Цмцерон - Пьер Грималь

В конце июля Октавиан предъявил сенату ультиматум. Консульство должно было узаконить его действия, обеспечить ему более высокое положение сравнительно с Антонием. Оно дало бы ему чрезвычайное командование, которое необходимо на случай появления в Италии легионов Брута и Кассия. Октавиан не мог больше ждать. Честолюбие и опасения за свою жизнь равно заставляют его действовать. Он отправил к сенату делегацию солдат, они объявили, что не станут сражаться с войсками, которые некогда возглавлял Цезарь. К этому солдатские депутаты присовокупили просьбу о выплате им обещанного денежного вознаграждения и требование дать консульство Октавиану. Далее последовала знаменитая сцена: сенаторы, как обычно, хотели было уклониться от прямого ответа, они сказали, что должны подумать, обсудить; тогда один из центурионов обнажил меч и сказал: «Если не вы, то вот кто сделает его консулом» — и указал на меч. Дион Кассий склонен видеть в словах центуриона совет сенату. Менее известен ответ Цицерона. Как и прежде в острых ситуациях, он вырвался необдуманно, и словами этими он подписал себе смертный приговор. Цицерон ответил: «Если дошло до таких просьб, вы получите то, чего добиваетесь». Дион Кассий считает, что Цицерон дал совет армии. Совет-предсказание, внушенный старому консулярию богами? Он, кажется, сам не отдавал себе отчета в пророческом смысле своих слов и, по всей вероятности, видел в них сарказм, направленный против сенаторов; их хитрости и проволочки на его глазах сделали неизбежным столкновение, которого Цицерон так долго старался избегать. Была тут и ирония отчаяния, смутный отзвук знаменитой фразы «жребий брошен», произнесенной Цезарем при переходе через Рубикон.

Эта речушка еще раз сыграла роль в истории. Когда солдатская делегация вернулась в лагерь Октавиана, он решил двинуться на Рим. И, в свою очередь, перешел Рубикон. Впрочем, на этот раз обошлось без легенд и рассказов — история не любит повторять слишком эффектные сцены. Октавиан повел войска к югу. Он договорился с Антонием и Лепидом. Был создан «Союз мстителей». Возмездие за смерть Цезаря стало лозунгом, той единственной программой, на которой объединились Антоний, Лепид и Октавиан, Во главе враждебной армии стояли действительно убийцы Цезаря: Децим Брут, Марк Брут и Кассий. Расчеты, связанные с наново начинавшейся войной, оставались в тайне, а лозунг отмщения был необычайно выгоден Октавиану. Он выступал как сын погибшего героя, мститель за отца, то есть воплощение pietas — чувства, которое всегда имело огромное значение в глазах римлян; оно считалось одной из опор гражданской доблести еще с тех дней, когда Эней на плечах вынес Анхиса из пылающих развалин Трои. Антоний и Лепид оказывались не более чем помощниками нового Цезаря, в определенном смысле его подчиненными. Отныне какой бы облик ни приняло возрожденное государство, оно навсегда было связано с памятью о человеке, которого многие называли Божественным Юлием. Поднималась буря и неизбежно должна была снести старую республику. Цицерон понял и это. В середине июля он пишет Бруту, что в прежних гражданских войнах, какая бы сторона ни одержала верх, сохранялась «некоторая форма республики»; теперь, если победят «мстители», гражданская община перестанет существовать, Рим покорится властителю. События развивались по иной, новой, логике, и Цицерон это видел. Новая логика окончательно обнаружилась в политике Октавиана, во время его консульства в 42 году. Она предполагала уничтожение всего, что еще оставалось от республиканского порядка, уничтожение армий, стоявших на Востоке и в Италии; затем следовали проскрипции, физическое уничтожение защитников республики и в первую очередь, в качестве главной жертвы — Цицерона.

Октавиан подошел к Риму во главе своих легионов; сенаторы поспешили вынести ему деньги для выплаты солдатам и разрешили Октавиану выставить свою кандидатуру в консулы. Смятение овладело городом. Думали, что Рим будет взят штурмом, и каждый старался припрятать самое ценное. Сенаторы поняли наконец, сколь слепы и глупы они были, но поздно. Ни одного легиона не могли они выставить против Октавиана. Сенат затягивал вызов войск из Африки, и теперь они находились только еще на пути к столице. Меры, принятые ранее против Антония, казались сенаторам цепью ошибок, и они горько раскаивались. Почести, оказанные юному Цезарю, тоже ничего не дали, так как сенаторы ведь не решились согласиться на те, которые могли его удовлетворить. Теперь сенаторы готовы были дать молодому полководцу все, чего он пожелает, и Цицерон, как пишет Алпиан, перестал посещать заседания сената. Шаг, предпринятый Октавианом, старый консулярий переживал остро и болезненно, как свое поражение. В одном из писем он пишет, что поручился за молодого человека, представил его борцом за дело сената, и вот теперь Октавиан обратил оружие против него же, поступил ничем не лучше, чем мятежники былых времен, чем Цинна или Сулла. Цицерон знал причины, по которым его политика потерпела крах: колебания и мелочная зависть «отцов республики» погубили республику, ведь это они не решились воздать должное приемному сыну их жертвы и врага. Цицерон тогда смотрел на дело трезвее других, а теперь, вопреки логике и справедливости, его же винят во всех бедах, которых можно было бы избежать, если бы сенаторы до конца следовали его советам.

Но старый человек, так долго стоявший у кормила государства, все еще не терял мужества. Он не ходил на заседания, где охваченные ужасом сенаторы без обсуждения удовлетворяли все требования Октавиана, но тотчас же стал настаивать на создании системы обороны Рима. Пришла весть, что африканские легионы вот-вот высадятся в Остии. Могло ли то быть простой случайностью? Разве не ясна воля богов? В порыве патриотизма сенаторы отказались от всех своих постановлений и призвали к защите города всех граждан, способных носить оружие. Город был разделен на участки, во главе каждого поставлен претор: по одному у каждого моста через Тибр и один на Яникуле, где хранились деньги, предназначенные на выплату жалованья солдатам. Октавиан не стал атаковать Яникул, он обошел город и встал на возвышенности, одним из отрогов которой был Квиринал, неподалеку от Коллинских ворот — в том самом месте, откуда некогда Сулла с боем прокладывал себе путь в город. Не было даже никакой видимости сражения. Толпа граждан всех сословий вышла навстречу юному Цезарю, заверила его в своей преданности, приветствовала и молила о милосердии. Говорят, будто Цицерон присоединился к этой толпе; победитель, заметив его, весьма иронически поблагодарил, но сказал, что из всех его друзей он появился последним. Но сомнения и колебания вновь овладели гражданами в ту же ночь — распространился слух, что два легиона Октавиана изменили ему и перешли на сторону республики. Существует версия, согласно которой Цицерон немедленно созвал сенаторов и даже встречал каждого у входа в курию. Однако известие о мятеже оказалось ложным, все разошлись, и Цицерон в носилках отправился к себе. Октавиан выступил из Рима — все должны видеть, что сенат изберет его консулом свободно, по собственной воле.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});