Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

конец бендеровской линии во втором романе отмечены «полководческо-плутовскими» мотивами [ЗТ 2//2 и 30; ЗТ 35//20] и наполеоновскими реминисценциями из «Войны и мира» [ЗТ 2//27; ЗТ32//8].

3 [к 1//32]. Связь Паниковского с нечистыми силами может быть прослежена по ряду линий. Помимо хтонических, новейший комментатор находит у него черты вампирические. Паниковский бежит, «согнувшись… с белым гусем под мышкой» [ЗТ 3]; он идет по аллее, «склонясь немного набок», а затем бежит, «кренясь набок сильнее прежнего» [ЗТ 1]. «Фигура, быстро движущаяся, согнувшись, с чем-то тяжелым под мышкой, — это вампир Носферату из фильма режиссера Мурнау, всюду таскающий с собой гроб, наполненный землей… Даже когда вампир появляется без гроба, он движется пробежками, подобно обезьяне, характерно наклоненный набок… Зуб — именно зуб, а не зубы — тоже одна из примет вампира» [Вентцель, Комм, к Комм., 192–194]. Свойственная вампирам быстрота передвижения отмечается в связи с Паниковским не раз. В ЗТ 1, выброшенный из горисполкома, он «быстро поднялся и, кренясь набок сильнее прежнего, побежал… с невероятной быстротой». В ЗТ 3, спасаясь от толпы, он «бежит во всю прыть». В ЗТ 25, ударенный крестьянским поленом по спине, «нарушитель конвенции свалился на землю, но сейчас же вскочил и помчался с неестественной быстротой». Блестящую параллель нашел А. Д. Вентцель: Бедный Марко колом замахнулся, / Но мертвец завизжал и проворно / Из могилы в лес бежать пустился. / Он бежал быстрее, чем лошадь, / Стременами острыми язвима… [Пушкин, Песни западных славян, 194].

Приложение

М. Коварский

Пешеход

…И когда вся скудная обстановка была уже распродана, когда жакт принял сторону домохозяйки, когда в кармане у Лимонадова осталось только сорок семь копеек, он надел на спину мешок, взял в руки огромную дубину и купил на вокзале билет до ближайшего городка.

Приехав в городок, он направился прямо в у исполком, где обратился к одному из товарищей:

— Скажите, на каком градусе широты и долготы я нахожусь?

Исполкомовец вытаращил удивленные глаза.

— В чем дело, товарищ? Кто вы такой?

— Я пешеход-турист! Моя задача обойти весь Союз, чтобы воочию убедиться во всех достижениях. Интересуюсь этнографией. Нет ли у вас каких-нибудь этнографических диковин?

— Есть! Чем мы хуже других? — ответил туземец, пожелавший поразить туриста. — Вон напротив, где коза стоит, дворец культуры, а налево будет столовая. Опять же ветеринарный врач у нас герой труда и много прочей этнографии.

Лимонадов записал все это и продолжал:

— А любопытно было бы узнать, как у вас поставлено народное питание? За все время своего путешествия я видел всего одну образцовую столовую. Это было на Памире…

— Зря вперед хулите! — обиделся туземец. — Пойдемте в наш нарпит. Накормим, что надо.

В столовке пешеход привлек всеобщее внимание. Но исполкомовец, втайне гордившийся тем, что он первый обнаружил Лимонадова, отгонял назойливых соседей.

— Приходите во дворец культуры! Там товарищ пешеход поделится своими впечатлениями.

И все последовали за Лимонадовым во дворец.

— Разуйтесь, товарищ пешеход! — заинтересовался кто-то из уголка безбожника. — Небось от ходьбы мозолищи в кулак вскочили.

— А, извиняюсь, какая температура в тайге, и есть ли там кенгуру? — спросил счетовод Зыбин.

— Может быть, в буфет пройдете? — предложил заведующий дворцом.

Лимонадов, окруженный толпой, направился к буфетной стойке, где буфетчица налила ему стакан вкусного кофе и, смущаясь, попросила:

— Напишите мне ваше факсимиле. У меня такой альбом имеется. Можно?

Лимонадов с шиком расписался:

«Пересекая этот кантон, я в восторге от местных бытовых условий. Пешеход по СССР Лимонадов».

— Товарищ пешеход! — обратился к Лимонадову уисполкомовец. — А не прочтете ли вы нам лекцию о вашем путешествии?

Лимонадов согласился и вечером предстал перед огромной аудиторией, которая жадно ловила каждое слово пешехода. О чем только он не говорил!

Он говорил о крымских толчках и о нежинских огурцах, о том, как гостеприимны абхазцы, подарившие ему в дорогу три четверти вина, и о том, как алданские старатели делились с ним последним куском хлеба. Ах, как чутко относится население к отважным пешеходам!

А закончил он свою речь так:

— Не только своей собственной рукой, но и собственной ногой можно расширить свой кругозор!

После этого раздались аплодисменты, и заведующий дворцом сказал:

— Если где-то в медвежьих уголках население так горячо приняло нашего гостя, то неужели же мы, находящиеся в пятидесяти верстах от культурной столицы, не покажем своего одобрения?

И снова все приветствовали Лимонадова.

А рано утром Лимонадов с полным мешком на спине и распухшими от серебра карманами сел в поезд, который быстро довез его до следующей станции, где все повторилось со вчерашними подробностями.

И вряд ли думал Лимонадов о том, что буфетчица из дворца культуры всю ночь рассматривала его автограф и что ей чудились глухая ночь, тайга, северное сияние и безумно смелый пешеход, убивающий голой рукой королевского тигра… [См 22.1928].

2. Тридцать сыновей лейтенанта Шмидта

2//1

По главной улице на раздвинутых крестьянских ходах везли длинную синюю рельсу. Такой звон и пенье стояли на главной улице, будто возчик… вез не рельсу, а оглушительную музыкальную ноту. — Провоз рельс — старая уличная сценка, часто и почти одинаково описываемая в литературе. «Лязг железных полос, везомых в телеге по дурной мостовой» [Тургенев, Степной король Лир]. «Било в самую душу, когда страшные ломовики везли по булыжной мостовой адски грохочущие рельсы» [о Петербурге 1880-х гг.; Добужинский, Воспоминания, 31]. В начале XX в. они же «ехали медленно и грузно, ударяя по лбатым камням мостовой — и длинные полосы железа, свисая сзади, почти касаясь мостовой, дребезжали неистово. Внезапно всю улицу наполнял этот лязгающий стук железных полос, немилосердный и громыхающий… Иногда длинные полосы просто свисали сзади телеги, подпрыгивая по мостовой…» [Горный, Санкт-Петербург (Видения), 2000, 75]. «Сотрясая мостовую, с звенящим грохотом везлись на дрогах куда-то железные рельсы» [Романов, Товарищ Кисляков, гл. 1]. Такой элемент городской сценки, как длинные предметы, провозимые по узким улицам, встречается уже в римской сатире: Целую ель везут на телеге, сосну на повозке: /Длинных деревьев концы, качаясь, бьют по народу [Ювенал, сат. III.255–256] — и у Г. Флобера: «Проехала телега, груженая длинными полосами железа, сотрясая стены домов оглушительным звоном» [Мадам Бовари, Ш.6].

2//12

…Пионерские барабаны, которые своей молодцеватой раскраской наводили на мысль о том, что пуля — дура, а штык — молодец… — Пионеры, шагающие по городу с барабанами, — повсеместная картинка жизни 20-х гг. «Через дорогу под барабан важно проходил отряд пионеров» [Катаев, Растратчики, гл 12]. «Пуля дура…» — изречение А. В. Суворова из его «Науки побеждать»: «Стреляй редко, да метко, штыком коли крепко; пуля обмишулится, штык не обмишулится; пуля дура, а