Врата Мертвого Дома - Стивен Эриксон

Сон замолчал и кивнул сержанту.

Вперёд вышли солдаты Седьмой, каждый в руках держал аккуратно сложенную форму. Формы были выцветшие, запятнанные, зашитые там, где оружие пронзило ткань. На каждом свёртке покоился железный значок. Дукер склонился в седле, чтобы рассмотреть один из них. Медальон был примерно четырёх дюймов в диаметре, по кругу — цепь, прикреплённая к изображению виканского собачьего ошейника, а в центре — голова виканского пса, не скалящегося, просто глядящего вперёд из-под полуприкрытых век.

В душе историка что-то дрогнуло так, что он едва сдержался.

— Вчера, — провозгласил капитан Сон, — представители Совета знати явились к Колтейну. Они притащили сундук с золотыми и серебряными джакатами. Похоже, аристократы устали сами готовить себе еду, штопать одежду… задницы себе подтирать…

В другое время эти слова вызвали бы насторожённые взгляды и тихие шепотки — плевок в лицо и так уже заплёванной жизни. Но теперь бывшие слуги расхохотались. Будто вспомнили, как были детьми. Хотя уже не дети.

Сон подождал, пока стихнет смех.

— Кулак ничего не сказал. Кулак повернулся к ним спиной. Кулак знает, в чём истинная ценность… — Капитан помолчал, изуродованное лицо стало серьёзным. — Приходит время, когда жизнь уже не купишь за монеты, и если за этот порог ступаешь, назад дороги нет. Отныне вы — солдаты. Солдаты Седьмой. Каждый из вас вступит в обычный взвод моей пехоты, будет стоять наравне с другими солдатами — и всем им глубоко плевать, кем вы были прежде. — Он обернулся к сержанту. — Распредели их, сержант.

Дукер молча смотрел, как проходит ритуал. Каждого вызывали по имени, выдавали форму, а затем весь взвод делал шаг вперёд, чтобы принять нового члена. Ничего искусственного, ничего напыщенного. Механический профессионализм всего действа имел собственный вес, и всё проходило в глубокой тишине. Историк видел, что многим новобранцам было уже за сорок, но все были в хорошей форме. Десятилетия тяжкого труда и выбраковка двух битв обеспечили армию упрямыми и стойкими людьми.

Они будут стоять до последнего.

Рядом возник капитан.

— Как слуги, — тихо пробормотал Сон, — они могли бы выжить, их просто перепродали бы в другие благородные семьи. Теперь, с мечами в руках, они умрут. Слышишь молчание, Дукер? Знаешь, что оно значит? Думаю, слишком хорошо знаешь.

Что бы мы ни делали, Худ улыбается.

— Напиши об этом, дед.

Дукер взглянул на капитана и увидел сломленного человека.

У Гэлоровой гряды капрал Лист спрыгнул в ров у насыпи, чтобы укрыться от стрел. Правой ногой он попал на остриё дротика, который прикопали в песке. Железный наконечник прошил подошву сапога и плоть между большим и средним пальцами.

Рана небольшая, казалось бы, мелочь, но колотых ран солдаты боялись больше всего. С ними приходила лихорадка, которая схватывала судорогой суставы, в том числе челюсти, так что рот невозможно было открыть, чтобы накормить или напоить раненого, обречённого на мучительную смерть.

Виканские лошадницы умели обходиться с такими ранениями, но их запасы порошков и трав давно уже истощились, так что оставалось лишь одно средство: прижечь рану — и прижечь как следует. В часы после битвы на Гэлоровой гряде воздух полнился вонью палёного волоса и жутким, сладковатым запашком подгорелого мяса.

Дукер обнаружил Листа, хромающего кругами по лагерю с решительным выражением на тонком, вспотевшем лице. Капрал поднял глаза на подошедшего историка.

— Верхом я тоже могу ехать, сэр, правда, всего по часу зараз. Иначе стопа немеет, и в такие моменты может вернуться инфекция — так мне сказали.

Четыре дня назад историк шагал рядом с волокушей, на которой лежал Лист, и был уверен, что смотрит на умирающего. Измождённая виканка быстро осмотрела капрала во время марша. Дукер увидел, как на её морщинистом лице возникло мрачное выражение, когда старуха потрогала распухшие железы под поросшим редкой щетиной подбородком Листа. Затем она подняла взгляд на историка.

Дукер узнал её, а она — его. Та женщина, что когда-то предложила мне еду.

— Дело плохо, — сказал он.

Старуха помедлила, затем порылась в складках своего кожаного плаща и вытащила какой-то бесформенный комок размером с костяшку пальца — Дукеру показалось, что это просто заплесневелый хлеб.

— Шутка духов наверняка, — проговорила она по-малазански. Затем нагнулась, сжала неперевязанную ногу Листа — рану оставили открытой для сухого, горячего воздуха — и прижала комок к ране, а затем закрепила его кожаным ремешком.

От такой шутки Худ бы нахмурился.

— Тогда готовься снова вернуться в строй, — сказал Дукер.

Лист кивнул и подошёл ближе.

— Я должен вам кое-что сказать, сэр, — тихо проговорил он. — В лихорадке мне открылись видения будущего…

— Иногда такое случается.

— Длань бога вырвалась из тьмы, схватила мою душу и понесла сквозь дни, недели. Историк… — Лист замялся и вытер пот со лба. — Земли к югу от Ватара… мы идём в средоточие древних истин.

Дукер встревоженно нахмурился.

— Древних истин? О чём ты, Лист?

— Что-то ужасное там произошло, сэр. Давным-давно. Земля… она безжизненна…

Это известно только Сормо и высшему командованию.

— А длань того бога, капрал? Ты её рассмотрел?

— Нет, но я её почувствовал. Пальцы длинные, слишком длинные, суставов больше, чем должно быть. Иногда эта хватка возвращается, будто рука призрака, и я дрожу от её ледяного прикосновения.

— Помнишь древнее смертоубийство у реки Секалы? Твои видения похожи на те, капрал?

Лист нахмурился и покачал головой:

— Нет, историк, то, что ждёт нас впереди, — намного старше.

Вокруг поднялся крик: колонна готовилась снова прийти в движение и перестроиться с Имперского тракта на торговую дорогу.

Дукер взглянул на южную равнину.

— Я пойду рядом с твоей волокушей, капрал, — сказал он. — Опишешь мне свои видения во всех деталях.

— Может, это только лихорадочный бред, историк…

— Но сам-то ты так не думаешь… как и я.

Дукер не сводил глаз с равнины. Многосуставная рука. Это не длань бога, капрал, хотя существо такой силы ты вполне мог принять за Взошедшего. Ты был избран, сынок, по непонятной причине избран, чтобы узреть Старшее видение. Из тьмы к тебе протянулась холодная рука яггута.

Фелисин сидела на обтёсанном камне, который вывалился из кладки древних ворот, смотрела в землю, обхватив себя руками, и медленно покачивалась взад-вперёд. Движение успокаивало, будто она была лишь сосудом, наполненным водой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});