Идея истории - Робин Коллингвуд

Если исторические исследования должны были пройти стадию бэконовской революции — революции, превращающей слепые и случайные исследования в целенаправленный научный поиск, при котором задают определенные вопросы и добиваются не менее определенных ответов, то прежде всего необходимо было выступить с проповедью в защиту этой революции среди самих историков. Когда я начал изучать римскую Британию, эта революция уже привела к известным успехам, но пока еще не очень большим. Хаверфилд и его коллеги по Комитету по организации раскопок в Кумберленде в 90-х годах прошлого века по своим методам были вполне сознательными и законченными бэконианцами. Они никогда не начинали копать траншею, если точно не знали заранее, что они ищут. Они знали также, что эта информация совершенно необходима для дальнейших исследований и что получат они ее, работая именно в этой траншее. Вот почему они могли решать весьма сложные и запутанные проблемы с минимальными расходами — не более, а часто даже менее 30—40 фунтов в год.

Их последователи на севере восприняли их традиции и продолжали применять их принципы. Но на юге, когда я стал посещать тамошнее Общество археологов, я столкнулся с совсем иным положением. Раскопки все еще велись методами, сформулированными генералом Питт-Риверсом{38} в последней четверти девятнадцатого столетия. Питт-Риверс был великим археологом и превосходно владел техникой раскопок. Но что касается постановки проблем, разрешить которые были призваны его раскопки, он все еще оставался, хотя и не всегда, на добэконовской стадии развития археологии. Он копал для того, чтобы посмотреть, что можно найти, и не руководствовался знаменитым советом лорда Актона: «Исследуйте проблемы, а не периоды».

Для его преемников, как я увидел, археология тоже означала исследование не проблем, а мест. Идея раскопок сводилась к следующему: необходимо выбрать место и последовательно, слой за слоем вскрывать его, расходуя тысячи фунтов, до тех пор пока оно не будет раскопано полностью. Затем следует перейти к другому месту. В результате, хотя музеи и были завалены находками, проливающими свет на историю данной местности, было найдено, как это теперь совершенно ясно, на удивление мало. Так Общество раскапывало Сильчестер 20 лет подряд. И хотя еще задолго до конца этого срока принципы стратиграфического проведения раскопочных работ стали известны всем, даже широкой публике, а датирование пластов в римских поселениях по монетам и керамике производилось по строго установленным правилам, сильчестерские раскопки не смогли определить ни даты основания города, ни его конца, ни даты возведения стен, возникновения общего плана города, ни даты строительства хотя бы одного частного или общественного здания. Они не смогли даже определить хронологию тех изменений, которые вносились в частные или общественные здания. Сам анализ сооружений и выделение нескольких периодов в истории римских бань и поныне остается образцовым, если не пренебречь тем обстоятельством, что ни один из этих периодов хронологически строго не определен. Поэтому такой анализ бесполезен для историка. Последовательные фазы заселения того или иного здания, которые сейчас могут быть датированы вплоть до четвертого или даже третьего века, приписывались на основании произвольных предположений «бродяжничеству пастухов» темных веков.

С тех пор положение изменилось. Я не хочу сказать, что оно изменилось благодаря моим усилиям. Но все же вот уже почти 20 лет я внушаю моим коллегам-археологам: никогда не начинайте раскопки старого поселения, которые обойдутся в пять тысяч фунтов, или даже вскрытие траншеи, которое будет стоить пять шиллингов, если вы не уверены, что можете вполне удовлетворительно ответить на вопрос: «Какова цель этой работы?» Поначалу наши ученые мужи всячески смеялись над этой идеей, хотя один или два человека, в душе авантюристы, такие, как М. Уилер, приветствовали ее сразу же. Но постепенно насмешки и возражения смолкли. А в 1930 г. конгресс археологических обществ от имени своего Комитета по исследованиям составил доклад, охватывающий все разделы полевых археологических работ в Великобритании. В докладе, адресованном археологам всей страны, давался перечень проблем для каждого периода, на которых, по мнению экспертов, собравшихся в комитете, стоило сконцентрировать внимание. Принцип «логики вопроса и ответа» был официально принят британской археологией. В то время возник и Лондонский институт археологии. Мне хочется надеяться, что если я расскажу студентам, как воспринят был этот принцип, когда я начал излагать его в Берлингтон Хаузе в 20-х годах, то они сочтут меня не только старым занудой, но и старым лжецом впридачу.

Меня поэтому больше не тревожит будущее этого принципа. Когда принцип твердо укореняется в головах ученых, публика следует их примеру. А когда это произойдет с публикой, можно надеяться, что со временем она заставит и правительственных чиновников, ответственных за сохранение наших памятников старины, рассматривать их не как объекты сентиментального паломничества, а в качестве потенциальных источников исторического знания.

Но мы не должны позволять нашим мечтам уносить нас слишком далеко. Мы не в девятнадцатом веке, когда общественное мнение могло влиять на деятельность правительства через парламент. Каждый человек, занятый научной работой, знает, что одним из важных предписаний научной нравственности является обязанность публиковать результаты научных исследований. Если же речь идет об археологических раскопках, то эта обязанность представляется особенно настоятельной, так как место, однажды тщательно раскопанное, уже не даст ничего будущему археологу. Все археологи знают это, и все, за исключением официальных археологов британского правительства, ведут себя соответственным образом. Но археологи британского правительства, постоянно за счет налогоплательщиков производя раскопки по всей стране, не публикуют вообще никаких отчетов. Они знают, что совершают тяжелое преступление против своей собственной науки. Но когда другие археологи говорят им об этом, у них находится готовое оправдание: казначейство не даст им денег на публикации.

Второй принцип моей философии истории гласит: так как история в собственном смысле слова является историей мысли, то в ней нет простых «событий»: то, что ошибочно называется «событием», на самом деле является действием и выражает определенную мысль (намерение, цель) субъекта, его производящего; дело историка поэтому — познать эту мысль[137].

Для археологов этот принцип означает, что все обнаруженные ими предметы должны интерпретироваться с точки зрения их функций. Раскопав какой-нибудь объект, вы должны спросить себя: «Для чего он был предназначен?» А отсюда вытекает другой вопрос: «Хорошо ли он выполнил свою задачу?», т. е. успешно ли он служил той цели, ради которой был создан? Эти вопросы являются историческими вопросами, и отвечать на них надо не гипотетическими построениями, а исходя из исторических данных свидетельств. Всякий, кто дает на них ответ, должен уметь доказать, что его ответ основан на исторических данных.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});