Империум человечества: Омнибус - Джонатан Грин

Мой снаряд ударяет первым…

Я выдыхаю.

…сбивая другой, прежде чем тот успевает убить инквизитора.

Пули сшибаются с кратким треском. Отпрыски Темпестус ломают строй и пытаются обступить Герхарта. Он отмахивается от них и устремляет взор к небесам, сотворяя знамение аквилы.

Я вскакиваю на ноги, сжимая в руке пистолет. Я открываю автоматический огонь по башне. Расстояние слишком велико, чтобы мои снаряды могли пробить толстые стены и убить стрелка. Я продолжаю стрелять. Этого достаточно, чтобы вызвать панику. Каменные осколки и смятые остатки пуль врываются во внутреннее пространство башни, вынуждая несостоявшегося ассасина сменить позицию. Я опустошаю магазин, наблюдая, как удаляется единственная тепловая сигнатура.

Проходит семнадцать часов, прежде чем я завершаю свою миссию.

Страху, как и всем болезням, нужно дать время укрепиться и распространиться. Еретик из Ораторской Башни рассказал всем, кто захотел слушать, о том, что Император сотворил с его пулей. За одну-единственную ночь население Дрекса притихло. Гневные протесты стали казаться далеким воспоминанием, когда мануфакторумы вернулись к работе и десятины военного снаряжения потекли вновь. Дрекс стал тише воды, ниже травы. Стал напуганным. Покорным.

Я следовал за разговорами о сломленном человеке, чьи глаза были темными чернилами смерти, а кожа пульсировала нездоровой энергией. Несостоявшемуся ассасину было некуда бежать: ныне лояльное население его избегало, он стал изгоем для остальных членов своего еретического братства. Они сами наложили на себя руки, в надежде, что Император простит им их грехи и защитит души от пастей демонов, что ожидают их по ту сторону.

Уголки моего рта растягиваются в редкой улыбке. Император не предложит им такого искупления. Не успею я пройти по обшитым листовым металлом улицам мануфакторумного района, как их души начнут корчиться в вечных муках.

«Коготь Змея» — ветхая деревянная хижина, стянутая остатками снастей — типичный представитель многочисленных отхожих ям, ютящихся вокруг военной гавани. Низкие табуреты кучкуются вокруг отдельно стоящих бочек. Импровизированные столы перекликаются с изможденными лицами одиннадцати завсегдатаев, чьи глаза старательно избегают меня. Я чувствую, как напрягаются гнилые бревна пола, когда вхожу внутрь с заливаемой дождем улицы. Тощий человек в багровых одеждах жречества спешно проходит мимо меня. Я делаю себе мысленную пометку насчет штрих-кода, вытисненного на плоти его шеи. Коренастый мужчина за барной стойкой исчезает в задней комнате. Пока я иду к стоящему в углу столу и сажусь за него, к моим сапогам прилипает устилающая пол деревянная стружка.

Я достаю из куртки пистолет и кладу его на стол. Десятеро из присутствующих сразу же вылетают за дверь, их уход нельзя назвать ни тактичным, ни изящным. Никому из них не суждено увидеть рассвет. Было время, когда я мог бы пожалеть этих людей. Их проступки не были преднамеренными, но грех, совершенный по неведению, все равно остается грехом, и невиновность ничего не доказывает. Их расхлябанность позволила Архиврагу безраздельно находиться среди них. Император же требовал от своих детей большего. Он требовал бдительности.

Человек, что сидел напротив меня, даже не оторвался от своей выпивки.

— Твое имя, — говорю я.

— Я знал, что кто-то придет за мной, — произносит он.

— Твое имя.

— Мое имя? — Он поднимает глаза, через гнилые пеньки зубов вырывается шипение.

— Каково твое имя?

— Сгинь и умри. — Он собирается встать.

Я двигаюсь быстрее, ловлю его руку, чтобы удержать на месте, а затем бью ладонью по горлу. Поперхнувшись, он пытается не упасть со стула.

— Скажи мне свое имя, и я дарую тебе милость Императора. Не скажешь… — я прервался, чтобы вытащить из складок пальто клинок, и положил его на стол рядом с пистолетом, — и мы проведем много времени вместе.

— Какое это имеет значение? Сам Император сбил мою пулю с неба. Между ним и темными богами, которых я подвел, моя душа не избежит наказания.

Я улыбнулся ему, хладнокровный жест, приправленный насмешливой жалостью.

— У Императора есть много псов. Ему нет нужды лаять самому.

— Ты… — Его челюсть раскрывается и отвисает.

Я закатываю левый рукав куртки. Его глаза переключаются на мое открытое предплечье. Большая часть плоти скрыта под темными строками изящной вязи. Каждая татуировка — имя того, чью жизнь я забрал. Однако они нечто большее, чем просто гобелен моей жизни убийцы. Они — обереги, броня против взора смерти. Пожалуй, глупо полагать, будто линии чернил могут обмануть норнов, но я, скрытый именами мёртвых, избежал утягивающей силы забвения. По крайней мере, сегодня.

— Имя, — говорю я, мой голос становится тверже, когда я указываю на участок, где все ещё виден белый цвет кожи.

— Мое имя… — Он сжимает зубы, тщетно пытаясь остановить слезы. — Ст'вен. Мое имя — Ст'вен Тайлр.

Не успела вся кровь Ст'вена покинуть его труп, как я уже вышел обратно в дождь. Те, кто позволил этому произойти, по-прежнему были где-то там, и не дано жить никому из тех, кто отрицает божественную волю Императора.

К.С. Гото

Виндикар

Камень царапнул по бедру, оставив длинный порез на синтекоже, обтянувшей тело подобно пленке. Под облегающим комбинезоном из ранки выступила кровь, но девушка не обратила на это внимания. Налетел легкий, холодный ветерок, заиграв с покрывавшими ее одежду капельками предутренней росы, и по крепкой, мускулистой девичьей фигурке покатились бесшумные ручейки. Она чуть сместила точку опоры, чтобы дать передохнуть затекшей ноге, и прижалась спиной к сырой каменной поверхности. Это движение заставило сорваться небольшой камушек, устремившийся вниз, к земле, и оставивший за собой едва заметный след пыли, засверкавшей в рассветных лучах. Нийя затаила дыхание, мысленно проклиная саму себя: оплошность, недостойная даже новичка. Но вокруг не было никого, кто заметил бы ее промах, и девушка перевела дух, сбрасывая овладевшее ею напряжение.

Встающее над горизонтом солнце принесло с собой долгожданное тепло, в котором очень нуждались ее мышцы. Оно согрело тело и сделало вынужденное одиночество куда более терпимым. Энергия солнца активировала химические процессы в ткани облегающего комбинезона, позволяя одеянию размять закоченевшие конечности, вернуть подвижность суставам и обеспечить тело питательными веществами. Не ведающему сна убийце утро приносило долгожданный, освежающий отдых. Сохраняя почти полную неподвижность, Нийя торчала в этой расселине уже целых шесть дней, с той самой минуты, как подразделения Имперской Гвардии отправились сражаться с врагом. Она ждала.

Бахжахаин, эльдарская армия Режущего Ветра, Буря Мечей, обрушилась на Орфеанскую Тройню семью днями ранее, стремительной волной прокатилась по всей планете и загнала последних уцелевших имперских граждан в Праведный IV — гигантский город-улей, уходивший глубоко в недра планеты и в то же время пронзавший своими шпилями облака. Воздвигнут он был в длинном, глубоком ущелье, отвесные стены которого обеспечивали ему природную защиту сразу с трех направлений. С юга к городу вела лощина, усеянная гигантскими монолитами, оставшимися стоять подобно сталагмитам после того, как пронесшиеся по поверхности Орфеанской Тройни свирепые ветры проложили этот канал.

Некоторые из этих огромных камней руками скульпторов были превращены в памятники великим воинам, принесшим свет Императора на эту планету. Монумент, посвященный самому Орфеану, изображал героя устремленным вперед, с эффектно вознесенным к небу тяжелым двуручным мечом. По преданию, первопроходец и полководец взял это оружие из мертвых рук эльдарского воина — одного из тех немногочисленных ксеносов, которых пришлось уничтожить, чтобы очистить планету и ввести ее в состав великого Империума Человечества. Пьедестал статуи украшали слова отважного отца-основателя: «Никогда более мы не потерпим осквернения Орфеанской Тройни ксеносами».

Местные легенды гласили, что Орфеан сошелся в бою один на один с последним эльдаром этого мира, отвечая ударом на удар, прежде чем вонзить свой клинок в шею чужака и перерубить тому позвоночник. Когда существо упало на снег, оно успело прохрипеть почти неразборчиво: «Я не последний». Орфеан же только посмеялся над самоуверенной угрозой эльдара и лишил его головы… а заодно и меча.

Теперь же выходило так, что ксенос не слишком-то и ошибался. Он и в самом деле оказался не последним. Прошло уже много веков, но эльдары в конце концов возвратились на Орфеанскую Тройню, и на сей раз куда более многочисленными силами. Армия Режущего Ветра с искусственного мира Биэль-тан обрушилась на поверхность планеты пылающим, сметающим все на своем пути вихрем, легко подавив то жалкое сопротивление, которое пытались оказать мирные поселяне, а затем устремилась к столице. И вот теперь, по прошествии уже шести дней войны, воины Режущего Ветра подобно приливной волне катились по длинному ущелью, сметая наспех возведенные у ее входа укрепления Имперской Гвардии и уже готовясь обрушиться на стены Праведного IV. Когда-то Орфеан посмеялся над нахальством и самоуверенностью эльдар, теперь же они потешались над слабостью и глупостью мон'ки. А вот Нийя никогда не смеялась.