Зарождение добровольческой армии - Сергей Владимирович Волков

Капитан Шаколи просидел всю ночь у изголовья умирающего мальчика и сейчас стоит у окна, глядя на уголок серого неба, и соскребает ногтем морозный узор. В коридоре, у двери палаты № 3, рыдает сестра Вера, глухо и безутешно. Со всем мужеством и энергией, унаследованной от отца, генерала Алексеева, она пыталась отстоять юнкера у смерти. И вот – напрасны все усилия, бессонные ночи, нервное напряжение. Сколько раз возникали радостные надежды, и столько раз они сменялись отчаянием.

За окнами лазарета – тревога… Новочеркасск в кольце. Скупые строчки официальных газетных сводок все чаще называют станицы и станции под самой донской столицей.

«Пушки гремят под Сулином!» – так начинается одно из последних воззваний атамана к казакам, уговаривающее их взяться, наконец, за оружие и стать на защиту родного края.

Морозный степной ветер треплет расклеенные афиши-призывы, разносит по улицам печальный звон колокола с высокой соборной колокольни, мотивы похоронных маршей…

Теперь не проходит дня, чтобы не звучал печальный колокол, не гремели бы торжественные звуки похоронных маршей, чтобы не привозили в гробах юнкеров, кадет, гимназистов, прапорщиков, сотников и хорунжих и не опускали бы их в могилы вновь основанного в Новочеркасске «Партизанского кладбища». Везут их со всех «фронтов»: с Шахтной, Горной, из-под Сулина и Матвеева Кургана, отовсюду, где гремят пушки, дымят бронепоезда, строчат пулеметы, не смолкает оружейная стрельба, где редкие, последние цепи юнкеров, кадет и партизан еще удерживают полчища красных.

Сегодня разнеслась весть, что Донской атаман Каледин застрелился в своем дворце. Он покончил с собой, когда убедился, что казаки не хотят защищать свой край, – он отказался уходить из столицы вместе с верными казаками и Добровольческой армией. Атаман Всевеликого Войска Донского не мог оставить свой пост.

Смерть атамана, рыцаря долга и чести, заставила многих казаков одуматься, но повернуть ход событий не могла. Большевистские части, вместе с казаками-изменниками, подступали с севера к Новочеркасску, с запада и с юга к Ростову.

В начале февраля я оставил лазарет и присоединился на станции Ростов к Юнкерской батарее. Уже на другой день мы вышли с пушкой на платформе навстречу красным – в Батайск. В батарее я узнал о трагической гибели батарейного фельдфебеля портупей-юнкера Шперлинга, упавшего случайно с площадки под колеса вагона. Рассказали мне и о гибели другого фельдфебеля Юнкерской батареи, которого я не знал. Этим фельдфебелем была молодая девушка – княжна Черкасская. Однажды во второй взвод батареи явилась высокая, красивая девушка в кавалерийской шинели и сказала, что она – княжна Черкасская, что недавно большевики убили ее отца, мать и брата и что она хочет быть добровольцем, ездит отлично на лошади и стреляет без промаха. И вот в первых же боях она показала себя не только лихим, но и смышленым, распорядительным бойцом, способным понимать обстановку и командовать другими. Ее все полюбили, заботились о ней подчас трогательно, но, к сожалению, не могли удержать ее боевых порывов. Она как бы искала смерти… И нашла ее под Матвеевым Курганом, когда два орудия, прикрывая отход пехоты перед сильнейшим противником, готовились уже бить картечью, а она, стоя во весь рост между орудиями, выпускала обойму за обоймой из карабина. Снежная пыль взметалась от пуль, воздух был насыщен свинцовым градом… Сраженная наповал, она упала на снег без стона – прекрасная русская девушка, мстившая за свою семью и за поруганную родину. Имя ее чтилось в синодике Юнкерской батареи и впоследствии в бригаде генерала Маркова.

К. Сломинский[344]

Нижне-Чирская экспедиция[345]

4 января 1918 года юнкерам было предложено назначить 13 человек для какой-то особенно интересной командировки. Желающих нашлось много. По жребию пошли: фельдфебель Канищев, взводный портупей-юнкер Сломинский, портупей-юнкер Онихимовский и Гавриленко и юнкера: Колтыпин, Широков, Рудзит, Хаджинов, Титов, Зубков, Михайлов и Сокольский. Было приказано переодеться «товарищами». Пришлось оставить свое юнкерское обмундирование и облечься в рваные, без погон шинели и ботинки без обмоток. И вот 5 января, в 12 часов, назначенные юнкера с винтовками шли на вокзал, провожаемые пожеланиями остающихся, менее счастливых товарищей. Настроение было приподнятое, чувствовалось, что мы идем на что-то особенное, из ряда вон выходящее, но никто не знал зачем и куда. На вокзале мы поступили в распоряжение лейтенанта Герасимова, у которого было в подчинении 35 офицеров. Помещались они в вагоне, строго охраняемом часовыми. Только по выходе из Новочеркасска на север было объявлено, что нашему отряду в 50 человек генералом Корниловым была поставлена задача в ночь с 6-го на 7 января занять город Царицын. Действовать мы должны были вместе с оренбургскими казаками, которые ехали с фронта несколькими эшелонами в Оренбург и которых красногвардейцы не пропускали через город Царицын. Наш вагон должен был быть помещен в середину казачьего эшелона, и, когда казаки, решившиеся проложить себе дорогу оружием, завяжут на Царицынском вокзале бой, мы должны были, пользуясь помощью нашей организации, находящейся в Царицыне, занять город.

Организация эта, состоявшая, как говорили, более чем из 300 человек, взяла на себя обязанность увеличить панику в городе, поджечь и взорвать склады, захватить важнейшие пункты (военные склады, арсенал), уничтожить телеграфное и телефонное сообщение. Во главе ее стоял знаменитый полковник Корвин-Круковский, живший в Царицыне под именем японского полковника Ака.

6 января прибыли на станцию Чир, последнюю станцию Донской области, в сорока верстах от Царицына. Лихорадочно чистились винтовки, приводилось в порядок вооружение, все с нетерпением ждали решительного момента. В вагон приехал полковник Мамонтов, бывший тогда окружным атаманом 2-го Донского округа. Его несколько слов о том, что он рад видеть смельчаков, решившихся на такое отчаянное дело, и имена наши не будут забыты в истории воссоздания русской армии, еще более приподняли наше настроение. Мы верили в успех нашего дела, мы верили в свои силы. Стоим на станции день, другой, – приказания от полковника Корвин-Круковского двигаться на Царицын – нет. Наконец приезжает он и объявляет, что оренбуржцы пробиваться не желают, вступили с красными в переговоры и согласны сдать им оружие, лишь бы их пропустили домой. Пытаться же самим взять Царицын было бесполезно. Начали выжидать событий, а в это время большевики не дремали и начали стягивать силы на станции Чир, со стороны Царицына и со стороны станции Лихой. Проехать свободно в Новочеркасск нечего и было думать. И вот, с разрешения полковника Мамонтова, в Новочеркасск был отправлен юнкер Сокольский к подполковнику Миончинскому, за подложными удостоверениями личности для проезда юнкеров в батарею. Тем временем наш вагон служил предметом неослабного наблюдения со стороны большевиков. Не раз сквозь открытия