Истина. Осень в Сокольниках. Место преступления - Москва - Эдуард Анатольевич Хруцкий

стало от этого взгляда.

– Теперь ты возьмешь все наши московские дела. – Гольдин встал, подошел к окну.

Армянский переулок был полупустым. Солнце высвечивало старые дома, и они в свете этом опять стали нарядными, словно их отремонтировали.

– Но есть еще одно дело.

– Какое?

– Третьяков.

– Я его сегодня кончу.

– Мне с тобой? – Саша Летчик встал.

– Нет. – Гольдин положил ему руку на плечо. – Ты отвезешь товар на дачу. Завтра утром. Сегодня из дома не выходить.

– Один не управлюсь.

– В десять утра к тебе подъедет машина, в ней будут люди. Ты шеф. Поэтому и спрос с тебя. Делаем первую партию, и вы с Серым уходите в Польшу. Паспорта – моя забота. Там наши люди переправят вас в Германию, а потом ко мне в Штаты.

Хорошая квартира была у Третьякова, красивая и не маленькая. Две большие комнаты.

А главное, в самом центре. У метро «Кировская», в доме страхового общества «Россия».

По-барски жил Сергей Третьяков. Потолки с лепниной. А по коридору и прихожей на велосипеде можно ездить.

Ну и, конечно, обстановка, техника всякая.

Опера и омоновцы, жители московских коммуналок и общежитий, только завистливо крутили головами.

Квартира была блокирована по всем правилам. Сидели на улице, в садике молодые ребята и девушки пели под гитару хорошие старые песни, на чердачной площадке устроились омоновцы да в квартире три опера и два крепких паренька.

А время шло. Стемнело уже. Фильм по телевизору кончился. Тихо в квартире. Тихо и сонно.

Вдруг около полуночи зазвонил телефон.

– Да. – Третьяков поднял трубку.

– Паша? – спросил незнакомый голос.

– Нет. Вы не туда попали. – Сергей положил трубку.

И сразу же Корнеев схватил рацию.

– Седьмой, там?

– Спокойно.

– Приготовьтесь. Пятый, приготовьтесь.

Прошло несколько минут, и запищала рация.

– Третий, я Седьмой. В подъезд вошли двое.

И сразу лифт загудел.

– Начали, – скомандовал Корнеев.

Встали по обе стороны дверей омоновцы. Опера прижались к стене в коридоре.

Хлопнула дверца лифта. Шаги послышались.

И пауза наступила. Минута. Вторая… Пятая.

И наконец звонок.

Третьяков подошел к двери.

– Кто?

– От Лузгина. Договоренное привез.

Третьяков распахнул дверь, и в квартиру ввалился здоровый парень с пистолетом в руке.

– К стене, сука! – рявкнул он.

Один из омоновцев ударил его ногой в лицо, второй выбил пистолет, и рухнул лоб на пол.

Корнеев выскочил на лестницу.

На площадке стоял Серый с пистолетом в руке.

Кольцом отсекли его от лифта бойцы ОМОНа.

– Бросай оружие, – сказал Корнеев, – бросай.

Серый как-то странно улыбнулся и отрицательно замотал головой.

Он пятился к огромному старинному окну.

– Бросай и стой на месте. Без парашюта здесь не прыгнешь, – повторил Корнеев.

Серый прижался спиной к окну. Продолжая улыбаться, странно оглядел омоновцев в бронежилетах, автоматчиков, стоявших на лестнице.

Потом вздохнул глубоко.

Поднял руку с пистолетом к голове.

– Нет! – Корнеев прыгнул к нему.

Выстрел отбросил Серого к окну, и он, проламывая стекла, полетел вниз.

– Наталья Борисовна. – Кафтанов налил Сомовой кофе. – Мы все про вашу машину знаем, а главное, хочу вас обрадовать, она найдена и находится у нас.

– Так вы меня на Петровку порадовать пригласили, – грустно улыбнулась Сомова.

Красивой она была. В возрасте около тридцати. Одета, конечно.

– Нам нужно узнать вот что. Хилковский машину вам пригнал?

– Я за нее заплатила зеленым другом.

– Долларами, что ли?

– Да.

– Эта часть вашей жизни меня не касается. Кто у вас машину угнал?

– А ее не угоняли.

– Не понял.

– Ее отняли.

– Кто?

– Сволочь одна, Сашка Манцев, мы когда-то с ним в школе учились. Потом он в летное училище подался. Там натворил что-то. Его на пять лет посадили.

– У него есть татуировка?

– Да. Три звездочки на правой руке.

– Вы знаете, где он живет?

– Да, Армянский, дом 6, квартира 8.

– Вы так смело говорите. Не боитесь? – спросил Кафтанов.

– Устала я бояться. Сначала он с бригадой девочек у «Интуриста» грабил. Не долю, как другие, а почти все отбирал. Избивал нас страшно. Потом, когда я с этим делом завязала, сниматься стала для журналов, он опять возник. Сволочь. Насильник…

– Успокойтесь.

– Да я спокойна. Он ко мне пришел, ключи забрал и угнал машину. Сказал: пикнешь – пришью.

* * *

…Саша Летчик спустился, вышел на улицу ровно в восемь.

У подъезда уже стоял большой армейский фургон.

– Ты Летчик? – спросил парень в пятнистой военной форме.

– Ну.

– Куда ехать?

Саша обошел машину, заглянул в кузов. Там сидели еще двое.

– Поехали. – Он сел в кабину.

Через полчаса машина въехала в Козихинский переулок, свернула под арку напротив кафе «Московские зори» и остановилась у подъезда.

Саша позвонил в дверь на первом этаже.

Ему открыл заспанный лохматый парень в очках.

– Забираешь?

– Да.

Летчик вынул из кармана пачку денег, протянул хозяину.

Машину загрузили быстро.

Через час они уже были в Салтыковке. Остановили машину у дачи, обнесенной высоким забором. Охранник в пятнистой форме открыл ворота, и машина скрылась.

За столом у Кафтанова сидели оперативники и командир ОМОНа.

– Итак, мы взяли объект на выходе из квартиры, – докладывал старший группы наружного наблюдения. – Он встретился с человеком, одетым в «афганку», поздоровался, и они уехали на машине, военном крытом грузовике номер МЛН 37–16. Машина принадлежит СП «Антик». В Козихинском переулке остановились у дома номер 4, взяли груз – десять брезентовых мешков. Потом проследовали в Салтыковку. Там машина въехала на территорию дачи, ранее принадлежавшей арестованному замминистра торговли Кузину, нынче приобретенной все тем же «Антиком». За дачей ведется усиленное наблюдение.

– Понятно. Спасибо. – Кафтанов помолчал. – Что у тебя, Корнеев?

– Груз они брали из мастерской фотохудожника Елисеева. Он за тысячу согласился, чтобы мешки полежали у него.

Что в них было, он не знал. Но специфический запах позволил экспертам определить, что прятали там опий-сырец.

– Дачу блокировать. – Кафтанов встал. – Я сам буду руководить операцией.

Дача больше на крепость походила. Ворота стальные, забор с колючей проволокой по гребню, прожекторы на всех четырех углах.

ОМОН и оперативники плотно обложили ее, никто не мог незамеченным уйти.

Ждали темноты.

– Штурмовать придется, – сказал Корнеев.

– Ничего. – Кафтанов еще раз в бинокль осмотрел дачу. – Станет темно – мы свет врубим.

Время тянулось долго и измерялось теперь количеством выкуренных сигарет.

Ближе к вечеру, когда сумерки начали спускаться на лес, приехал «мерседес» Лузгина, а чуть попозже наемная «вольво».

Наконец совсем темно стало. Зажглись огни на даче, вспыхнули прожекторы.

И тогда Кафтанов скомандовал по рации:

– Свет.

Погасли прожекторы, и все погрузилось во тьму.

– Начали, – спокойно, даже слишком, сказал Кафтанов.

Бесшумно бросились к забору бойцы ОМОНа.

Секунда – и крюки «кошек»