Идея истории - Робин Коллингвуд

Для археологов этот принцип означает, что все обнаруженные ими предметы должны интерпретироваться с точки зрения их функций. Раскопав какой-нибудь объект, вы должны спросить себя: «Для чего он был предназначен?» А отсюда вытекает другой вопрос: «Хорошо ли он выполнил свою задачу?», т. е. успешно ли он служил той цели, ради которой был создан? Эти вопросы являются историческими вопросами, и отвечать на них надо не гипотетическими построениями, а исходя из исторических данных свидетельств. Всякий, кто дает на них ответ, должен уметь доказать, что его ответ основан на исторических данных.

Все это банальность из банальностей. Но последовательное внедрение ее в практику исторического исследования приводит к интересным результатам. Например, многие археологи, изучавшие Римскую стену{39} между Тэном и Солвеем, никогда, как я выяснил, не ставили серьезно вопроса о ее назначении. В общем вы смогли бы, конечно, назвать ее пограничным оборонительным сооружением, призванным воспрепятствовать проникновению племен с севера. Но такой ответ был бы столь же неудовлетворителен для историка, как для инженера ответ, что двигатель судна служит для того, чтобы приводить его в движение. Как выполняла эта стена роль защитного сооружения? Была ли она в этом смысле похожа на городскую стену, с которой защитники города отбивают атаки осаждающих? Целый ряд ее бросающихся в глаза конструктивных особенностей совершенно исключает, что римские легионеры могли ее использовать таким образом. Этого, по-видимому, никто не заметил раньше, но, когда я указал на это в 1921 г.[138*], все, кто интересовался этим вопросом, согласились со мной. И мое предложение считать стену «возвышенным местом несения дозорной службы» было всеми принято.

Вопрос, на который дан ответ, рождает другой вопрос. Если стена была лишь местом для несения дозорной службы, местом, поднятым над уровнем грунта и имеющим парапеты, без сомнений, для защиты дозоров от прицельного огня лучников, то ту же самую патрульную службу должны были нести и вдоль побережья Кумберленда, за Баунессом-на-Солвее. Необходимо было следить и за судами, двигавшимися в эстуарии реки, ибо воины, предпринимавшие набеги, очень легко могли проплыть мимо стены и высадиться где-нибудь в незащищенной точке побережья между Баунессом и Сент-Би-Хэдом. Но здесь не было надобности размещать дозор на определенной высоте, так как нечего было опасаться прицельного огня. Тут поэтому должна была располагаться цепь сторожевых башен, не соединенных стеной, но во всех других отношениях напоминающих башни, построенные в стене. Эта цепь должна была простираться вдоль побережья. Возникал вопрос, существовали ли такие башни? Изучение старых археологических публикаций показало, что башни именно такого типа в свое время были найдены археологами. Но об их существовании забыли, как часто случается с предметами, назначение которых неясно. Поиск на местности в 1928 г. выявил ряд мест, где, с нашей точки зрения, будущие раскопки откроют следы существования и других башен подобного рода[139*].

Иногда стремление работать, следуя упомянутому принципу, создавало для меня трудности. Я полагал, что понял стратегическое назначение римской стены между Тэном и Солвеем. Дополненная цепью дозорных сигнальных постов на Кумберлендском побережье, она представляла собою труднообходимую преграду. И если наряду с дозорной службой, следившей за концентрацией вражеских сил за пределами стены в фортах, примыкающих к ней, существовали небольшие ударные силы, всегда готовые выступить, то весь этот комплекс являлся весьма эффективной линией пограничной защиты. Но когда я задал моим шотландским коллегам — да и себе самому — тот же самый вопрос о стене между Форсом и Клайдом, я не нашел ответа. Сэр Джордж Макдональд, признанный глава шотландских археологов, опубликовал великолепное второе издание «Римской стены в Шотландии» в 1934 г. Но он ни прямо, ни косвенно не ставит там такого вопроса. В оксфордской «Истории Англии» я попытался по крайней мере задать его и указать некоторые пути его решения. Я даже рискнул предложить свое собственное объяснение. Но его не очень хорошо приняли мои друзья в Шотландии. Были ли они правы, отвергая его, не знаю. Но я знаю, что был прав, задавая этот вопрос, и что на него нужно дать ответ.

Упомянутый принцип приложим не только к археологии, но и к истории любого вида. Где используются письменные источники, там из него следует, что любое действие, приписываемое ими историческому персонажу, следует рассматривать точно таким же образом. Нам говорят, Юлий Цезарь предпринимал походы в Британию два года подряд{40}. Зачем он это делал? Этот вопрос едва ли когда-нибудь поднимался историками. И я не могу припомнить ни одного историка, который бы попытался ответить на него научно, т. е. с помощью имеющихся исторических данных. Конечно, у нас нет иных свидетельств этого события, помимо тех, которые содержатся в собственном повествовании Юлия Цезаря{41}. Там он нигде не говорит, чего он хотел добиться, вторгаясь в Британию. Но самый факт его молчания и есть наше главное свидетельство его намерений. Чего бы он ни добивался, очевидно одно: Цезарь решил скрыть свои замысли от читателей. И в свете наших общих представлений о «Записках» наиболее вероятным объяснением такого умолчания является то, что Цезарю, какие бы задачи он перед собою ни ставил, не удалось осуществить своих планов. Я сопоставляю далее его экспедиционные силы с армией, посланной Клавдием почти столетие спустя{42}, и это сравнение все объясняет. Цезарь, вероятно, предпринял экспедицию не просто с карательными целями или для демонстрации военной мощи, как в своем германском походе 55 г., а попытался полностью завоевать страну. Моя точка зрения может быть ошибочной, но будущие историки должны считаться с поднятым мною вопросом и либо согласятся со мной, либо найдут более правильный ответ.

Люди, не понимающие характера исторического мышления, но являющиеся рьяными приверженцами истории ножниц и клея, скажут: «Бесполезно поднимать этот вопрос. Вашим единственным источником информации является Цезарь, а Цезарь ничего не говорит о своих планах. Поэтому Вы никогда о них ничего не узнаете». Это тот сорт людей, которые, увидев вас в воскресенье идущим с удочкой, червями и раскладным стульчиком по направлению к реке, обязательно спросят: «Собрались поудить?» Я полагаю, что если бы они были присяжными заседателями на процессе, в котором кого-нибудь обвиняли в предумышленном убийстве, потому что он положил мышьяк в чай своей жене в понедельник, цианистый калий в ее кофе во вторник, разбил ее очки выстрелом из револьвера в среду и оторвал кончик ее уха другим выстрелом в четверг, но тем не менее объявил себя невиновным, то они стали бы требовать его оправдания. И основанием для них было бы отсутствие у нас данных, подтверждающих его вину, поскольку он не признал ее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});