Врата Мертвого Дома - Стивен Эриксон

Фелисин сидела на обтёсанном камне, который вывалился из кладки древних ворот, смотрела в землю, обхватив себя руками, и медленно покачивалась взад-вперёд. Движение успокаивало, будто она была лишь сосудом, наполненным водой.

Геборик и огромный воин спорили. О ней, о пророчествах и случайности, об отчаянии фанатиков. Между ними кипело и бурлило взаимное презрение, которое, похоже, зародилось с первого взгляда и с каждой минутой становилось всё сильнее.

Другой воин, Леоман, сидел на корточках неподалёку и тоже молчал. Стоял на страже Святой книги Дриджны, ждал, уверенный, что Фелисин неизбежно признает: она и есть возрождённая Ша’ик.

Возрождённая. Обновлённая. Сердце Апокалипсиса. Доставленная безруким в миг, когда богиня затаила дыхание. И теперь ждёт. Ждёт, как Леоман. Фелисин — средоточие мира.

Улыбка прорезала её черты.

Фелисин раскачивалась под далёкие крики, древнее эхо внезапных, разрывающих душу смертей — они теперь казались такими далёкими. Кальп, которого сожрали бесчисленные крысы. Обглоданные кости да прядь седых волос с красными пятнами. Бодэн, который сгорел в пламени, им же и вызванном, — о, какая ирония, жил по своим собственным правилам и умер по собственному, безбожному почину. Хоть и отдал жизнь за другого. И всё равно он бы сказал, что принёс клятву добровольно.

Такие вещи порождают молчание.

Смерти, которые давно уже ушли, удалились по бесконечной пыльной дороге — слишком далеко, чтобы услышать или почувствовать их вопросы. Горе насилует разум, а об изнасиловании я знаю всё. Это вопрос вынужденного подчинения. Так я ничего не почувствую. Ни насилия, ни горя.

Позади заскрежетали камешки. Геборик. Фелисин чувствовала его присутствие, не нужно было даже оборачиваться. Бывший жрец Фэнера что-то тихо бормотал себе под нос. Изнасилование. В следующий миг он заговорил:

— Они хотят выдвигаться, девочка. Оба уже на грани. До оазиса — лагеря Ша’ик — долгая дорога. Воду по пути найти можно, но еду — вряд ли. Тоблакай будет охотиться, но зверья осталось мало — всех переловили д’иверсы и одиночники, я полагаю. В любом случае, откроешь ты Книгу или нет, мы должны уходить.

Она ничего не ответила, только продолжала раскачиваться. Геборик откашлялся.

— Как бы меня ни бесили их безумные, бредовые верования, и как бы настоятельно я ни советовал тебе их отбросить… эти двое нам нужны, и оазис тоже. Они знают Рараку лучше любого другого. Если мы хотим получить хоть какой-то шанс на выживание…

Выживание.

— Не скрою, — продолжил некоторое время спустя Геборик, — я приобрёл… чувства… которые делают слепоту меньшей слабостью. И руки мои, возрождённые… Тем не менее, Фелисин, я не смогу тебя защитить. Вдобавок нет никакой гарантии, что эти двое позволят нам просто уйти, если ты понимаешь, о чём я.

Выживание.

— Очнись, девочка! Пора принимать решения.

— Ша’ик подняла клинок против Империи, — проговорила Фелисин, по-прежнему глядя в землю.

— Глупая выходка…

— Ша’ик встанет против Императрицы, отправит имперские армии в кровавую Бездну.

— История знает подобные восстания, девочка, эти события отзываются бесконечным эхом. Славные идеалы придают жизненной силы выцветшей усмешке Худа, но это лишь морок, а справедливость…

— Да кому интересна твоя справедливость, старик? Императрице придётся ответить на вызов Ша’ик.

— О да.

— И она отправит армию из Квон-Тали.

— Скорее всего, уже в пути.

— И кто же, — продолжила Фелисин, чувствуя, как всё тело холодеет, — будет командовать этой армией?

Она услышала, как Геборик ахнул и отступил на шаг.

— Девочка…

Фелисин взмахнула рукой, будто отмахивалась от осы, и встала. Она обернулась и увидела, что на неё пристально смотрит Леоман, его обожжённое солнцем лицо вдруг показалось ликом самой Рараку. Строже, чем у Бенета, никаких страстей. И хитрей, чем у Бодэна, — о да, изощрённый ум скрывается в этих холодных, тёмных глазах.

— В лагерь Ша’ик, — сказала она.

Воин перевёл взгляд на Книгу, затем снова посмотрел на неё.

Фелисин приподняла бровь.

— Ты хочешь идти через бурю? Дай богине подождать ещё чуть-чуть, прежде чем воскресить её ярость, Леоман.

Фелисин поняла, что он сейчас заново оценил её — в глазах промелькнула неуверенность, — и остался доволен. Через некоторое время он склонил голову.

— Фелисин, — прошипел Геборик, — ты хоть представляешь…

— И лучше тебя, старик. Теперь молчи.

— Возможно, теперь нам пора расстаться…

Фелисин обернулась к нему.

— Нет. Думаю, ты мне ещё понадобишься, Геборик.

Тот горько усмехнулся.

— Вместо собственной совести? Для этого, девочка, я плохо гожусь.

Да, но это и к лучшему.

Старинная тропа, которая, видимо, когда-то была дорогой, тянулась вдоль гряды изогнувшейся горбатой змеёй к далёкому плоскогорью. Булыжники выступали, будто старые кости, там, где ветер сдул песок. Тропа была усыпана укрытыми красной глазурью черепками, которые хрустели под ногами.

Тоблакай двигался в пяти сотнях шагов впереди, так что его почти не было видно в охряном мареве, а Леоман вёл Фелисин и Геборика размеренным шагом и почти всё время молчал. Он был ужасно худым и шёл настолько бесшумно, что начал казаться Фелисин чем-то вроде призрака. Но и Геборик, несмотря на слепоту, ни разу не споткнулся.

Обернувшись, она увидела, что старик улыбается.

— Что тебя веселит?

— На этой дороге тесно, девочка.

— Те же призраки, что и в подземном городе?

Он покачал головой.

— Не настолько древние. Это воспоминания о веках, которые пришли после Первой Империи.

Услышав эти слова, Леоман остановился и обернулся. Широкий рот Геборика растянулся в улыбке.

— О да, Рараку открывает мне свои секреты.

— Почему?

Бывший жрец пожал плечами. Фелисин взглянула на воина пустыни.

— Это заставляет тебя нервничать, Леоман?

А должно бы. Он смерил её суровым, оценивающим взглядом.

— Кто тебе этот человек?

Сама не знаю.

— Мой спутник. Мой историк. Очень ценен для меня, поскольку я собираюсь сделать Рараку своим домом.

— Секреты Священной пустыни ему не принадлежат. Он ворует их, как всякий иноземный захватчик. Если ты хочешь обрести истины Рараку, ищи в себе.

Фелисин чуть не рассмеялась, но поняла, что от горечи этого смеха даже ей самой станет страшно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});