История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Несмотря на подобные сложности, под руководством Низам-аль-Мулька империя продолжила расширяться и все больше походила на экспансивную абсолютную монархию, о которой он мечтал, по территориальному размаху и даже по способности подавлять восстания и военные конфликты. Альп-Арслан и Низам-аль-Мульк, вероятно, разделяли взгляды на эту политическую инициативу, но умом юного сына Альп-Арслана, Меликшаха (1072–1092 гг.), Низам-аль-Мульку удалось завладеть с самого начала, и визирь обеспечил правление Меликшаха славой и известной стабильностью. В этот период, хотя Фатимиды еще продолжали властвовать в Египте, сельджуки отобрали у них контроль над святыми городами в Хиджазе и даже расширили свои границы на юг до Йемена. В другом направлении они установили свою власть над карлукскими правителями Караханидами в бассейне Сырдарьи и Амударьи, и Меликшах навязал свои порядки на территории до самого Кашгара — за горами на западной окраине бассейна реки Тарим.

Но чем шире разрасталась империя, тем меньше она могла рассчитывать на войска кочевников. Сельджуки с самого начала использовали тюркских солдат-рабов подобно их предшественникам. К моменту восшествия на престол Меликшаха, несмотря на опасения Низам-аль-Мулька, предупреждавшего его о том, как важно сохранить преданность кочевников, основной опорой империи были подразделения иного происхождения. В силу самой природы монархии старые связи с кочевыми племенами ослабли. Низам-аль-Мульк сам был олицетворением данной тенденции. В отличие от кочевников, не принадлежавших к династии, визирь мог расставлять на ответственные посты в бюрократической системе по всей империи своих многочисленных сыновей и внуков, так что его семья своими личными связями дополняла военный союз семьи Сельджуков. Низам-аль-Мулька и его семью окружала зависть и тюрков, и персов, а молодой монарх все чаще проявлял своенравие, но визирь не выпускал бразды правления до самой смерти (в почтенном возрасте), когда пал от рук убийцы. Инициативу убийства приписывали кому-то из его врагов при дворе, но ответственность взяли на себя исмаилитские повстанцы, протестующие против империи Сельджуков как таковой. Смерть Меликшаха последовала через считанные недели, и империя начала разваливаться.

Улемы и эмиры в интернациональном политическом порядке

Несмотря на то что попытка Низам-аль-Мулька укрепить власть сельджуков старой иранской политической идеей о вселенской абсолютной монархии провалилась, его политика способствовала эволюции двух ключевых социальных классов до той точки, когда они сыграли свою роль в формировании международного порядка Средневековья. Этими классами были знатоки ислама, улемы и военные, особенно полководцы — эмиры; улемы и эмиры вместе образовывали ядро власти в новом обществе с его минимальной зависимостью от формальных политических структур[188].

Вторая цель Низам-аль-Мулька, сопровождавшая его главную задачу по восстановлению абсолютной централизованной монархии, заключалась в создании корпуса преданных администраторов из числа суннитов для его вожделенной централизованной бюрократии. При высоком Халифате чиновники, как и адибы, выражали взгляды двора, что фундаментально отличалось от мировоззрения улемов, даже если адиб был предан суннитам. Довольно часто он был шиитом — открыто отрицал установленные порядки. Взгляды приверженцев сунны и шариата вселяли энтузиазм в жителей некоторых городов и внушали уважение правящим кругам.

Махмуд Газневи принимает просительницу. Средневековая персидская миниатюра

Но среди интеллектуалов эти взгляды не считались обязательными. Улемы получали одну основную специальность помимо прочих: их ученики становились кади, в то время как врачами становились ученики файлясуфов, а администраторами — те, кто умел элегантно формулировать тексты государственных документов. Именем ислама улемы претендовали на первостепенную интеллектуальную значимость, что представлялось трудноосуществимым. Но теперь возник новый инструмент привлечения учеников и подержания дисциплины, который помог им закрепить этот приоритет и заставить власти поддержать их точку зрения.

Сельджукские мазволеи в Харракане близ Казвина, Иран. Современное фото

Уже в X в. в Хорасане улемам-каррамитам с их всеобъемлющей религиозной системой и пропагандистским рвением, а затем и шафиитам надоело проводить занятия в мечетях, и они построили специальные учреждения для особо почитаемых ученых. Это были медресе — школы, — и хотя они (как религиозные учреждения) имели молитвенный зал в центре и таким образом являлись разновидностью мечети, в них предусматривалось место для учителей, учеников и их книг. Часто к ним примыкали кельи для проживания учеников и апартаменты для учителей. В таких медресе можно было преподавать целый ряд наук, в центре которых находилось (но не обязательно ограничивало их) суннитское правовое учение. Медресе, вероятно, сначала строились как способ распространения доктрины определенной группировки или секты — например, шафииты хотели так наладить обучение, чтобы их школа поглотила каррамитов, ханафитов и, возможно, даже исмаилитов (у которых была собственная эффективная система преподавания эзотерической дава). Но благодаря этим школам более высокий статус приобретали все шариатские улемы.

Визирь Низам аль-Мульк (шафиит, сам обучавшийся шариатским дисциплинам, прежде чем пойти на службу) сумел помочь в распространении идеи медресе по всей сельджукской империи; самая важная медресе, основанная им лично (1067 г.), — Низамийя в Багдаде, где преподавали ведущие ученые нового поколения. Школы получали солидные дотации и могли обеспечить важное преимущество своим преподавателям и студентам; Низам-аль-Мульк выплачивал жалованье первым и стипендии вторым. С поддержкой государства выпускники медресе могли быть относительно спокойны: им были обеспечены должности, по крайней мере, в области применения шариата — к примеру, кадиев. Каждая медресе была подогнана под определенный мазхаб (в итоге возникла традиция обучать всем признанным мазхабам суннизма в обычной медресе); но постепенно в более крупных школах стало возможно ввести все виды обучения, которые помогали улемам, обучаемым там, стать хорошими служащими-суннитами для правительственных органов. Большинство служащих в большинстве регионов, по-видимому, обучались прямо на рабочем месте, а выпускники медресе пользовались достаточным уважением, чтобы задавать интеллектуальный тон далеко за рамками подробностей фикха.

Как выяснилось, медресе не воспитывали лидеров великой централизованной бюрократии, но послужили делу мусульманского единства иным образом. По мере распространения медресе по всему исламскому миру их относительно стандартизированная модель обучения позволила воспитывать в суннитских улемах командный дух независимо от текущей политической обстановки. Так медресе стали важным средством укрепления той однородности мусульманского сообщества, которая уходит корнями к древней общине Медины. Во времена Марванидов она поддерживалась как дух солидарности среди малочисленного правящего класса, а в классические времена Аббасидов ее проповедовали улемы в мечетях с их цепочками хадисов, передаваемых от учителя к ученику, из поколения в поколение. Теперь, с потерей политической структуры халифата и центральной роли Багдада, требовалось что-то еще, чтобы противостоять угрозе дезинтеграции. Относительно формальная модель медресе имела целью сохранить единство трактовки наследия Мухаммада и непосредственных соприкосновений с Богом во всех аспектах жизни, где он проявляется.

Новые материально обеспеченные учреждения были сильно заинтересованы в существовавшем общественном порядке, и оппозиционный политический настрой улемов стал сходить на нет. В то же время автономия улемов и всей системы шариата от военачальников — эмиров — получила определенную форму. Роль протестующих против несправедливого правителя обычно играли хадиситы, и остальные сунниты не принимали в этом выраженного участия. Было принято, что кади назначал эмир, если таковой существовал. Но кади должен быть выпускником медресе, признанным улемами; и общее представление об остаточных социальных обязанностях всех мусульман (должным образом сформулированных в фард кифайа) проявлялось в молчаливом неповиновении эмирам. Как бы активно улемы ни сотрудничали с эмирами, очевидно, что разница между мусульманским идеализмом и мусульманской политической ответственностью, предсказанная еще во времена Пророка, сформулированная при Марванидах и подтвержденная при Аббасидах, теперь принималась как данность и проявилась в разделении мусульманских институтов на институты шариата и эмира.