасть во французские салоны, и он обследовал местность между Средиземным морем и Суэцем, прежде чем его принял Мухаммед Али, который вежливо выслушал его планы строительства канала, соединяющего Восток и Запад.3 Вице-король Египта, как никто другой, был полон энтузиазма по поводу необходимости улучшения экономики своей страны, но он рассматривал канал через пустыню как расход своих ресурсов, а не как преимущество: он подозревал, что канал уведет торговлю в сторону от центральных районов Египта, не принеся никакой выгоды Александрии и Каиру (теперь соединенных Нилом и каналом Махмудия), но принеся большую прибыль западноевропейским бизнесменам, пытавшимся торговать между Францией или Англией и Индией.

Эксцентричность Энфантена казалась более терпимой на родине во Франции, потому что он красочно выражал предположение, которое стало определять французские представления об обществе и экономике. Под влиянием трудов Сен-Симона Энфантен и его современники настаивали на необходимости постепенного улучшения как материальных, так и моральных условий жизни. Новые технологии, включая железные дороги и пароходы, начали преобразовывать европейскую экономику, хотя темная сторона индустриализации вскоре стала заметна в Англии. В парижских салонах, однако, царила теория, которую продолжала подпитывать этика революционной Франции. Прогресс стал идеалом. Важно, что в Египте Мухаммеда Али он стал идеалом не меньше, чем во Франции Луи-Филиппа. Превращение идеала в реальность, в случае с Суэцким каналом, было делом рук Фердинанда де Лессепса. Он сочетал богатый дипломатический опыт с мастерством, необходимым для того, чтобы создать компанию по строительству канала, продать многие (но не достаточно) ее акции и, самое главное, упорно продолжать реализацию своего проекта, пока не сломит сопротивление тех, кто возражал против его планов. Его неустанные путешествия на пароходе туда и обратно между Францией и Левантом, а также в Испанию, Англию и другие страны, даже в Одессу, обеспечивали ему постоянную связь с развитием событий в сложной сети политиков, инвесторов и инженеров-специалистов, от которых зависел проект канала. У него было огромное преимущество - родственные связи с Луи-Наполеоном, президентом Республики в 1848 году и императором с 1852 по 1870 год: его двоюродная сестра была матерью императрицы.

Многие утверждали, что канал был их идеей, хотя в каменистой пустыне западного Синая до сих пор сохранились следы древних каналов, построенных для соединения Средиземного и Красного морей. В III веке до н. э. Птолемей II Филадельф расширил то, что осталось от канала, построенного персами примерно в 500 году до н. э. Связи между Нилом и Красным морем оставались открытыми, с перерывами, вплоть до начала арабского периода. Однако их цели были весьма ограниченными: 'Амр ибн ал-'Ас, арабский завоеватель Египта, использовал систему каналов для доставки египетской пшеницы в Мекку4.4 Идея о том, что канал может связать торговые пути Средиземноморья с путями Индийского океана, не рассматривалась всерьез до XIX века, и на то были веские причины: Египет во всех смыслах был водным путем Нила, и параллельный водный путь через пустыню лишил бы его правителей налоговых поступлений, от которых так сильно зависели Птолемеи, Фатимиды и Мамлюки.

Были и другие идеи о том, как создать торговый маршрут, соединяющий два моря. В 1820-х годах молодой английский предприниматель Томас Вагхорн обратил внимание на длительные задержки при отправке почты из Индии в Англию и увидел потенциал маршрута из Бомбея в Суэц, который также мог бы перевозить пассажиров, готовых перенести жару и дискомфорт путешествия на карете через пустыню от