Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [только текст] - Татьяна Рожнова

Он и еще два других близких друга Ферзена, переодетые кучерами, ждали на тройке графиню и умчали ее в заранее приготовленную церковь и послужили шаферами и подписались свидетелями»{858}.

|

История эта наделала много шума и бурно обсуждалась в свете. Отголоски ее остались на страницах дневника дочери президента Академии художеств, Анны Алексеевны Олениной[181], светской подруги Ольги Строгановой:

«22 августа (1829 г.)

Ольга Строганова закончила свою карьеру. Побег ее с графом Ферзеном, в своем роде отъявленным шалопаем, иначе как необдуманным поступком не назовешь, после тайной переписки, свиданий, она приняла его предложение и сбежала 1 июля.

Решимость осуществить такой шаг у нее созревала постепенно. Каждый раз, когда в обществе своих сестер[182] совершала верховые прогулки, она пускала лошадь в галоп, бросая на землю записку, которую и поднимал ее господин. Наконец, дата отъезда в деревню Городня была определена. Ольга передала ему коротенькую записку, не нуждающуюся в комментариях: „Женитьба или смерть“.

Вскоре после этого все для бегства в деревню было подготовлено. В назначенный вечер она притворяется нездоровой — вид у нее болезненный, возбужденный, ее просьбу уйти в свою комнату удовлетворяют; она же выходит тайно в сад, где ее ожидает один из сообщников, Бреверн[183], они отправляются к Черной Речке и садятся на паром. После переправы Бреверн торопливо усаживает Ольгу в карету, там ее поджидал Ферзен. Карета доставляет их в Тайцы[184], их свидетели Соломирский-старший[185] и Ланской вели там переговоры с местным священником. Тот соглашался обвенчать беглецов на таком условии: пять тысяч ему будет заплачено тут же и, кроме того, будет гарантирована тысяча рублей ежегодно.

Только в 5 часов утра молодых обвенчали, после этого они возвратились в Тайцы, там Ольгу встретила модистка, чтобы обслужить ее.

А в это время в доме Строгановых обнаруживается исчезновение Ольги; горничная утром зашла в ее комнату и сообщила графине об отсутствии Ольги. Бедная мать! Что она перенесла, когда обнаружился побег дочери. Правда, затем мать простила Ольгу[186], но это уже было вечером, после того, как приехала к ним чета Ферзенов. Вот такими уловками Ольга заполучила себе мужа. Ай да баба!

Когда о „побеге“ доложили Императору, он распорядился наказать виновных. Беглецы надеялись на его прощение. Однако Ферзен был отправлен в гарнизон, свидетели за подпись ложных документов были переведены из гвардии в армию. Ольга последовала за своим мужем…[187]»{859}.

|

«Пособников… хотели разжаловать в солдаты, но памятный еще отзыв Де-Преродовича о братьях Ланских смягчил гнев государя и Александр Петрович был только переведен И августа 1829 года тем же чином в Мариупольский гусарский полк. Находясь на бессменных ординарцах при главнокомандующем графе Дибиче… нужно было доставить турецкому Паше́, командовавшему отдельной частью, важную бумагу, содержание которой было весьма неприятно для турецкого самолюбия.

В то время международное право плохо уважалось, и курьер мог поплатиться головой за исполнение поручения. Вызвали охотников. Опальный кавалергард захотел сразу заставить новых товарищей уважать себя и взялся доставить послание.

Ланские обладали имением под Феодосией и подолгу проживали там. Они в детстве учились татарскому языку, в том числе и Ланской.

Он небеспрепятственно добрался до крепости и передал бумагу, которую Паша́ тут же велел громко и прочесть, не стесняясь присутствия курьера. Он на турецком языке стал ее обсуждать со своими приближенными. По окончании совещания Паша́ обратился к Ланскому, спрашивая, ведомо ли ему содержание бумаги. Он ответил, что лишь отчасти. Тогда кто-то из присутствующих надоумил Пашу́ спросить, знает ли русский по-турецки и мог ли понять то, что было говорено в его присутствии.

Сердце Ланского дрогнуло, но и в эту минуту, когда жизнь его висела на волоске, он не был способен солгать. Прямо взглянув на Пашу́, он чистосердечно сознался, что говорит немного по-татарски и что сходство речи дало смутное понятие о происходивших переговорах.

Наступило зловещее молчание.

Ланской мысленно уже готовился к смерти, когда, раздумав, Паша́ благосклонно махнул ему рукой и вслед за тем разрешил ему вернуться домой.

Он просто не верил счастливой звезде, выручившей его из опасности, и всю жизнь терялся в догадках относительно проявленного над ним великодушия.

Вернее всего, что на этих опытных оценщиков храбрости неотразимо подействовала отвага русского офицера»{860}.

Участие в боевых действиях на Балканах, смелость и безупречное исполнение своего долга «способствовали переводу его 21.IV.1830 г. по Высочайшему повелению снова в Кавалергардский полк <…> участвовал с этим полком в Польской войне. В 1833 году произведен в полковники, но все пережитое пагубно отозвалось на его здоровье. В 1834 году уволен за болезнью в отставку, с мундиром»{861}.

В декабре того же 1834 года А. П. Ланской женился на Наталье Федоровне Петрово-Соловово, дочери полковника Федора Николаевича Петрово-Соловово (1763–1826) и Анны Григорьевны, урожденной княжны Щербатовой (1785–1821). Вместе с остальными своими братьями и сестрами[188] Наталья Федоровна с юных лет испытала всю горечь сиротства: ее мать в свои 36 лет трагически погибла опрокинувшимся экипажем и лошадьми на Каменоост-ровском мосту в сентябре 1821 года. «На этом мосту оставила жизнь свою и обломки головы своей Соловая», — писал П. А. Вяземский жене. Через 5 лет умер и отец. Дети были отданы на воспитание в дом родной сестры матери — тетки Скарятиной[189]. Сама же Наталья Федоровна тоже прожила недолго и умерла молодой, оставив трех малолетних детей на руках мужа: дочь Софью и сыновей Павла и Петра, названных именами братьев их отца.

Александр Петрович Ланской поселился в своем крымском имении, где «в Феодосийском уезде Таврической губернии нераздельно с братьями имел 32 души, а так же в Новгородском уезде 220 душ и каменный дом в Петербурге».

* * *

Вернувшись в столицу после летнего пребывания в Стрельне, Наталья Николаевна входила в дом командира лейб-гвардии Конного полка, казенная квартира которого находилась в Конногвардейском переулке, неподалеку от Конногвардейского манежа, что рядом с Исаакиевским собором. Входила вместе со своими четырьмя детьми, их бессменной гувернанткой Констанцией, другими «домашними» и своей одинокой сестрой Александриной. Несмотря на то что Наталья Николаевна уже имела горький опыт, когда сестры Гончаровы жили в ее семье с Пушкиным, все же после свадьбы с Ланским она снова взяла к себе жить незамужнюю «Азю». Она не оставила ее, как и та, в свою очередь, не оставляла Наталью Николаевну в ее горе во все годы вдовства.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});